Июльская зима - Димитр Димов

Проходит час за часом, а мы все летим в безоблачном синем просторе, покрывая тысячи километров. Мы уже теряем всякое представление о расстояниях и измеряем их только временем. Наконец спускаемся над заливом Рио-де-Жанейро, окутанным прозрачным туманом.

Аэродром находится на одном из островов в заливе. Чтобы до него добраться, надо проскользнуть между страшными громадами с обрывистыми скалистыми склонами. Это все равно, что благополучно лавировать на велосипеде без тормозов между грудами камней. Каждое мгновение нам кажется, что гигантские крылья «Летучего голландца» заденут скалы и что мы разобьемся на кусочки над трамваями и автомобилями, которые снуют в двухстах метрах под нами. Наконец мы садимся на аэродром. Та же «бразильская» атмосфера, как в Пернамбуко, только жара не такая влажная и душная.

Пока мы пьем кофе, я вспоминаю все известные мне описания Рио. Что же мы увидели, прилетев в этот город? Ровным счетом ничего!.. Самолет – средство, предназначенное для того, чтобы ты ничего не увидел. Итак, наступают последние этапы нашего долгого путешествия. Мы несемся к Монтевидео, значит, еще две тысячи километров. Над Флорианополисом мы попадаем в грозу, а над Порте-Алегре любуемся прекрасным тихим закатом. В Монтевидео нас подстерегает неожиданность – на аэродроме мы дрожим от холода после того, как всего несколько часов назад, в Рио-де-Жанейро, погибали от жары. Мы уже залетели достаточно далеко на юг, где зима – это зима, как у нас. Разница только в том, что север здесь означает жару, а юг – холод!.. Монтевидео и Буэнос-Айрес разделяет широкое устье Ла-Платы, которое наш самолет пересекает меньше чем за полчаса.

Вечером Буэнос-Айрес, если смотреть па пего с самолета, похож на море дрожащих огней. На аэродроме нас любезно встречают двое товарищей из болгарского посольства. Ночуем в отеле. На другой день в восемь часов утра мы должны вылететь в Сантьяго, но нам удается сделать это только в полдень, так как над Андами бушует снежная буря. Что такое снежная буря над Андами, вы, может быть, поймете, если я вам скажу, что большая часть вершин высотой от пяти до семи тысяч метров!.. Железнодорожная линия, связывающая Чили с Аргентиной, поднимается на высоту четыре тысячи метров и зимой не функционирует, так как ее постоянно заваливают снега и лавины. В довершение всего Анды – область вулканическая и подвержена землетрясениям. Обвалы там обычное явление. Единственная возможность перебраться через Анды зимой – это самолет. Итак, мы полетим через Анды на самолете!.. Около двух часов мы несемся над пампой – бесконечными, унылыми, малолюдными равнинами, в сезон дождей, вероятно, способными довести человека до отчаяния.

В любом уголке земли, даже самом захудалом, можно сделать жизнь осмысленной и красивой. Но дело в том, что в пампе как раз отсутствуют всякие общественные и социальные условия для этого. Ниже я опишу вам жизнь в пампе со слов одного аргентинского агронома или жизнь в Гран-Чако со слов болгарских эмигрантов.

День ясный, но мы ничего не видим, так как летим высоко, а поверхность земли окутана синеватыми испарениями. Внезапно на горизонте перед нами возникает гигантская снежная цепь, которая тянется на север и на юг докуда хватает глаз. Даже глядя на нее издали, мы ощущаем в ней что-то апокалипсическое. И вдруг мы входим в огромную массу облаков и тумана; открывшийся вид исчезает. По холоду, по вою моторов, по тому, как натужно свистят компрессоры, которые сгущают воздух в салоне, мы понимаем, что самолет с напряжением набирает высоту, чтобы перелететь через Анды. Пульс и дыхание у нас учащаются. Разговаривать не хочется. Нас охватывает какая-то апатия. Видимо, несмотря на действие компрессоров, воздух в кабине разрежен, и от этого мы ощущаем некоторые физиологические нарушения.

Мы летим на высоте восемь тысяч метров, вероятно, чтобы не врезаться в вершину Аконкагуа высотой больше семи тысяч метров или просто чтобы подняться над бурей. Летим над безбрежной массой черно-серого тумана, а над нами – какое-то странное бесцветное небо со светящимся солнцем. Иногда в черно-серой массе облаков под нами открываются глубокие колодцы, и мы замечаем, что туманы и облака слоятся пластами и эти пласты движутся в противоположных направлениях со скоростью, которая снизу должна быть огромна. Все это продолжается около часа, в течение которого пассажиры усиленно поглощают виски и коньяк, чтобы избавиться от неприятных ощущений. Потом мы начинаем снижаться. Буря и Анды остаются позади.

Но есть еще одна преграда, которую необходимо преодолеть. Параллельно Андам, по берегу Тихого океана, тянется другая цепь, более низкая. Город Сантьяго расположен в долине между этими двумя цепями. Сейчас, однако, эта долина закрыта непроницаемыми дождевыми тучами. Никакой видимости. Дальше – «слепой полет», как говорят летчики. В таких случаях самолет возвращается обратно в Буэнос-Айрес. Так было бы, вероятно, и в этот раз, но, к счастью, на побережье тумана нет, и пилот прибегает к следующему маневру: достигает океана, делает поворот и совсем низко, на высоте двести или триста метров, пробив туман, ныряет в одно из ущелий прибрежной горной цепи, которое выводит самолет прямо на аэродром в Сантьяго. Для этого маневра требовались как смелость, так и хладнокровие.

И вот наконец мы с Сантьяго!.. Пока полицейские чиновники, насупившись – впрочем, мы не ожидали от них любезности, – проверяют наши паспорта, нас окружают фоторепортеры и начинают ослеплять вспышками магния. В первый момент мы думаем, что это прогрессивные журналисты, но, поскольку они могут быть и реакционными, сохраняем полное спокойствие. Проверив наши паспорта, полицейский спрашивает, где мы остановимся. Отвечаем, что пока нам это неизвестно. Полицейский иронически улыбается и делает нам знак пройти в таможню. Начинается спектакль с нашими чемоданами. Таможенный чиновник с необычайной ловкостью извлекает и разбрасывает вокруг все газеты и журналы, которые мы купили по дороге. Фоторепортеры опять начинают щелкать аппаратами, только теперь объективы направлены на наши чемоданы. Мы уже понимаем, в чем дело, и перестаем удивляться. На другой день реакционная газета «El Меrcurio» поместила на первой странице снимки наших распотрошенных чемоданов. Подпись под ними гласила: «Коммунистические пропагандистские материалы, ввезенные вчера в Чили представителями Болгарии на чествовании Пабло Неруды». Эти «пропагандистские материалы» состояли из нескольких газе г и журналов, купленных в Амстердаме и Буэнос-Айресе. Правда, там был и альбом фотографий болгарских новостроек. Его мы везли в подарок Пабло Неруде, он-то и впился болезненно, как шип, в сердца полицейских.

Наконец, пройдя сквозь фильтр паспортных и таможенных властей, мы попадаем в сердечную атмосферу – нас встречают чилийские товарищи. Среди них рабочий-депутат, представители университета, писательского союза, Комитета защиты мира и комитета, организующего чествование Пабло. Мы сразу чувствуем себя в родной среде.

На этом я вынужден закончить последовательный рассказ и дальше буду останавливаться только на самом важном.

Прежде всего несколько слов о самой стране. Один чилийский писатель назвал географию своей родины «сумасшедшей» («la geografia loca»).

География Чили, действительно, сумасшедшая!.. Представьте себе страну длиной в четыре тысячи шестьсот километров и шириной всего от ста семидесяти до двухсот километров, протянувшуюся от знойных гор Перу и Боливии до ледяных пределов Патагонии. Спрашивается, почему чилийцы основали свое государство па такой уродливой территории? Ответ простой. Дон Педро де Вальдивия и его конквистадоры, а также их потомки, зажатые на узкой полоске земли между непреодолимой цепью Анд и берегом Тихого океана, могли расширять свои владения, истребляя индейцев, только на север и на юг.

Климат в средней части Чили похож на климат Калифорнии и Ривьеры. Там почти вечная весна, ласковое солнце и лазурное небо. Название города Вальпараисо по-испански означает «Райская долина». В северной части Чили экваториальный климат, в южной – полярный. На севере, вблизи от экватора, среди Анд, находятся так называемые «лунные пейзажи», горные области, где за весь год не выпадает ни капли дождя, совершенно безводные, лишенные всякой жизни, где не встретишь и самого хилого стебелька травы и самого крошечного насекомого. Это области медных и селитряных залежей, области ужаса и молчания под вечно синим небом, безотрадных «минеральных» пустынь, где вдоль дорог торчат только побелевшие скелеты мулов да деревянные кресты над могилами рабочих.

Южная часть Чили своими горными озерами, альпийскими полянами и вековыми лесами напоминает мне Швейцарию. Представьте себе разнообразие и контрасты этих пейзажей на протяжении четырех тысяч шестисот километров, представьте себе, с одной стороны, синий блеск Тихого океана, а с другой – грандиозное и безмолвное величие Анд и скажите – разве все это могло не повлиять на поэзию Пабло Неруды, не вдохновить его на создание таких мощных образов, от которых у вас просто дух захватывает!..