Всё для тебя - Виктория Васильева

— Нет, это рядом!

Он обнял ее и поцеловал в губы…

«Мерседес» мчался по загородной дороге. Холмы и перелески оставались позади. Эдуард свернул вправо, выехал на лесную дорогу. Машина остановилась у шикарного особняка.

— Вот это домик! — удивилась Анна, когда они вышли из машины.

— Нравится? — Эдуард поднял с тропинки шишку и подбросил ее вверх. — Сейчас мы зайдем туда, и моя красавица увидит, какой он изнутри.

Особняк представлял собой потрясающее зрелище. Его три этажа воплощали неординарный замысел архитектора. Он был абсолютно белым с высокой асимметричной крышей и напоминал гигантскую взлетающую птицу. Вход украшала причудливая арка. Большие окна пестрели рисунком витража. Третий этаж был полностью обнесен балконом с резными перилами.

Зайдя внутрь, Анна ахнула.

Несколько комнат на первом этаже были выдержаны в стиле «модерн». Светильники свешивались почти до пола. Их лампочки можно было повернуть в любую сторону. Под каждым светильником стоял столик с двумя креслами. Стены украшали абстрактные картины и графика. Уютная кухня была оснащена по последнему слову техники.

— Идем выше!

Эдуард взял Анну за руку и повел по винтовой лестнице на второй этаж.

— Мы расположимся здесь.

Он снял с Анны норковую шубку и кивнул на кожаный диван.

— Я сейчас!

Эдуард спустился на первый этаж.

Анна огляделась.

Кожаная мебель черного цвета была со вкусом расставлена по комнате.

«Это гостиная, — подумала Анна. — Большой стол, мягкие кресла вокруг него. Изысканная посуда за стеклами высоких шкафов. Гобелены от потолка до пола».

Она уютно устроилась на диване.

Декольтированное желтое платье обтягивало ее стройную фигуру. Серьги с изумрудами поблескивали в ушах. Два перстня разной формы украшали тонкие пальчики.

— Вот и наш скромный ужин!

Эдуард вошел с подносом и принялся расставлять кушанья на столе.

Анна замерла.

— И это скромный ужин? — улыбка озарила ее лицо. — Лангет, утка с яблоками и черносливом, бутерброды с черной икрой, орехи в шоколаде и множество различных фруктов!

Пока она рассматривала блюда, на столе появились высокие хрустальные фужеры на тонких ножках и графин красного вина.

— Прошу! — сказал Эдуард, заглянув Анне в глаза, и разлил вино по фужерам.

Они выпили.

У Анны закружилась голова…

Закат вползал в окно оранжевыми лучами. Они преломлялись в калейдоскопе витража, и вся комната наполнялась разноцветными солнечными зайчиками.

Эдуард сел рядом с Анной, одну руку легонько положил ей на колени, а другой погладил по лицу.

— Анна, моя светлоокая Анна!

Он целовал ее лицо и прижимал к себе.

«Никто еще меня так не называл! Как нежны его объятия! Разве могут с ними сравниться объятия моего мужа? Нет, не надо об этом. Только он, мой Эдуард! Больше никого не существует теперь для меня!»

Анна обвила его шею руками и закрыла глаза, страстно отвечая на поцелуи.

Последний солнечный зайчик скользнул по яркому рисунку гобелена и растаял, уступив место слабому, едва проникающему в комнату мерцанию звезд.

Эдуард гладил колени Анны.

— Эдуард… — тихо сказала она.

Он взял ее на руки и отнес на третий этаж.

Анна не успела оглянуться, как оказалась на широкой, мягкой софе.

— Мы взлетели сюда как птицы, — промолвила она.

— Да, под покровом наступившей ночи. В этом уютном и теплом гнезде нам никто не может помешать.

Анна улыбнулась, глядя на Эдуарда. Она давно заметила, что в его глазах появились огоньки страсти. Теперь они разгорались и начинали кружить в бешеном танце.

— Какая у тебя бархатная кожа! — восхищался Эдуард. — Как ты красива!

Анна ничего не могла ответить. Она только вздыхала.

— Я люблю тебя! — признался мужчина.

Они были счастливы.

Утром Анна проснулась в объятиях Эдуарда. Как только она открыла глаза, он приник к ее губам своими.

— Доброе утро, моя королева! — нежно произнес он, блуждая руками по ее телу. — Как спалось?

Анна обняла его и ответила поцелуем.

Через минуту Эдуард в роскошном велюровом халате отправился вниз. Анна, лежа в постели, рассматривала спальню.

«Надо же, — думала она, — каждая комната выдержана в определенном стиле. Приземистые шкафчики из дуба на кривых ножках, такой же столик, огромное зеркало в золоченой раме, тумбочка, — все это, видимо, работы одного и того же мастера. Кругом подсвечники со свечами, а из центра высокого потолка свисает огромная люстра со множеством лампочек-свечек. Как красиво! Стены обиты бордовым шелком и от этого — естественная затемненность в комнате».

Анна лениво потянулась и раскинулась на софе, которая занимала почти все свободное пространство. Ее окружала легкая прозрачная ткань, свисающая с потолка, приподнятая и заколотая с одной стороны.

Эдуард подкатил маленький столик на колесиках, уставленный вазами с фруктами и кофейным сервизом.

Анна приподнялась, придерживая одеяло на груди.

— Так быстро?

— Да. Но прежде чем пить кофе, закрой глаза.

Она закрыла.

Эдуард осторожно взял ее левую руку.

— А теперь открой!

Анна была изумлена. На ее безымянном пальчике сияло кольцо с бриллиантом.

Потом Эдуард проводил ее до дома. Они договорились о встрече на следующий день.

Так полетело время. Анна совсем потеряла голову от любви.

«Как бы не пропустить четверг! — беспокоилась она. — Ведь я обязательно должна быть у Матильды».

Матильда Везендок по происхождению была немкой. Когда-то у ее предков перед фамилией красовалось «фон», и полностью ее имя звучало бы так: баронесса Матильда фон Везендок. Еще маленькой девочкой она со своими родителями и старшей сестрой Элеонорой уехала во Францию, где, уже после войны, познакомилась с русским генералом. Их любовь и привела Матильду на его родину, в Россию. Генерал, который стал ее мужем, умер. Детей у них не было, и теперь вдова Везендок (свою фамилию она не меняла) жила в шикарной квартире из четырех комнат на Невском проспекте.

У старшей сестры, вышедшей замуж за парижского миллионера, много лет не было детей, но однажды все-таки родился сын. Элеоноре недолго пришлось наслаждаться материнским счастьем. Она отошла в мир иной, и бремя заботы о ребенке легло на плечи сестры. Богатый папа мальчика, известный во Франции архитектор, регулярно навещал сына, щедро оделял деньгами и на каждое лето забирал в Париж. Впоследствии Клод Рашель, так звали отца, женился на другой женщине, и у них родилась дочь.