Миллионщица - Фридрих Незнанский

Спустя пять месяцев после мутного бракоразводного процесса Илья Рудольфович Стулов ввел в свою огромную, на целый этаж элитного дома, квартиру новую красавицу жену. А еще спустя полгода она родила ему долгожданного сына. Юрочку – наследника всей его бизнес-империи, а если и не совсем пока еще империи, то в будущем империи точно! Теперь Илье Рудольфовичу Стулову было ради кого трудиться дальше с еще большим, подлинным энтузиазмом!

Марина – результат предыдущего неудачного брака, ошибки молодости, в счет не шла: вялая, болезненная, она к тому же, если не считать ее ненормальной худобы, была точной копией матери. И такая же по-хохлацки упрямая, частенько – откровенно истеричная. Илья Рудольфович ничего не мог с собой поделать: всякий раз при взгляде на дочь в памяти всплывала стерва Оксана, и он непроизвольно морщился…

2

Так вышло – в полном соответствии с желанием Ильи, – что впервые порог его дома Лариса переступила только после свадьбы. В тот момент она не сомневалась: Илюша просто хотел сделать своей невесте сюрприз, потому и встречались они «на стороне» – в небольшой, но со вкусом обставленной квартирке в Бибирево, которую он называл «служебной». Пояснил ей сразу: жилье предназначено для иногородних партнеров, приезжающих в столицу по делам его фирмы. Вместо отеля… Что ж… Почему бы и не сделать вид, что веришь будущему мужу на слово? На самом деле Лариса не сомневалась, что бибиревская берлога предназначена изначально для тех самых целей, в которых он ее использовал. На здоровье! Ведь и она до встречи с Илюшей ангелом совсем даже не была!

Что же касается сюрприза, он удался вполне. Хотя на самом деле правда стала явной куда позднее, чем в ночь после свадьбы – весьма скромной, исключительно для «своих», хотя и проходившей в роскошном ресторане закрытого клуба, членом которого был Стулов.

Лариса, выросшая в хрущевке-«малолитражке», давно привыкшая обходиться своей не самой завидной зарплатой плюс пенсией матери, отношения с которой у нее едва ли не с детства были натянутыми, почему-то не сомневалась: слухи о роскоши, в которой якобы проживают «новые русские», сильно преувеличены. Русский народ всегда любил слагать о состоятельных, знатных и знаменитых людях всевозможные легенды. И первое чувство, охватившее ее после того, как она переступила порог своего нового жилища, было шоком. Все оказалось чистой правдой!

Вот же он – прямо перед глазами, огромный, наверное, не меньше шестидесяти квадратных метров холл. Описания подобных помещений она раз сто читала в дешевых современных детективах в мягких обложках, которыми изредка отвлекалась от жизни, посмеиваясь про себя фантазии авторов. И все – реально: здоровенный (барана можно зажарить!) камин с позолоченной решеткой, совершенно настоящий. Синее ковровое покрытие, тоже синие, выкрашенные в тон ему стены, бар в дальнем углу, несколько белых с золотом дверей, белоснежная кожаная мебель и легкие, натурального шелка гардины, отделяющие холл от лоджии. И сияющее неподдельным счастьем от ее изумления лицо мужа… Мужа! Владельца всей этой роскоши! Неужели и она теперь тоже владеет этим всем, она, выросшая среди принципиальной убогости?

Ларису вырастила мать, как говорится, «в одни руки». Ирина Ивановна была убежденной коммунисткой, помешанной на «честности» и «принципиальности» – как понимала их сама. Отца девочка не помнила совершенно, а все ее попытки выяснить у матери, кем он был и куда делся, натыкались на ледяной взгляд Ирины Ивановны и крепко сжатые в ниточку губы: «Никогда не спрашивай меня об этом негодяе. Надеюсь, ты не унаследовала от него ничего, помимо внешности!» И весь сказ. Уже будучи взрослой, Лара у дальней родни все-таки выспросила все, что ее интересовало. История оказалась куда менее интересной, чем она думала. Никаких трагедий, если не считать того, что примерно через полтора года совместной жизни Ирина Ивановна выяснила, что ее муж, заведующий складом на каком-то заводе, проворовался.

Что именно он там нахимичил, родня точно не знала, но вроде бы поймали его на чем-то, связанном с цветными металлами. Лариса хорошо представляла реакцию ее «принципиально честной» матери. Даже если бы суд не принял решения о конфискации имущества проштрафившегося отца, мать все равно продала бы все подчистую, чтобы отдать долг государству. Далее, разумеется, последовал развод, оформленный, когда отец уже находился в заключении, получив пятнадцать полновесных лет, поскольку хищение было признано особо крупным. И после продажи того немногого, что еще было, – переезд в убогую «малолитражку». И вся их с матерью дальнейшая жизнь под лозунгом «Бедно, зато честно!».

Новые времена, наступившие в России, мать ненавидела, «новых русских» всех поголовно считала спекулянтами и бандитами. Она и на Лариной свадьбе просидела, сжав по обыкновению губы и не глядя на зятя, которым посмела ее оскорбить дочь, все-таки удавшаяся, несмотря на правильное воспитание, в своего папашу, сгинувшего давным-давно где-то на просторах Севера. Да, даже столь счастливый день мать ухитрилась ей испортить своей кислой физиономией!

Впрочем, Лариса, едва попав в свой новый дом, забыла об этом сразу и надолго, не веря своим глазам и бешено колотившемуся от счастья сердцу. В это мгновение она убедила себя, что действительно любит Стулова и заранее – его дочь, брошенную матерью, которую пока ни разу не видела, и даже няню Велену, о которой только слышала. С Веленой она познакомилась сразу – ровно через пять шагов, которые успела в своем потрясении сделать в сторону камина. Почему-то ей это запомнилось – насчет пяти шагов, хотя помнить подобные детали глупо.

Одна из множества бело-золотых дверей, выходивших в холл, абсолютно бесшумно распахнулась, и навстречу Ларисе шагнула Велена. Странно, но по рассказам Ильи ей представлялось, что няня девочки – старушка. Улыбчивая, полненькая, добрая, чуть ли не в белом платочке, который не снимает даже по ночам. И когда услышала мужнино: «Привет, Велена, я думал, ты давно спишь. Знакомься – моя жена!..», поначалу решила, что ослышалась. И даже оглянулась в надежде обнаружить где-нибудь за собственной спиной представлявшуюся ей старушку.

Никакой бабушки в платочке рядом не оказалось. Напротив Ларисы стояла женщина не старше тридцати с небольшим, высокая, довольно стройная брюнетка с темными глазами, усталым, но приятным лицом, напрочь лишенным косметики. Поначалу вообще-то она рассмотрела ее не очень хорошо, поскольку свет в холле был неярким, горели только бра на стенах, мягко рассеивающие полумрак. Но и при таком освещении Ларисе показалось, что глаза у Велены заплаканные. Впрочем, голос, каким она поприветствовала молодых, звучал тепло и бодро:

– Добро пожаловать, поздравляю вас! – Велена улыбнулась яркими пухлыми губами, какие бывают только у брюнеток, и подошла поближе. – Я так рада, что у Мариши будет еще один близкий человек… Она в этом очень нуждается!

И хотя Лара тогда еще и думать не думала, что Велене предстоит сыграть в ее жизни хоть какую-то роль, не то что роль существенную, отчего-то при этих словах и при виде ее миловидного лица она ощутила в душе неприятный холодок. Всего на мгновение – как мороз по коже пробежал и исчез…

О своем первом впечатлении от Маришиной няни она забудет очень скоро. Куда скорее, чем следовало бы. Ведь почти сразу у нее появится масса оснований испытывать благодарность к женщине, взявшей на себя не только заботы о девочке, оказавшейся очень тяжелым ребенком, но и основную часть хлопот по огромному дому, с которым Лариса в одиночестве не справилась бы ни за что – несмотря на еще двух приходящих работниц: кухарку и уборщицу. Или, как называли ее здесь, «горничную». Ну а затертую до дыр истину о том, что человек очень быстро привыкает к «хорошему», Ларисе предстояло узнать теперь на собственном опыте: привыкает, правда, не то слово. Лучше и точнее сказать – начинает воспринимать как должное, а в итоге и вовсе перестает замечать – чаще всего до поры до времени. Пока не произойдет нечто, влекущее за собой угрозу это «хорошее» потерять раз и навсегда, возвратившись в прошлое, которое давно уже считаешь чем-то из области мрачных кошмаров, имеющих обыкновение мучить тебя во сне.

Если кто и был счастлив за Лару так же, как она сама, – так это, конечно, Катя. Верная и преданная Екатерина, оказавшаяся действительно и верной, и преданной! Напрочь разбивавшая одним своим существованием ходульное представление о непрочности женской дружбы.

Когда спустя примерно неделю после свадьбы Катька приехала к Ларисе в гости и та повела ее по Стуловской квартире, которую уже начала понемногу осознавать и своей тоже, на лице подружки, к слову сказать, абсолютно не умевшей лгать и притворяться, сияло выражение подлинной радости и даже счастья за «любимую Ларочку». Омрачилось которое какой-то явно тревожной мыслью только после визита в детскую.