Ледяная Дева - Хелен Бьянчин

Еще одна официантка предлагала шампанское и апельсиновый сок. Илана взяла бокал с соком и несколько крошечных канапе.

— А вот и ты, дорогая, — к ней подошла Лилиана, и они соприкоснулись щеками в традиционном светском приветствии.

— Архитектор и дизайнеры по интерьеру потрудились на славу, — сказала девушка и поймала теплую улыбку матери.

— Согласна. — Лилиана указала на стены с широкими стеклянными панелями. — Это просто чудесно!

Илана окинула быстрым взглядом толпящихся гостей.

— Много народу.

— Кто же откажется от приглашения Жан-Марка?

Глава семейства был чем-то вроде легенды в сфере искусства, он обладал острым умом и почти безошибочным нюхом на молодых талантливых художников.

— Идем, все как следует рассмотришь, — сказала Лилиана и потянула дочь за руку. — Я покажу тебе кое-что, что тебе очень понравится. — Она усмехнулась.

На стенах галереи были развешаны картины. Илана переводила восторженный взгляд с одной работы на другую.

— Я действительно в восторге! Как ты догадалась, что они мне так понравятся?

Ее мать рассмеялась.

— Ну, ты же моя дочь, мне хорошо известны твои вкусы.

Они медленно продвигались вперед, останавливаясь то поговорить со знакомыми, то кому-нибудь улыбнуться. Наконец Лилиана остановилась перед восхитительной картиной, на которой было изображено дерево и небо. Пейзаж казался почти живым.

— Ты собираешься купить эту картину. — Это было скорее утверждение, чем вопрос. Илана даже точно знала, куда именно Лилиана повесит пейзаж.

— Да, — призналась ее мать. На ее губах появилась слабая улыбка. — Я повешу картину в большой столовой.

Девушка кивнула.

Точно! Я угадала!

— По-моему, отличная работа, — Лилиана подняла глаза на подошедшего к ним Жан-Поля.

— Это означает «да», Лилиана? — спросил он.

— Определенно. Но сначала я немного поторгуюсь.

— Уверен, отец будет сговорчив.

Илана обменяла свой уже пустой бокал на новый, наполненный шампанским. Она принялась разглядывать другие картины. Мимо нее проплыла официантка. Илана взяла с ее подноса еще три канапе.

— Я должна пойти поговорить с Жан-Марком, — произнесла Лилиана.

— Конечно. Увидимся, — улыбнулась девушка. — Я немного похожу, полюбуюсь работами, и, возможно, что-то привлечет и мое внимание.

— Интересно… — внезапно раздался у нее над ухом знакомый мужской голос.

Илана застыла, удивляясь, почему это ее никогда ранее не обманывающая интуиция на сей раз не сработала. Она никак не ожидала встретить здесь Ксандро Караманиса.

По спине девушки побежали мурашки. Ее щеки вспыхнули.

— Расскажите мне, — продолжал Ксандро, указывая на одно из полотен, — что вы видите на этой картине?

Он стоял совсем близко. У Иланы возникло ощущение, что если она чуть отклонится назад, то плечами коснется его груди.

Было так легко сделать крохотный шажок вперед, но… тогда он все поймет.

Нет, он не должен узнать о моих подлинных чувствах.

— Слишком многое, — холодно ответила она.

Почему я не сообразила, что он сегодня будет здесь? Ксандро Караманис — владелец огромного состояния. Он тоже получил приглашение, это вполне естественно.

Ксандро встал сбоку от Иланы.

— Думаете, болезненное воспоминание? Или предостережение?

— А может, и то и другое?

— Не слишком приятное зрелище, правда?

— Да, не слишком.

Его рост и ширина плеч наводили девушку на мысль о древнегреческом воине. Она задалась вопросом, скрывает ли его идеально сидящая одежда мощную мускулатуру?

Эта мысль никоим образом не успокоила Илану.

Мне надо извиниться и отойти. Лишнее напряжение мне совсем ни к чему.

Она слегка повернулась к Ксандро и тут же об этом пожалела. Его лицо было невероятно привлекательным — красиво очерченные скулы, чувственный рот и темные глаза, в которых, казалось, танцуют языки пламени.

— Вы выглядите усталой, — проговорил он.

— Как мило, что это вам небезразлично, — с наигранной веселостью ответила девушка.

— Хм… Вы правы, небезразлично… А вас волнует мое небезразличие?

— Нисколько.

Его тихий смех был едва слышен.

— Пообедайте со мной.

Илана подумала о банане, который торопливо съела, спускаясь на лифте в подземный гараж, а также о нескольких глотках воды, апельсиновом соке, шампанском и экзотическом канапе. Едва ли это можно назвать полноценным обедом.

— Если я откажусь, ваше самолюбие не будет уязвлено?

Губы Ксандро изогнулись в задумчивой улыбке.

— Я готов перенести приглашение на другой день.

— Я еще не согласилась.

— На следующей неделе, — сказал он, не замечая ее возражений. — Назовите время.

Инстинкт самосохранения говорил Илане, что она ступает на опасную территорию.

— И вы отмените все предыдущие договоренности?

— Да.

В животе у нее что-то мелко задрожало. Ксандро не пошевелился, не дотронулся до нее, но у нее возникло ощущение, будто он это сделал. Все вокруг померкло, исчезло, затихло. Воздух между ними, казалось, наэлектризовался, и она могла бы поклясться, что время остановилось.

Как долго они вот так стояли и молчали? Секунды? Минуту? Две?

Затем Илана увидела, как мускулы его лица расслабились, уголки рта приподнялись, и она осознала, что его внимание переместилось на какой-то иной объект.

— Лилиана.

Звук его голоса вернул большую комнату с толпящимися гостями на место, и Илана почувствовала, как напряжение начало медленно покидать ее тело. Она повернулась к матери.

Что же это было? Ничего. Все в порядке.

— Ксандро. — Улыбка Лилианы была вполне искренней. — Вы увидели здесь что-нибудь, что бы вам понравилось?

Илана продолжала прислушиваться к себе. Ты ошибаешься, твердил ей ее инстинкт самосохранения.

Ой, ради бога, прекрати! Он просто играет в какую-то игру… играет со мной. Он бросает мне вызов.

Неужели ему не хватает этого по жизни, зачем он гоняется за недостижимым?

— Да. Кое-что увидел — и хочу приберечь это для себя.

Илана вздрогнула.

Он ведь говорит о картине… не так ли?

Может, шампанское ударило ей в голову и она единственная, кто услышал в его абсолютно невинной фразе скрытый подтекст?

Кофе. Горячий, крепкий и сладкий. Предпочтительно черный. Он прояснит мою голову и… не даст уснуть. А мне отчаянно нужно как следует выспаться.

Илана могла бы извиниться и уйти. Лилиана знает, какими суматошными были последние недели у ее дочери и сколько ей еще предстоит всего переделать до показа. Однако упрямая гордость не позволила ей так поступить. Она указала на дальний конец просторной галереи.