Воля императора - Евгений Васильевич Шалашов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кстати, тот пулемет, что стоял на вышке при входе в деревню, оказался прекрасно исполненным муляжом! У кого-то в деревне золотые руки. Посмотришь со стороны — испугаешься. Надо бы предложить, чтобы где-нибудь за околицей поставили деревянную «трехдюймовку». Точно тогда все медведи будут деревню стороной обходить.
Пан Стась поначалу предлагал поставить на вышке настоящий, но я его отговорил. Все-таки, деревня не находится в зоне боевых действий, так что не стоит вытаскивать раньше времени боевое оружие.
Жаль, еще два пулемета и оба миномета пострадали (вот тут я не виноват, граната упала!), да так, что ремонту уже не подлежали. Возможно, попади они в руки армейскому оружейнику, то можно бы как-то отремонтировать — заменить погнутые стволы, починить разбитые механизмы, но не уверен. Даже опытный оружейник предпочтет такое отправить в переплавку.
Посоветовавшись со мной, староста отправил оружие кузнецу, на перековку. Сумеет ли тот или нет создать нужную температуру для размягчения стали — другой вопрос. А вот как хранить патроны, тут сказать сложно. Допустим, оружие я смажу, оберну в старые тряпки, кто-то станет регулярно проверять, (не буду же я ведь здесь вечно торчать), а вот не попортится ли наш боезапас? Цинков у нас нет, а патроны и в нормальных-то условиях хранятся год-полтора, потом их предпочитают отстреливать, а тут даже не знаю. Нет, конечно же, я их смажу, переложу чем-нибудь, но как сохранить все от сырости? Раздать все по хатам, где потеплее? Но у пейзан и так хранится собственный боезапас, да и винтовки в каждом доме имеются. И винтовки крестьяне старательно прячут, мало ли что.
А я перестраховываюсь. Патроны и оружие и так дразнят детишек, особенно подростков, мечтающих о подвигах (а то и просто желающих похулиганить), так что не стоит увеличивать «домашние склады». Одна надежда, что здешние детки — люди дисциплинированные и играться с оружием не приучены. Но детки, они везде детки и к оружию ручки тянуть будут.
Так что, арсенал на виду не оставишь, приходится прятать. И от детей, да и от властей тоже. Подвал у старосты вроде сухой, проветривается.
Нет, все-таки, я пребываю в немом изумлении. Под боком у немцев существуют деревни, где имеется оружие. Совсем, видимо, у гансов плохи дела, если они до сих пор не прибыли, не поставили всех владельцев незаконного оружия на четыре точки! Хотя, ведь могут, времени еще навалом.
Все-таки, война рано или поздно закончится, явится «твердая» власть. Пока не знаю, кто это будет — опять ли Германская империя, самостийная Польша, а то, чем черт не шутит, и Российская империя, но кто-нибудь да будет. Это пока сюда власть не суется, а потом?
Вот-вот. Какая власть позволит, чтобы у крестьян хранилось боевое оружие, да еще и в таком количестве? Вот я, коли стану управлять этим краем в составе своего государства, точно отдам приказ своим силовикам, чтобы изъяли оружие. Знаю, что в моей истории и после гражданской войны изымали, да и после Отечественной.
Но пока я живу в деревне Дрязги, у меня имеется прямой интерес, чтобы все это было спрятано. Ну, а еще и сохранилось. Так что, тружусь.
В свою хату (пусть так) я вернулся под вечер. Дел еще много — начать и кончить. Может, поработал бы и дольше, но в подвале имелся лишь один источник света — керосиновая лампа, а от нее уже болели глаза.
Я уже прожил в деревне неделю, и все это время мне приносили еду кто-нибудь из селян. Читал, что именно так в деревнях раньше кормили пастухов — всем миром. Но пастухи ходили есть по домам, а мне оказана честь — кормили, так сказать, с доставкой на дом.
Сегодня, как оказалось, меня кормил сам староста, а ужин притащила его дочка. Ася, кажется?
— О, спасибо! — возликовал я, увидев на столе горшок с кашей, изрядно сдобренной кусочками свиного сала, кусок хлеба и крынка кваса. — Составишь компанию?
— Нет, мы уже кушали, — степенно отозвалась девушка, усаживаясь напротив меня. — Ты ужинай, пан Лесь, а не то остынет.
С чего это она меня стала паном звать? Наверное, из-за моего «подвига».
Может, так оно и лучше. Девчонка красивая, конечно. Но меня дома жена ждет.
Я принялся за кашу. Что за зерно, так и не разобрал, но вкусно.
— Лесь, а у тебя жена красивая? — вдруг спросила девушка.
— Угу, — кивнул я, не отрываясь от приема пищи. Ишь, опять просто по имени.
— А что в ней такого красивого, чего бы во мне не было?
Я чуть было ложку не проглотил. С чего это она? Ася — красивая девушка, но Соня все равно лучше, да и не в красоте дело, как минимум она принцесса.
От ответа на вопрос меня спас стук в дверь. Вроде, в мою дверь и стучать-то не принято. У меня даже внутреннего запора нет. Все равно тут никаких вещей нет, выносить нечего. Да и нет в деревне воров.
— Ты кушай, я открою, — метнулась девушка к двери.
— Во имя отца и сына, и святого духа, — услышал я. Кто это ко мне пожаловал? Никак ксёндз? И точно.
— Благословите, святой отец, — тихо попросила Ася.
— Благословляю, дочь моя.
При появлении местного священнослужителя я встал, и вежливо поклонился. Может, тоже стоило бы встать под благословение, но не знаю — положено ли православному просить благословления у католического священника? Решив, что императору это не с руки, ограничился приветствием:
— Здравствуйте батюшка.
— Добрый вечер, сын мой, — ответно поклонился мне священник. — Разрешите присесть?
— Прошу вас, святой отец, присаживайтесь, — радушно пригласил я.
Ксёндз уселся. Настало тягостное молчание, прерванное Асей:
— Пан Лесь, коли вы покушали, так я пойду.
— Да, спасибо, — засуетился я, помогая девушке убирать в корзинку опустевшую посуду.
Дочка старосты ушла, а мы остались и принялись рассматривать друг друга. Здешнего священника, настоятеля храма, то есть, костела святого Иакова, я видел пару раз. В моем представлении католические священники — жизнерадостные немолодой толстяки, а этот был крепким и сильным мужчиной, лет так сорока — сорока пяти. И взгляд у батюшки был не приторно сладкий, а жесткий.
— Вы прекрасно говорите по-польски, пан Александр, — заметил ксёндз. — Если бы пан Станислав не сказал мне, что вы русский, то я бы вас принял за поляка откуда-нибудь из-под Варшавы.
Вроде бы и комплимент, но я немного расстроился. Я-то считал, что я говорю по-польски с тем говором, на котором говорят здешние жители. А тут — из-под Варшавы.
— Русский и польский языки — родные братья, — улыбнулся я. — Равно как и пращуры наши — Лех, Чех и Рус.
— А где вы изучали польский язык? — поинтересовался священник.
— Я давно увлекаюсь польской культурой, литературой, — пожал я плечами. — А чтобы понимать литературу, то лучше всего читать ее на языке носителя. — Посмотрев на патера, улыбнулся. — А вы, святой отец, решили, что я служу в разведке?
Вопрос, что называется, не в бровь, а в глаз. Священник и на самом деле скривил бровь (но не глаз), немного помедлил и кивнул:
— Не стану врать, пан Александр, я и на самом деле так решил. Староста сказал, что вы служили в охране русского императора, умеет говорить по-польски. Я удивился. Наши хозяева (слово хозяева пастор произнес с горькой усмешкой) немцы, польский язык не учат. Австрийцы, как я знаю, тоже. А тут русский. Думал, что старосте показалось — знаете отдельные слова, да ругательства, специально сходил, чтобы посмотреть на вас и услышать ваш голос и был поражен — вы разговариваете как урожденный лях. Говор, правда, слегка отличается, но это ерунда. Потом подумал — зачем человеку из охраны царя знать польский? Немецкий там, французский — куда ни шло. А вот разведчику, который работает в Польше, он может быть необходим.
Вот ведь, особист в рясе. То есть, в сутане. Все-то он видит.
— А вы, святой отец, раньше в контрразведке не служили? — вкрадчиво поинтересовался я. — Или какое-нибудь учебное заведение закончили, для разведчиков?
— Я закончил коллеж во имя Иисуса Сладчайшего, — слегка надменно ответил священник.
Ох ты, так он еще и иезуит! Впрочем, он мог только закончить учебное заведение иезуитов, их в Европе много. Да и в России иезуитские училища имелись. Вроде бы, после восстания декабристов мой предок Николай приказал все позакрывать. Или раньше? Точно, пораньше. Но все равно, человек десять будущих мятежников его успели закончить. И располагался коллегиум иезуитов на канале Грибоедова. Ну, у меня-то это канал имени Екатерины.
А про то, что священник в контрразведке не служил — не врет. У меня ничего
