Принцесса Ватикана. Роман о Лукреции Борджиа - Кристофер Гортнер

«Родриго…»

Я впервые слышала, чтобы она называла моего отца по имени, да еще с таким выражением, которое показалось мне богохульным. Прежде он был для нее только кардиналом Борджиа, нашим великодушным благодетелем. Вернулось подозрение, которое возникло у меня, когда я увидела ее на лестнице.

– Ты хочешь сказать, – мой тон стал резче, – что тебе обо всем этом сообщил папочка? Рассказал о своих планах?

– Не совсем. Но даже если конклав сидит взаперти, слуги все равно должны туда заходить. Выносить горшки и доставлять послания. А слуг, как и кардиналов, можно подкупить.

Я замолчала. Несколькими словами она дала мне понять, как мало я понимаю в жизни.

– И?.. – наконец спросила я.

Джулия напряглась, заговорила быстрее, описывая события, о которых она по всем законам ничего не должна была знать. Она говорила так, будто сидела запертая в Сикстинской капелле с моим отцом и его коллегами-кардиналами.

– После третьего голосования стало ясно, что делла Ровере не может победить. Кардиналу Сфорца тоже не хватает необходимых двух третей голосов. Твой отец произнес речь, склонившую нескольких кардиналов на его сторону, а потом сделал ловкий ход, пообещав кардиналу Сфорца пост вице-канцлера. – Она улыбнулась мне торжествующей улыбкой. – И теперь Сфорца на его стороне – тут и двух мнений быть не может, он вечно будет в долгу перед твоим отцом, потому что пост вице-канцлера самый доходный в Ватикане. Завтра все может закончиться. Твоему отцу не хватает одного голоса. Одного! И если я его немного знаю, он предпримет все необходимое, чтобы этот голос получить.

Я откинулась назад, голова у меня пошла кругом. Я больше не думала о том, каким образом Джулия заполучила столь важные сведения, в мыслях у меня был только мой отец, облаченный в белое с золотом и с кольцом святого Петра на пальце.

– Babbo может стать папой римским, – не веря своим словам, проговорила я.

Джулия хлопнула в ладоши:

– Ты только представь себе! Сколько будет радости, сколько всего, чтобы заполнить наши дни с рассвета до заката! При его дворе ты, возлюбленная дочь его святейшества, станешь самой желанной невестой. – Она обняла меня. И в тесных объятиях я услышала ее шепоток: – Завтра, Лукреция. Завтра все переменится.

Закрыв глаза, я поддалась ее восторгу, хотя и почувствовала холодок страха. Да стоит ли мне радоваться тому, что я стану дочерью римского папы?

Глава 2

Не в силах сдерживаться, за обедом Джулия выболтала все, чем вызвала мрачную гримасу на лице Адрианы и неодобрительное мычание моей матери: та явно огорчилась, что карты Таро не сообщили ей такую судьбоносную новость. Но внимания эта новость заслуживала, поэтому Ваноцца и Адриана заперлись в кабинете, чтобы срочно обсудить услышанное, а мы с Джулией ушли наверх, где провели беспокойную ночь.

С началом пятого дня совещания конклава Адриана объявила, что мы должны отправиться в Ватикан. Если мой отец станет папой, как утверждала Джулия, то нам надлежит присутствовать при объявлении. Но прежде Адриана препроводила всех нас – мать переночевала в отдельной комнате – в часовню, чтобы помолиться о его избрании.

Я опустилась на колени перед алтарем, а глаза у меня горели после бессонной ночи. В ушах все еще стоял гул от бесконечной болтовни Джулии обо всех драгоценностях, платьях, мехах и других сокровищах, которые вскоре у нас будут. Но где-то в глубине моей души таилась тревога: я прислушивалась к шуму потока, который может смести нас, затопить прошлое и обнажить неизвестное будущее.

Молиться мне не хотелось: папочка так или иначе победит. Как сказала Джулия, он ни перед чем не остановится, чтобы добиться своего. Потом мы построили слуг, накинули плащи, надели вуали, чтобы скрыть лица. От кареты или носилок пришлось отказаться, чтобы не привлекать к себе внимания, но, когда мы шли по улицам, бродячие собаки и роющиеся в грязи свиньи разбегались. Мне так хотелось побыстрее добраться до Ватикана, что я почти не замечала колючих косых взглядов матери и даже едва ощущала гравий и камни мостовых под ногами.

«При его дворе ты станешь самой желанной невестой…»

По мосту Святого Ангела мы перешли Тибр. Дальше нам предстояло подняться узкой дорогой по холму, где располагался Ватикан: кирпичный Апостольский дворец – резиденция пап – и лабиринт внутренних зданий, проходов и дворов, ведущих к собору на месте распятия и захоронения святого Петра, на чьих страданиях стоит наша Церковь.

Мы находились в самом сердце Рима, перед древними памятниками нашей веры. Может быть, из-за того, что я нечасто бывала в Ватикане, меня поразило, каким простым и захудалым он выглядел: скопление крыш красной черепицы и ветхих фасадов, где заплесневелые каменные ангелы и безликие святые таращатся на мощенную брусчаткой площадь. С того места, где мы стояли, был почти не виден фонтан в атриуме дворца: устроенный в виде гигантской сосновой шишки, он снабжал здешних обитателей чистой водой, а я когда-то ребенком полоскала в нем ноги. Открытые колоннады вокруг него, обычно заполненные лоточниками и продавцами вкуснейших турецких жареных бобов, были пусты. Подход к ним блокировала папская гвардия.

Мы пришли рано, и воздух еще не успел нагреться, но вскоре я начала потеть под плащом с капюшоном. В животе заурчало. Торопясь привести нас сюда, Адриана забыла о завтраке, и я отдала бы что угодно за мешочек тех жареных бобов. Мы постарались выглядеть как простолюдинки, которые пришли узнать, не объявят ли нам о новом папе, но площадь оставалась пуста, а над неровным уличным покрытием поднимался парок. Как я заметила, другие гвардейцы перекрыли наружные лестницы, где подпирали шелушащиеся стены. Лица у них были помятые: так выглядят люди, которые не выспались и много выпили накануне.

Сквозь тучи прорвалось солнце. Стали появляться горожане: облаченные в черное вдовы, перебиравшие четки, беспокойные матери, мрачно тащившие за руки детей, мужчины со снятыми шапками, купцы и уличные торговцы. И наконец, подонки общества – проститутки в полупрозрачных юбках, затянутые в корсеты; старающиеся скрыть свою профессию воры и грабители, которые могли выудить у тебя кошелек острием крохотного кинжала. Вскоре вся площадь заполнилась топотом ног: все стремились к колоннадам, ведущим в Ватикан к югу от ветхой базилики, но при этом близко не подходили, чтобы не раздражать гвардейцев. Все взгляды устремлялись на окно Сикстинской капеллы: его на скорую руку заложили кирпичами так, чтобы их можно было легко выбить, когда придет пора объявить об избрании нового папы.

Мы поспешили к людям, наши слуги образовали вокруг нас кольцо.

Многие женщины опустились на колени. Джулия бросила на меня испуганный взгляд из-под вуали, чем насмешила меня: она боялась испачкать свое роскошное голубое платье, которое надела специально для того, чтобы Адриана, страдавшая излишней набожностью, не заставила ее преклонять колени. Но ждать объявления, может быть, предстояло еще несколько часов, а может, и дней. Глядя на древние камни с вековыми слоями грязи, я разделяла нежелание Джулии, хотя и надела простое полотняное платье. Голод, грязь под ногами… Лучше бы я осталась дома. Лежала бы сейчас с Аранчино, вдали от этого отребья…

Мать схватила меня за руку:

– Что бы тут ни случилось, не думай, будто это как-то повлияет на твою судьбу. Ты обручена. Ты по-прежнему должна ехать в Испанию, там ты будешь далеко от Рима и от отца. Он никогда не будет принадлежать тебе.

Я повернулась и взглянула в ее горящие глаза:

– Он мой отец. Он и без того принадлежит мне.

От ярости она скривила рот:

– Но уже ненадолго. Думаешь, он сможет держать при себе незамужнюю дочь и чтобы все это видели? Сыновей – да. Папа всегда может найти место для сыновей, какие-нибудь незаметные, но влиятельные должности, на которых они поспособствуют ему в достижении его целей. Но дочь нужно при первом удобном случае выдать замуж.

Меня пробрала дрожь. Адриана и Джулия, нахмурившись, повернулись к нам. Но не успели они вмешаться, как вдруг толпа шевельнулась и с радостным криком подалась вперед. Я посмотрела вверх, куда показывали многочисленные пальцы. По толпе, словно порыв ветра, пробежал всеобщий шепоток:

– Habemus Papam![13]

Сквозь пелену в глазах я смотрела, как вываливаются кирпичи из окна, как падают на землю. В облачке красноватой пыли распахнулось окно. Я увидела в капелле призрачные фигуры в мантиях, потом одна подошла к окну и бросила вниз горсть белых перьев. Они поплыли в воздухе, словно собираясь взлететь, но вскоре упали на брусчатку площади. Люди ринулись поднимать их. И только теперь, когда Джулия метнулась вперед, я поняла: никакие это не перья, а клочки бумаги, сложенные пополам.

Не обращая больше внимания на грязь, пятнавшую ее юбку, Джулия подобрала один. Моя мать и Адриана взволнованно заглядывали через ее плечо, а она развернула бумажку и прочла вслух: