Благородный Дом. Роман о Гонконге. Книга 1. На краю пропасти - Клавелл Джеймс

– Таковы были условия, – оправдываясь, заметил тот. – Или мы потеряли бы контракт. Двигатели идут в Кантон.[8] Ты же знаешь, Филлип, мы не можем страховать их: они идут в красный Китай. – И раздраженно добавил: – Их… э-э… их владелец из Южной Америки, а на экспорт в Китай оттуда ограничений нет. И все равно никто не захотел страховать их.

– Я думал, новый компьютер поступит в марте, – произнес Филлип Чэнь после паузы.

– Так и должно было быть, – раздраженно бросил Аластэр, – но я постарался ускорить поставку.

– У кого документы на двигатели? – спросил Филлип Чэнь.

– У нас.

– Это очень большой риск, – озабоченно проговорил Филлип Чэнь. – Согласись, Иэн.

Данросс молчал.

– Таковы были условия, иначе мы потеряли бы этот контракт, – повторил Аластэр Струан с еще бо́льшим раздражением. – Для нас сейчас самое главное – удвоить наш капитал, Филлип. Нам нужны деньги. Но еще важнее то, что китайцам нужны двигатели: когда я в прошлом месяце был в Кантоне, они более чем недвусмысленно дали это понять. А нам нужен Китай – это они дали понять тоже.

– Да, но двенадцать миллионов, это… Слишком большой риск везти такой груз на одном судне, – настаивал Филлип Чэнь.

– Все, что мы можем сделать, чтобы перехватить бизнес у Советов, работает на нас, – сказал Данросс. – Кроме того, что сделано, то сделано. Ты, Аластэр, вроде говорил, что в списке есть кто-то, о ком я должен знать? Глава чего?

– Глава «Мальборо моторс».

– Ага, – протянул Данросс с неожиданным мрачным восторгом. – Уже столько лет точу зуб на этих типов. И на отца, и на сына.

– Я знаю.

– Значит, Никклины – потомки Тайлера Брока? Ну что ж, немного времени пройдет, прежде чем мы сможем вычеркнуть их из списка. Прекрасно, прекрасно. Им известно, что они в черном списке Дирка Струана?

– Не думаю.

– Тем лучше.

– Не согласен! Ты терпеть не можешь молодого Никклина, потому что он обошел тебя. – Аластэр Струан сердито ткнул пальцем в Данросса. – Пора тебе бросить это дело. Оставь все эти гонки по холмам и Гран-при Макао[9] полупрофессионалам. У Никклинов больше времени, чтобы заниматься своими машинами, это их жизнь, а тебя теперь должны заботить другие гонки, более важные.

– В Макао одни любители, а в прошлом году эти гады сжульничали.

– Это не доказано – у тебя взорвался двигатель. Мало ли двигателей взрывается, Иэн. Это как повезет!

– С моей машиной кто-то поработал.

– Это тоже нужно доказать! Господи, и ты еще говоришь о плохой наследственности? В некоторых вещах ты такой же бестолковый, как сам Дирк Струан!

– Вот как?

– Да, и…

Филлип Чэнь быстро вмешался, желая покончить с царившей в комнате напряженностью:

– Если это так важно, позвольте я попробую выяснить истину. У меня есть свои источники. Мои китайские друзья узнают, должны узнать, замешаны ли в этом Том или молодой Дональд Никклин. Ну а если тайбань пожелает принять участие в гонках, это его право, – деликатно добавил он. – Не так ли, Аластэр?

Тот сдержал ярость, хотя шея у него оставалась багровой.

– Да-да, ты прав. И все же, Иэн, мой совет – бросить это дело. Они приложат еще больше стараний, чтобы добраться до тебя, потому что ваша неприязнь взаимна.

– Есть ли кто-нибудь еще, о ком я должен знать, – в списке?

Струан ответил не сразу:

– Нет, сейчас нет. – Он открыл вторую бутылку и стал разливать шампанское. – Что ж, теперь это все твое – и повеселишься, и попотеешь. Я рад, что передаю тебе дела. Как разберешься со всем, что есть в сейфе, сразу поймешь, что лучше и что хуже всего. – Он подал каждому бокал и отпил из своего. – Клянусь Господом Иисусом, это самое лучшее из всех французских вин.

– Да, – согласился Филлип Чэнь.

Данросс считал, что «Дом Периньон» не стоит тех денег, что за него просят, и такой высокой оценки не заслуживает, да и урожай пятьдесят четвертого года был не из самых удачных. Но он промолчал.

Струан подошел к барометру. Девятьсот семьдесят девять и две десятых.

– Похоже, тайфун идет серьезный. Ладно, дело не в этом. Иэн, у Клаудиа Чэнь есть папка для тебя по важным вопросам и полный список наших акций – с именами номинальных владельцев. Если будут вопросы, поторопись с ними до послезавтра: у меня билет в Лондон. Клаудиа ты, конечно, оставишь.

– Конечно. – Клаудиа Чэнь, исполнительный секретарь тайбаня и дальняя родственница Филлипа Чэня, была еще одним звеном, связывавшим, помимо компрадора, старого и нового тайбаня.

– А как насчет нашего банка – гонконгско-китайского банка «Виктория»? – Данросс задал этот вопрос с наслаждением. – Я не знаю точно, сколько у нас там акций.

– Это всегда знал лишь тайбань.

Данросс повернулся к Филлипу Чэню:

– А сколько у тебя на счетах, официально или через подставных лиц?

Ошеломленный компрадор медлил с ответом.

– В будущем я намерен использовать твои акции при голосовании вместе с нашими. – Данросс не сводил глаз с компрадора. – Я хочу знать, сколько их, сейчас, а завтра к полудню жду от тебя письменного подтверждения официальной передачи мне и последующим тайбаням бессрочной доверенности на голосование, а также права первого выбора акций, если ты когда-нибудь решишь их продать.

Молчание затягивалось.

– Иэн, – заговорил было Филлип Чэнь, – эти акции… – Но воля Данросса пошатнула его решимость. – Шесть процентов… немногим более шести процентов. Я… все будет так, как пожелаешь.

– Ты не пожалеешь об этом. – Данросс перенес внимание на Аластэра Струана, и сердце у того замерло. – Так сколько акций у нас? Сколько у подставных лиц?

Аластэр колебался.

– Это всегда знал лишь тайбань.

– Конечно. Но нашему компрадору нужно доверять, причем абсолютно. – Данросс пытался вернуть старику попранное достоинство, понимая, как тот переживает свое унижение в присутствии Аластэра Струана. – Сколько?

– Пятнадцать процентов, – выдавил из себя Струан.

Данросс, как и Филлип Чэнь, даже охнул. Ему хотелось закричать: «Господи Иисусе, у нас пятнадцать процентов, а у Филлипа еще шесть, и у тебя, черт побери, не хватило ума, чтобы использовать такой пакет, какого, вероятно, больше нет ни у кого, чтобы добиться для нас кредитов, когда мы почти разорены?»

Вместо этого он наклонился, разлил остатки вина по бокалам и за это время сумел успокоить бешено колотящееся сердце.

– Прекрасно, – невозмутимо, ровным тоном произнес он. – Надеюсь, теперь дела у нас пойдут лучше, чем когда-либо. – Он сделал глоток вина. – Я переношу особое собрание. На следующую неделю.

Оба собеседника внимательно смотрели на него. Несмотря на вражду, тайбани «Струанз», «Ротвелл-Горнт» и банка «Виктория» ежегодно начиная с 1880 года тайно встречались для обсуждения вопросов, которые влияли на будущее Гонконга и Азии.

– Они могут не согласиться на перенос собрания, – сказал Аластэр.

– Я позвонил всем сегодня утром. Оно состоится в следующий понедельник, в девять утра, здесь.

– Кто будет от банка?

– Заместитель главного управляющего Хэвегилл: старик в отпуске – сначала собирался в Японию, потом в Англию. – Лицо Данросса помрачнело. – Придется обойтись тем, что есть.

– Пол – парень ничего, – заявил Аластэр. – Он будет следующим главным управляющим.

– Не будет, если у меня получится, – парировал Данросс.

– Тебе никогда не нравился Пол Хэвегилл, да, Иэн? – спросил Филлип Чэнь.

– Да. Он слишком ограничен, слишком замкнут в пределах Гонконга, слишком отстал от времени и слишком напыщен.

– И он настраивал против тебя твоего отца.

– Да. Но это не главное, почему он должен уйти, Филлип. Он должен уйти, потому что стоит на пути Благородного Дома. Он слишком консервативен, недопустимо щедр по отношению к «Эйшн пропертиз» и, как я считаю, является тайным союзником «Ротвелл-Горнт».

– Не согласен, – сказал Аластэр.