Миллионеры в минусе, или как пустить состояние на ветер - Джефри Робинсон

Суд вынес постановление задержать Хэрбеджа и поместить его в Пентонвильскую тюрьму до поступления дополнительных распоряжений.

В феврале 1986 года, находясь в тюрьме и не сумев оплатить счет за юридические услуги на сумму двадцать четыре с половиной тысячи фунтов стерлингов, он был объявлен личным банкротом.

«Капримекс» тоже был объявлен банкротом на сумму три с половиной миллиона фунтов.

Пентонвильская тюрьма, расположенная к северу от лондонского Сити, в основном населена юными панками, либо ожидающими суда, либо осужденными на срок до шести месяцев. Она была построена в XIX веке и рассчитана на четыреста — пятьсот заключенных. Теперь в ней содержится более 1200 человек. На дверях тяжелые замки, а стены нуждаются в покраске. У охранников усталый, скучающий взгляд. Чтобы пройти в больничное отделение, нужно миновать два тюремных дворика и не менее пяти запертых дверей. Больничное отделение представляет собой коридор, по обеим сторонам которого расположены камеры размером с маленькое стойло. В. каждой камере одна кровать, один стол, один стул и одна лампа. Канализации нет. Зловоние невыносимое.

Пожелтевшего и потерявшего около пятидесяти фунтов веса Хэрбеджа ввели в маленькую комнату в конце коридора и усадили на стул между двух столов, чтобы он мог положить на них руки.

Трудно было придумать что-нибудь более далекое от роскоши поместья «Саттон».

«Во-первых, — говорит он, — меня вернули под стражу. Они заявили, что я нарушил условия пребывания на свободе, чего я не делал. Сначала меня посадили в Винчестере, но я продолжал бороться. Я подал заявление назначить слушание о моем освобождении на 2 октября, и когда я прибыл, мой адвокат уже был там и сказал, что мне не нужно беспокоиться, потому что завтра они отзывают английское обвинение против меня и собираются выдать меня американцам. Меня привезли на Боу-стрит и бросили сюда. В приют для лунатиков. Мне не давали лекарств, поэтому мое здоровье сильно расстроилось. Начался бред с галлюцинациями и так далее. Тогда мне стали давать лекарства. 23 октября, когда суд окончил слушание моего юридического обзора, мой адвокат встал и сказал, что все это не имеет значения. М-р Хэрбедж не содержится под стражей в Винчестере, поэтому его дело отменяется. Теперь он содержится под стражей по ордеру на выдачу. И дело отменили. Но они не сообщили, что по той же самой причине они пять дней назад отказали мне в выходе на свободу под залог с Боу-стрит. Они просто решили покончить со мной любым путем».

Интервьюировать Хэрбеджа — странное занятие.

Безусловно, он — интеллигентный человек. Он хорошо говорит, и по глазам видно, что он знает, что делает.

Да, конечно, его вес — серьезная проблема. Жить с четырьмястами фунтами не так-то легко. Но он научился играть на этом, и вообще, на своем плохом здоровье. Это и смех, и слезы. Они почти неотделимы друг от друга. Он беспокоится об удобстве посетителя, сожалеет, что не может предложить чаю или кофе. Словом, ведет себя как человек, который чувствует себя жертвой обстоятельств, но подчиняется этим обстоятельствам. Проведя с ним пару часов, начинаешь испытывать к нему странное чувство симпатии — симпатии к такому же человеку, как и ты сам, попавшему в ужасное положение.

Такая симпатия — не единичный эпизод. Люди, имевшие с ним дело, делятся на две категории: с одной стороны его бывшие клиенты, которые хотят вернуть свои деньги и считают его мошенником, и с другой стороны те (и в среди них тоже есть его бывшие клиенты), кто считает, что он — действительно жертва обстоятельств, что, если бы у него была возможность, он бы выплатил все долги и даже помог бы людям заработать в будущем еще больше денег.

К нему относятся либо с полным неприятием, либо со слепой верой.

Середины нет.

Хотя, когда он начинает говорить о своих тайных политических связях, по крайней мере один посетитель задумается, все ли у него в порядке с головой.

То, что он говорит, может бь»ть и правдой. Но с таким же успехом это может быть и бредовыми фантазиями.

К сожалению, это невозможно точно установить.

«В течение 1983-1984 годов я был в центре чрезвычайно важных политических событий. Я хочу сказать, что… (имена опущены) собирались направить экспедиционный корпус Омана с целью освободить Сейшелы. Я участвовал в нескольких переговорах с китайцами по очень интересным вопросам. Когда все думали, что (имя опущено) должен находиться на другом конце света, он на самом деле поднимался по черной лестнице Дорчестера, чтобы встретиться со мной. Мы были замешаны в планах министерства иностранных дел и… (им опущено) в связи с аргентинцами. Я имел прямое отношение ко всем этим делам».

Но оставим в стороне политику.

На замечание о том, что нет никаких сведений о его товарных операциях за эти годы, он отвечает: «Их было до чертовой матери!»

Но на вопрос, с кем же именно он торговал, Хэрбедж отвечает только после долгой паузы: «Мы работали с множеством американских компаний. Записи об это» имеются, но они уже в течение года находятся в руках по линии. Они отказываются отдать их или сделать копии, это противозаконно. Это противоречит постановлению апелляционного суда. Полиция отказывалась выдат список этих документов, хотя обещала сделать это еще феврале прошлого года. Мы получили его только в этом январе. Причем в их списке отсутствуют счета шести ты сяч клиентов. Все это было подстроено с начала до конца».

Но даже когда полиция выдала ему все его архивы, там не нашлось доказательств того, что он занимался товарными операциями.

Хэрбедж на это отвечает: «Что можно сделать, когда ты один против всей системы и к тому же сидишь в подобном месте? Есть люди, которые мне верят. Например, на Би-би-си. Есть люди, которые знают, что за всем этим стоит. И единственная моя надежда — обратиться в Высокий суд»11.

И все-таки, через кого велась торговля в Соединенных Штатах?

И опять долгая пауза.

«Через компании, зарегистрированные на Чикагской товарной бирже. Но, как вы знаете, это уже было известно. За все эти деньги я могу отчитаться. Там должны быть миллионы, но я не знаю, где они, потому что все было захвачено. С декабря 1984 года я ничего не мог контролировать. Ни единого клочка бумаги».

Во время слушания дела о выдаче адвокаты правительства Соединенных Штатов заявили, что Хэрбедж обманным путем выманил у трех тысяч клиентов более сорока шести миллионов долларов. Сам Хэрбедж утверждает, что в лучшие дни активы вкладчиков «Капримекса» оценивались в шестьдесят девять миллионов.

Но на вопрос, что от этого осталось, Хэрбедж отвечает: «Было оплачено много ликвидации. На это ушли миллионы и миллионы. Но никто об этом не думает. Я не сомневаюсь, что меня просто подставили, вот и все. Но я буду продолжать бороться, пока смогу».

Один из бывших сотрудников Хэрбеджа, работавший в поместье «Саттон» с июня 1983 и по август 1984 года, рисует совершенно иную картину.

«Пока существовал офис в Женеве, проводились хоть какие-то товарные операции. Но после большого скандала в начале 1984 года, когда этот офис был закрыт, никаких товарных операций больше не велось».

Этот человек утверждает, что с помощью компьютера самой сложной модели Хэрбедж, используя газетные сообщения, задним числом сочинял прибыли и убытки и вводил эти цифры в компьютеры, которые регистрировали счета клиентов.

«Огромные суммы, — продолжает бывший сотрудник, — были растрачены на все эти приемы и церемонии в поместье „Саттон“ и в Шотландии. Кроме того, Хэрбедж хотел купить себе служебный самолет, и на этом мы потеряли около 450 тысяч Долларов. Потом он отказался от этой покупки. Мы тратили деньги направо и налево. А поступали они из „Капримекса“.

По его словам, штат Хэрбеджа составлял около 140 человек. Только в охране было тридцать три человека. Были еще садовники и всевозможный обслуживающий персонал обоих имений. Хэрбедж содержал три офиса в Англии, один в Шотландии, один в Амстердаме, маленький офис на Каймановых островах и собирался открыть офис во Франкфурте.

«Пока поступали деньги, мы могли со всем этим справляться. Мы воровали у Питера, чтобы заплатить Полу. Но после создания нового фонда „Интернэшнл карренси фанд“ Хэрбедж рассчитывал выплатить деньги всем, кто на каждом углу кричал о „Капримексе“, и тогда у нас все было бы в порядке».

На вопрос, кто знал обо всем этом, бывший сотрудник честно признает: «Многие из нас. Проработав некоторое время, трудно этого не заметить. Все стало рушиться в феврале 1984 года, когда толпы людей стали требовать вернуть им их деньги, а мы знали, что не можем этого сделать, потому что денег просто не было».

Но если сотрудники знали об этом, почему они немедленно не вышли из игры?

«Трудно объяснить. Он очень хорошо платил нам, хотя и спрашивал с нас на все 110%. У этого человека есть дар заставлять людей работать на себя».