Сказка об изгнанном царевиче - Ольга Леонидовна Вербовая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А Василий-то поддакивает братцу: мол, избави нас от напасти; советы мудрые даёт, как Змея одолеть.
— Ежели ты такой умный, — говорит ему Фёдор. — Отчего же сам с Горынычем не сразишься?
— Так ежели чего, — отвечает брату Василий. — Как же царство наше без моего ума-разума проживёт? Не могу я, царь-государь, головою своей мудрой рисковать.
— А вы, братцы, всё такие же хвастуны! — заметил Иван-царевич. — Оттого народ-то вас и не жалует! Кабы не затеяли вы войну проклятую да не положили бы зазря витязей доблестных, давно бы уже и без меня нашёлся храбрец да защитил бы люд ваш честной.
Хоть и серчают Фёдор и Василием за дерзость Иванову, да сказать слово поперёк не смеют — лишь друг на друга кивают: мол, не я в том повинен, а братец мой!
Не стал Иван-царевич их далее слушать — пошёл к нянюшке старой. Та, завидев его, обрадовалась, кинулась обнимать, целовать. Вдруг заметил Иван-царевич, что у неё из-под юбки хвост лисий выглядывает.
— Что с тобой сделалось, нянюшка! Али околдовал тебя кто?
— Нет, Ванюша, — ответила няня, и хвост её тут же начал исчезать на глазах. — Я всякий раз, как сестрицу иду проведать, лисицей оборачиваюсь. Так по лесу гулять сподручнее. Да к старости, видать, рассеянной стала. Совсем позабыла про хвост, глупая голова!
Смекнул тогда Иван-царевич, что за лисицу встретил он тогда подле избушки Бабы Яги.
— А у меня, нянюшка, для тебя гостинчик! Помнится, ты всегда была охочей до диковинок всяких. Вот привёз я тебе из тридевятого царства, тридесятого государства шапку-невидимку. Коли захочешь сестрицу свою тайком проведать, а в лисицу превращаться будет неохота, надень её — и ни одна живая душа тебя не увидит.
— Благодарствую, Ванюша! Диковинки-то я люблю! А уж коли подарочек от тебя, так вдвойне радость мне, старухе! Только Ванюша, остерегался бы ты братьев своих — недобрые они люди. Как бы они тебе лиха не сделали!
— Ежели я одолею Змея Горыныча, и они меня прочь прогонят, — ответил Иван-царевич. — Значит, так тому и быть! Опосля того, что у Бабы Яги услышал, доброго я от них не жду. Лучше ты мне, нянюшка, победы пожелай — чтобы люд честной от напасти избавился! Да и золы мне из печки выгреби малость — пригодится.
Отправился Иван-царевич в опочивальню, а утром чуть свет, сел на коня да отправился на окраину, где, по слухам, в последнее время Змей Горыныч свирепствовал. Вдруг небо потемнело, и показался огромный страшный змей о трёх головах. Крестьяне-то, завидев его, кинулись врассыпную. Одна бабёнка брюхатая не успела. Змей Горыныч собрался было уже схватить несчастную да унести в высь поднебесную, как Иван-царевич преградил ему дорогу:
— Что ж ты, вражина, баб да детишек обижаешь? Сразись-ка ты прежде со мной!
Захохотал Змей Горыныч так, что земля затряслась, да и бросился на Ивана-царевича. Да тот оказался не промах — увернулся да отсёк ему мечом булатным голову. А сверху золой посыпал. Взревел Змей Горыныч, словно выпь болотная да снова на Ивана-царевича бросился. Закипела битва не на жизнь, а на смерть. Бабёнка брюхатая быстренько в избу да в подпол с испугу спряталась. А Иван-царевич знай себе мечом машет. Вскоре и вторая голова чудища полетела прочь. Иван и её золой посыпал. А как третья полетела, замешкался чуток, и тут же на её месте новая отросла. Рубашка-то Ивана-царевича красной от крови сделалась, а он, казалось, вовсе этого не замечает — знай себе рубит Горынычу главу последнюю. Срубил он её, наконец, да остатки золы на неё бросил. Взревело чудище в последний раз да пало замертво. А Иван-царевич от ран тяжёлых тут же сознания лишился.
Привезли его слуги беспамятного во дворец да в опочивальню положили. Услыхал лекарь придворный, засуетился было над раненым, да Фёдор и Василий-цари не велят ему к Ивану приближаться:
— Отойди прочь, а не то худо будет!
— Так ведь помрёт горемычный, ежели я не пособлю! — взмолился лекарь.
— Пущай помирает, тебе-то что?
— Но помилуйте, государи, я же лекарь, моя стезя — болезных исцелять!
— Ступай исцеляй кого другого, да смотри, подойдёшь к Ивану — пеняй на себя, не сносить тебе головы!
Испугался лекарь, прочь из покоев Ивановых вышел. А нянюшка старая за дверью стояла, всё слыхала. Лишь только скрылись из виду Фёдор да Василий, подошла она к лекарю, да и говорит:
— Ванюше-то помочь надобно.
— Я бы с охотой, — ответил лекарь. — Да ежели отрубят мне голову за ослушание, на кого я жиньку с детками малыми оставлю?
— Мне Ванюша давеча шапку-невидимку подарил. Надень её на голову да ступай к Ванюше. Так ни одна живая душа тебя не увидит.
Поблагодарил лекарь нянюшку, ибо в душе любил он Ивана-царевича. Надел он шапку-невидимку, зашёл к нему в покои да принялся раны перевязывать. А братья тем временем дают наказ объявить народу: дескать, совсем плох Иван-царевич, видать, и не жилец вовсе.
— Вот и всё! Осталось только подождать, покуда Ванька представится, а там уже схороним с почестями. Золото-то нам, поди, самим пригодится. Да и престол с Иваном делить неохота.
Нянюшка же лисицею обернулась да в лес к Бабе Яге побежала:
— Ох, сестрица, беда! — начала она ещё с порога, лишь только в избушку вошла. — Братцы вероломные Ванюшу извести хотят, лекаря к нему не пускают! Как бы лиха с ним беспамятным не сотворили!
Покатала Баба Яга яблочко по блюдечку, чтобы замыслы их проведать:
— Видимо, торопиться причинить Ивану лихо они не станут, коли думают, что сам помрёт. Но как только он опомнится да сможет встать, везите Ивана ко мне в избушку. А я состряпаю куклу из воска. Надобно будет положить её заместо Ивана да морока малость навести. А уж это, сестрица, и тебе по плечу.
Так прошла неделя. Иван-царевич всё так же лежал без памяти. Заходил к нему лекарь в шапке-невидимке да нянюшка навещала, сказки ему, как в детстве, сказывала. А неделю спустя вместе с лекарем тёмной ночкой к Бабе Яге отправилась куклу из воска забрать. Лишь спрятала она куклу в каморке, тут же к Ивану-царевичу зашла. А вскоре и Фёдор с Василием заявились, спрашивают:
— Ну что, нянюшка, как там наш братец?
— Ох, государи, всё так же, никак не опомнится.
— Стало быть, помрёт скоро. Туда ему и дорога!
А Иван-царевич как раз в память пришёл да и увидел, что нянюшка опять запамятовала хвост лисий
