Летописи Дорна. Белый воин - Алексей Осадчук

Однажды, после очередного дежурства, проспавшийся Иваныч получил серьезный нагоняй от директора, пришедшего проверить, как там груши. Деревья были в порядке: высокие, красивые, их единственным недостатком являлось отсутствие самих плодов, которые, между прочим, так прекрасно консервировала супруга Сергея Петровича. После бурной дискуссии с использованием ненормативной лексики как со стороны одного оппонента, так и со стороны другого Иваныч под психологическим воздействием, а может, просто с опохмела, достав свою двустволку, выдал фразу: «Кого увижу в саду — убью» — и пальнул в воздух. С тех пор дети в саду старались не показываться, и даже сам директор без надобности туда не заглядывал. А Саша, никогда ранее не проявлявший особого интереса к походам за яблоками, после этого случая стал просто считать своим долгом хотя бы раз в неделю, а то и чаще, наведаться в этот фруктовый рай. Что-то необъяснимое тянуло его туда. Не сами яблоки и абрикосы, которые он потом раздавал малышне, а сам процесс добычи и его опасность. Для удобства общения во время вылазок Трофимов создал простой, легко запоминающийся язык жестов, который усвоил даже такой балбес, как Вовчик.

«Операция» проходила довольно обыденно: Толстый занимал удобную позицию для просмотра территории, а Саня орудовал в саду. Если вдруг возникала опасность, наблюдатель подавал сигнал, и вор исчезал.

Вот за этим занятием и застал их Паша Раков, которому не далее как вчера директор поручил узнать, кто повадился в сад, и по возможности отбить охоту у воришек, так как осенний урожай с каждым днем все уменьшался и уменьшался.

После очередной успешной вылазки Саню и Вовчика взяли за шиворот и поставили пред очи Ракова. Вовчик как-то сразу сник, а вот Саня успел наставить несколько синяков «конвою». С юными разорителями директорских садов была проведена воспитательная беседа. Итог — запрет на вход в сад. Вовчик воспринял все очень серьезно, так как был порядком напуган, а Саша просто затаился.

Впоследствии Раков частенько замечал у малышни абрикосы и черешни, но, как говорится, не пойман — не вор. Да и ловить он уже никого не собирался, ему начал нравиться этот пацан, было в нем что-то, за что уважают людей…

— Ну и че не пришел? — Раков встретил Саню утром возле умывальника, когда они были одни.

— Тебе надо — ты и приходи, — ответил тот, вытираясь полотенцем.

— Гордый… Между прочим, то, что я хотел тебе сказать, больше нужно тебе, чем мне. — Паша выдавливал из тюбика зубную пасту (по интернатовским меркам настоящий деликатес). — В Клетку поедешь с нами сегодня?

Клеткой называлась дискотека в центре города. Туда приезжали со всех районов, и не всегда было понятно — танцевать едут или драться. Раков в Клетку ездил вместе с ребятами из Подольского района, на территории которого, собственно, и находился сам интернат. С собой он брал несколько крепких ребят из своего окружения и частенько участвовал в потасовках, которые, как правило, случались после окончания дискотеки.

Клетка, образно выражаясь, «переходила» от одной группировки к другой — все зависело от того, кто побеждал в этих уличных боях.

— Подольские и Вокзальные хотят отбить Клетку у Центра. Мы, формально, Подольские и обязаны явиться, и нас должно быть как можно больше. — Раков был серьезен.

— Слушай, я всегда хотел тебя спросить: оно тебе надо? Подольские, Центр, Клетка? Какое тебе дело до этих тупоголовых, пусть бьют друг другу морды, если им так нравится. Ты с пацанами здесь при чем? — Саша смотрел ему в глаза, ожидая ответа.

— Ты что, думаешь, мне все это нравится? — Раков улыбался, но в улыбке этой не было ни капли веселья. — Таскаться в эту Клетку, смотреть на этих уродов, драться непонятно за что? Хочешь знать, ради чего все это? Хорошо, я объясню тебе, уважаемый чистюля, но прежде задам пару вопросов. Ты никогда не обращал внимания, что интернатовцев никто не трогает возле ларька на автобусной остановке? Что они всегда могут спокойно ходить по дороге в интернат, да и в самом районе наших никто не трогает? Тебе не приходило в голову, почему это так? Все просто: мы тоже Подольские, но нам нужно это постоянно доказывать. Ты спросишь, зачем это нужно лично мне? Все просто — я не смогу стоять в стороне, когда у наших «мелких» будут выворачивать карманы возле ларька. Можно, конечно, воевать с Подольскими. Но зачем? Можно ведь поступить по-другому, мудрее. Так что тебе решать: оставаться в стороне или помогать. Ладно, бывай.

Паша, перебросив полотенце через плечо, пошел в сторону корпуса, оставив Саню наедине со своими мыслями.

Неизвестно, чем бы все кончилось для Трофимова, если бы не событие, изменившее навсегда его дальнейшую жизнь…

Глава 2

ДЕДУШКА

В тот же день, только тремя часами позже, Саша сидел на уроке алгебры, когда в дверь постучались.

— Да, войдите! — громко сказала Ирина Григорьевна, преподававшая в интернате кроме алгебры и геометрии черчение.

В приоткрытую дверь просунулась рыжая голова Петьки Чалова.

— Здрасте, Ирина Григорьевна, там Трофимова к директору вызывают.

— Трофимов, ты можешь выйти, — сказала Ирина Григорьевна, поправив очки.

Выйдя из класса и прикрыв за собой дверь, Саня вместе с Чаловым пошли на второй этаж, где находился кабинет директора.

— Что там, не знаешь? Может, случилось чего? — спросил он у Петьки.

— Не-а, но вроде не злой. Ну давай, удачи тебе. Я на химию пошел. — Чалов уже поднимался на третий этаж. — А, да… У него еще там дед какой-то сидит, такой не из бедных: прикид у него такой, гайки… Там увидишь.

Саша попрощался с Петькой и пошел по центральному коридору второго этажа. Остановившись напротив двери с надписью «Директор», он негромко постучал и, услышав: «Войдите», потянул к себе ручку.

— Здравствуйте, — сказал он, войдя в просторный кабинет.

Стены кабинета были завешаны разными грамотами и дипломами. Справа на полках шкафов стояли всевозможные кубки и награды, скопившиеся за многолетнюю спортивную и общественную жизнь школы-интерната номер восемь. Прямо напротив окна находился большой стол директора, на котором стояли два дисковых телефона, лежали разные папки и бумаги, а за столом, на большом черном кресле, сидел сам хозяин кабинета. К основному столу был приставлен еще один стол, поменьше, формируя букву «т», за которым стояли еще шесть обычных стульев.

На одном из этих стульев сидел старик, хотя, если присмотреться повнимательней, слово «дед», как назвал его Петька, не совсем подходило к нему, а скорее, наоборот, противоречило. Конечно, седые волосы и морщины на лице и руках выдавали в нем человека преклонного возраста, но вот его глаза — в них не было той вековой усталости, которая присутствует во взгляде старых людей. Наоборот, они светились энергией и силой. Насчет его костюма Чалов не соврал, скорее, дорогой, чем дешевый, но в то же самое время — достаточно простой и элегантный. На среднем пальце руки красовался перстень с небольшим красным камнем. Левая рука лежала на ручке трости, сделанной из какого-то темного дерева, саму же трость покрывала замысловатая резьба — очень красивая вещь.

— Доброе утро, Саша, — сказал директор, вставая с кресла. — Вот, хочу с радостью вас познакомить. Это Виктор Анатольевич — твой родной дедушка.

Старик тоже поднялся со своего места, слегка развел руки и произнес:

— Ну здравствуй, Саша.

Саня, пораженный услышанным, еще не до конца осознав происшедшего, не мог пошевелиться. Надежды, что за ним кто-нибудь когда-нибудь придет, он похоронил уже давно. Это раньше, еще когда был маленьким, он мог часами просиживать возле окна, ожидая и надеясь, что вот сейчас из-за поворота выйдет милая мама и заберет его отсюда. Сколько слез пролито за эти годы, сколько надежд разрушено… Много раз, представляя себе маму, он не верил в ее смерть или в то, что она какая-то алкоголичка, как у большинства находящихся здесь детей. В его маленьком детском сердце теплилась надежда и уверенность — мать и отец не такие. Он хотел верить в эту сказку — и верил. Год за годом перед глазами проплывали события чужих жизней, таких же несчастных и таких же одиноких. Каждую неделю появлялись новые дети разных возрастов, кто-то оставался, а кто-то исчезал. Многие смирились со своей судьбой, ничего хорошего не ожидая. День за днем и его надежда ослабевала, а последние два года он уже и не задумывался об этом. И тут вот, так просто, неожиданно появляется родной ему человек: пусть не мама, пусть не отец, но все равно — родной…

— Хм, я выйду на несколько минут, подготовлю все необходимые документы, — сказал директор, направляясь к выходу из кабинета.

— Благодарю вас, Сергей Петрович, — произнес, кивнув, Виктор Анатольевич.

Он подошел к Саше, положил руку ему на плечо и тихо сказал: