Сто тысяч лет большой надежды - Ирина Анатольевна Кошман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 3. Такая же, как все
Однажды вечером я посадил Красоту к себе на колени.
– И нашёл её горькой.
– И я ей нанёс оскорбление. Я ополчился на справедливость <…>
Я призывал палачей, чтобы, погибая, кусать приклады их ружей.
Все бедствия я призвал, чтоб задохнуться в песках и в крови.
Несчастье стало моим божеством. Я валялся в грязи.
Обсыхал на ветру преступленья. Шутки шутил с безумьем.
И весна принесла мне чудовищный смех идиота.
Однако совсем недавно, обнаружив, что я нахожусь на грани последнего хрипа,
я ключ решил отыскать от старого пиршества, где, может быть,
снова обрету аппетиту!
Артюр Рембо, «Одно лето в аду»
Лиз Мюррей родилась 23 сентября 1980 года в Бронксе (Нью-Йорк) в нищенской семье у родителей, зависимых от героина. У Лиз была старшая сестра. Дети питались подножным кормом, иногда им буквально нечего было есть и Лиз копалась в помойках в поисках пропитания. Но при этом она продолжала любить своих родителей, воспринимая всё, что происходит, как должное и совершенно нормальное явление, хотя она понимала и будучи маленькой, на какой социальной ступени находится её семья.
Лиз практически никогда не посещала школу, она не мылась, ходила в одной и той же одежде, которую не снимала месяцами. Всё её образование к пятнадцати годам составляла большая энциклопедия, найденная там, где она находила большинство вещей, – на помойке. Всё, что она делала, – это несколько раз в год приходила в школу, чтобы сдавать финальные тесты. И у неё это получалось. Когда Лиз исполнилось 15 лет, она ушла из дома. Всё, что она взяла с собой, – это старая фотография матери, которую она хранит всю жизнь. Тогда же её мать умирала от СПИДа, она была уже почти слепа. Вскоре она скончалась, а отца пришлось поместить в приют для бездомных, так как ему нечем было платить за аренду квартиры. Лиз Мюррей жила в невероятно сложных, немыслимых условиях. Она жила впроголодь, ночевала в метро и на скамейках, у случайных знакомых… Однажды она связалась с наркодилером, который предложил ей кокс. В таких условиях это было очень заманчиво: взять, забыться, но… Сосредоточив всё своё внимание на плачевном примере родителей, Лиз отказалась от наркотиков. Она находилась в страшной тупиковой ситуации. Но это не мешало ей развивать себя и свои способности.
Стремление Лиз к знаниям и творчеству не могли не заставить её, в конце концов, начать посещать Гуманитарную подготовительную академию в Челси (Манхэттен). Но вышло так, что она начала учиться в школе на два года позже, чем обычные ученики. При поддержке своей старшей сестры Мюррей окончила школу в течение двух лет. Во время учёбы New York Times объявила о конкурсе на лучшее эссе, несколько победителей которого получали стипендию на учёбу в Гарвардском университете. Лиз твёрдо решила участвовать в этом конкурсе, и осенью 2000 года она поступила в Гарвард. Но она вынуждена была покинуть его на время, чтобы ухаживать за своим отцом, который был болен ВИЧ. Следуя информации в её книге «Ломая ночь» («Breaking Night»), Лиза за это время окончила один из колледжей в штате Нью-Йорк по специальности преподавателя для детей, страдающих аутизмом. В конечном счёте, она вернулась в Гарвард в 2006 году и окончила его в июне 2009 года. В конце 2009 года её отец умер от СПИДа. По состоянию на август 2009 года она поступила на курсы в Летнюю школу Гарвардского университета, чтобы получить докторскую степень в области клинической психологии: она хотела консультировать людей всех слоёв общества.
Она является основателем и директором Manifest Living, компании, которая предлагает серию семинаров, позволяющих взрослым творить поистине необычные вещи в своей жизни.
Лиз Мюррей добилась многого. Но не для кого-то, не для утешения своего тщеславия, не из-за зависти или самоутверждения. Она это сделала, потому что знала, что могла. Откуда я это знаю? С чего я это взяла, по чему я сужу об этом? Я ничего не утверждаю, наверное, мне просто хочется в это верить. Что этот человек взял? Сколько он взял? У кого он взял? И сколько этот человек дал?.. Суди сам, ты же наделён интеллектом. Что я хочу сказать этой историей? Нет, я не собираюсь кидать высокопарные фразы типа «каждый способен на большее» или «люди, будьте добрее и милосерднее!». О, нет! Им это не нужно. Дело не в том, что Лиз Мюррей из бомжа превратилась в выпускницу Гарвардского университета. Дело не в том, что она добилась всего сама, своими мозгами и талантом и бла-бла-бла… Дело в том, как она использовала всё это в дальнейшем. Был ли Гарвард её самоцелью? Я глубоко сомневаюсь в этом. Она создала компанию, которая помогает людям. И дело даже не в том, как это работает и работает ли вообще. Дело в позиции.
Глава 4. Виновен! Виновен! Виновен!
Вы – продукт нашей эпохи. Или нет. Это слишком легко – всё валить на эпоху. Вы – просто ПРОДУКТ <…> вам пришлось стать продуктом, чтобы общество интересовалось вами. Капитализм превращает людей в йогурты – скоропортящиеся (то есть смертные), зомбированные зрелищем, – иными словами, нацеленные на уничтожение себе подобных.
Фредерик Бегбедер, «99 франков»
Маленький Дзэн. А люди счастливы? То есть все они счастливы?
Профессор Оук. Конечно, все они полагают, что счастливы. «Конечно, у меня прекрасный муж, двое детей, квартира, машина», «Да, я добился девушку, в которую влюблён, я счастлив!», «Да, завтра я улетаю в Париж на уик-енд, я счастлив!».
Маленький Дзэн. Нет-нет-нет… Стоп! Разве сейчас ты говоришь не про мимолётную радость?
Профессор Оук. Именно так. Счастье. Истинное перманентное всеобъемлющее счастье. Знают ли люди, что это такое? Нет! Поверь, они не знают, что это. Возможно, даже я не знаю, что это. Об этом хорошо может рассказать древнейшая религия – буддизм. Но мой рассказ не о религии.
Итак, люди не счастливы. Им постоянно что-то необходимо, их постоянно что-то тревожит, они постоянно чего-то ждут. Ну, не так ли? Они привыкли подменять понятие счастья понятием простой радости, которая имеет свойство исчезать, испаряться.
Маленький Дзэн. Чем отличается радость от счастья?
Профессор Оук. Радость имеет срок годности. Чаще всего совсем, совсем непродолжительный. Спустя некоторое время радость становится безвкусной, пресной,
