Буба - Роберто Боланьо

Тем же вечером, после того как мы отпраздновали победу, я поговорил с ним. Я спросил про магию, про колдовство, про кровь в стакане. Буба посмотрел на меня и посерьезнел. Наклони ухо, сказал он. Мы находились на дискотеке и еле слышали друг друга. Буба прошептал мне на ухо несколько слов, которых я сперва не разобрал. Наверное, я уже был слишком пьян. Потом он отодвинулся от меня и улыбнулся. Скоро ты сам будешь забивать голы и получше, сказал он. Отлично, согласен, ответил я.

С той поры дела пошли на лад. Следующий матч мы выиграли со счетом четыре – два, хотя играли в гостях. Эррера забил головой, Делев с пенальти, а Буба – еще два гола, и были эти голы до невозможности странными, во всяком случае так показалось мне, ведь я знал всю историю и перед поездкой, в которую не попал, участвовал вместе с Эррерой в ритуале с разрезанными пальцами, водой и кровью.

Через три недели меня выпустили на поле – во втором тайме, на семьдесят пятой минуте. Мы играли с лидером на выезде и выиграли один – ноль. Гол забил я на восемьдесят восьмой минуте. Пас мне дал Буба, во всяком случае, так думали все, хотя у меня самого имелись некоторые сомнения. Точно знаю, что Буба пошел вперед по правому краю, а я сделал рывок по левому. Там было четыре защитника, один за Бубой, двое посередине, в трех метрах от меня. Вдруг случилось то, чего я не возьмусь объяснить. Центральные защитники вдруг словно в землю вросли. Я продолжал бежать вперед, а за мной, не отставая, бежал их правый. Буба шел до штрафной вместе с не отстававшим от него левым защитником. И в этот момент он сделал финт и ударил по центру. А я кинулся в штрафную – без всякой, впрочем, надежды достать мяч, но случилось так, что одновременно и центральные повели себя словно потерявшие след собаки или словно их вдруг укачало, да и мяч полетел страннейшим образом, во всяком случае я каким-то чудом оказался в штрафной с послушным мне мячом, а вратарь вышел, защитник прилип мне к левому плечу, не зная, держать ему меня или нет, и тогда я как-то очень просто ударил по мячу и забил гол, и мы выиграли.

В следующее воскресенье меня, разумеется, опять выпустили на поле, и с того времени я начал забивать голы – так часто, как никогда в жизни. И у Эрреры тоже пошла полоса удач – он то и дело попадал в ворота. А Бубу все просто обожали. И нас с Эррерой тоже обожали. Мы вдруг превратились в настоящих кумиров Барселоны. Все нам улыбались. Клуб неудержимо пошел вверх. Мы выигрывали матч за матчем и вошли во вкус.

Наш кровавый ритуал непременно повторялся перед каждой игрой. Надо добавить, что после первого раза мы с Эррерой купили себе опасные бритвы, похожие на ту, что имелась у Бубы, и всякий раз, когда отправлялись куда-то на игру, прежде всего совали в чемодан бритву, а когда играли дома, накануне вечером сходились у нас на квартире (потому что в Барселоне в гостиницу нас не переводили) и выполняли все что положено, а Буба собирал свою кровь вместе с нашей в стакан, потом запирался в ванной, и пока оттуда доносилась музыка, Эррера рассуждал о книгах и спектаклях, которые видел, а я сидел не открывая рта и только кивал на все, а потом Буба возвращался, и тогда мы смотрели на него, словно спрашивая, все ли в порядке, и Буба нам улыбался и шел на кухню за тряпкой и ведром с водой, а потом снова возвращался в ванную, где оставался по крайней мере четверть часа, наводя чистоту, так что когда мы туда заглядывали, все было как раньше, иногда мы с Эррерой отправлялись на дискотеку, а Буба – нет (потому что Бубе не слишком нравились дискотеки), Эррера заговаривал со мной и спрашивал, что, на мой взгляд, делал Буба с нашей кровью в ванной, ведь когда Буба покидал ванную, там уже не было видно и следа крови, стакан, в котором она прежде находилась, сверкал, пол был чистый, иначе говоря, ванная была в таком же виде, как после визита уборщицы, и я отвечал Эррере: не знаю, понятия не имею, что делает Буба, запершись в ванной, а Эррера смотрел на меня и говорил: если бы я жил с ним вместе, мне было бы страшно, а я смотрел на Эрреру, словно отвечая: ты это всерьез или шутишь? – а Эррера говорил: это хохма такая, Буба – наш друг, благодаря ему я теперь попал в сборную, благодаря ему наш клуб станет чемпионом, благодаря ему нам улыбается удача – и все это было правдой.

Кроме того, Буба никогда не внушал мне страха. Время от времени, когда мы вместе смотрели телевизор у себя дома, я, прежде чем отправиться спать, краешком глаза наблюдал за Бубой и раздумывал над тем, как странно все складывается. Но раздумывал я над этим недолго. Футбол – он вообще странный.

Короче, в тот год, начатый нами из рук вон плохо, мы стали чемпионами, и гуляли по Барселоне в окружении толпы разгоряченных болельщиков, и толкали речи с балкона муниципалитета, обращаясь уже к другой разгоряченной толпе, скандировавшей наши имена, а еще мы принесли наш титул в дар Деве из Монсеррата, из монастыря Монсеррат, Деве, черной, как Буба, – кажется, что такого не бывает, но это правда, и мы давали столько интервью, что у нас языки уже не ворочались. Каникулы я провел в Чили. Буба отправился в Африку. Эррера – на Карибы со своей девушкой.

Мы снова встретились незадолго до открытия сезона в спортивном центре на востоке Голландии, неподалеку от безобразного серого города, который посеял в моей душе самые дурные предчувствия.

Приехали все, кроме Бубы. Не знаю, что там с ним случилось на родине. Эррера выглядел каким-то измученным, хотя в то же время щеголял отличным загаром, как и положено спортсмену суперкласса. Мне он сообщил, что надумал жениться. Я описал ему свои каникулы в Чили, но, как вам известно, когда в Европе лето, в Чили зима, так что мои каникулы прошли не так уж блестяще. У моей семьи все было в порядке. Это главное. Опоздание Бубы нас беспокоило. Нам не хотелось в этом признаваться, но мы нервничали. Мы оба, Эррера и я, вдруг почувствовали, что без него ничего не получится, мы попали в отчаянное положение – нам конец. Тренер наш, напротив, как-то очень легко отнесся к недисциплинированности Бубы.

В одно прекрасное утро, совершив перелет с двумя посадками – в Риме и Франкфурте, – Буба присоединился к команде. Тренировочные матчи мы провели отвратительно. Нас обыграла даже команда голландской третьей лиги… Вничью мы сыграли с любительской сборной города, где пребывали. Ни Эррера, ни я не отважились намекнуть Бубе на то, что пора бы наконец провести кровавый ритуал, хотя бритвы и лежали наготове.

На самом деле – и лишь много позднее я понял это – мы словно боялись попросить у Бубы немного его колдовства. Разумеется, мы сохранили нашу дружбу и время от времени вместе ходили на голландскую дискотеку, но о крови речи не заводили, а обсуждали обычные для тренировочного периода новости: кто куда переходит, с кем заключили контракт, что творится в Лиге чемпионов, в которой нам предстояло играть в том году, насколько лучше будут условия при перезаключении контрактов с теми, у кого они истекают. А еще мы болтали про кино и про минувшие каникулы, а Эррера, и только Эррера, говорил еще и про книги, потому что он был единственный среди нас, кто что-то читал.

Потом мы вернулись в Барселону, и я снова поселился с Бубой в нашей прежней квартире рядом с тренировочным полем, и вскоре начались матчи Лиги, прошел первый матч, а накануне вечером к нам заявился Эррера и поставил вопрос ребром. Он спросил у Бубы: что, собственно, происходит? В этом году не будет никакой магии? А Буба улыбнулся и сказал, что это никакая не магия. А Эррера спросил, что же это, черт возьми, такое? А Буба пожал плечами и сказал: это то, что только он один понимает. А потом махнул рукой – словно показывая, что все это чушь собачья. А Эррера сказал, что он хочет, чтобы это продолжалось, что верит в Бубу, чем бы ни оказалось то, что тот делает. А Буба сказал, что он устал, и когда он это сказал, я взглянул на его лицо, и он уж точно не выглядел парнем девятнадцати или двадцати лет, а скорее человеком, которому перевалило за тридцать и который уже слишком многое успел потребовать от своего тела. И Эррера, к моему удивлению, не стал спорить с Бубой, а повел себя просто отлично. Он сказал: ладно, тогда мы больше об этом деле не вспоминаем, я приглашаю вас на ужин. Такой был Эррера. Хороший парень.

И мы отправились ужинать в один из лучших ресторанов города, и там нас подловил некий фоторепортер и сфотографировал – вот она, фотография, висит у меня в гостиной: Эррера, Буба и я, улыбающиеся, хорошо одетые, за изысканно сервированным столом, если позволить себе такое выражение (другого просто не могу подыскать), готовые покорить весь мир, хотя в глубине души у нас таились немалые сомнения (особенно у нас с Эррерой) по поводу того, сможем ли мы впредь покорить хоть что-нибудь или кого-нибудь. И пока мы там сидели, не было произнесено ни слова про магию или про кровь: мы говорили про кино, путешествия, но не про деловые поездки, а про те, куда отправляешься ради удовольствия, и кое про что еще, хотя тем было немного. И когда мы вышли из ресторана, прежде, конечно же, дав кучу автографов – официантам, поварам и помощникам поваров, – мы решили пройтись по пустынным улицам города, такого красивого, города благоразумия и здравого смысла, как его с пафосом называют некоторые, но это был еще и сверкающий город, где ты примирялся с самим собой, и для меня он остался городом моей юности, да, юности. Итак, мы решили прогуляться по улицам Барселоны, ведь всякий спортсмен знает, что после обильного ужина стоит сразу размять ноги, и вот, когда мы уже достаточно прошлись, рассматривая подсвеченные здания (творения великих архитекторов, которых Эррера называл по именам, словно лично был с ними знаком), Буба вдруг сказал с какой-то грустной улыбкой, что, если мы хотим, можно повторить прошлогодний опыт.