Сколько стоит рекорд - Борис Маркович Раевский

по Васильевскому. В машинах, кроме водителей, — Жарков и Местер.

Илья Местер дежурит нынче ночью по угрозыску, но происшествий нет, и он, оставив все на лейтенанта Стеринского, включился в поиск ребенка.

Получив пять-шесть адресов, бегает Местер по лестницам, звонит в квартиры.

— Медведевы здесь живут?

— Что-что? — спросонья не понимает старушка.

— Медведевы живут тут?

Голос у Ильи Местера — как из бочки. Таким в самый раз по ночам людей будить…

— А конечно! А как же?! Живут, батюшка. А что стряслось-то, господи?

— Да ничего не случилось, не волнуйтесь, бабушка. А сын у них есть? Или дочка? — Илья старается, чтоб голос звучал как-то помягче, деликатнее.

— Да есть, есть. Конечно, есть! Доченька, Валюша.

— Здорова?

— Да, конечно, здорова. Пока бог миловал, здорова. А что стряслось-то, батюшка?

— Да ничего, ничего! Здорова — и все в порядке.

Машина летит дальше.

— Медведевы тут живут?..

— Отворите, пожалуйста. Не пугайтесь. Медведевы у вас проживают?

Объехав очередные адреса и убедившись, что все дети Медведевы здоровы, Местер не возвращается в милицию. На счету каждая минута! Из ближайшего автомата звонит — «02». Телефонистка на коммутаторе милиции уже запомнила его трубный «глас» и, даже не ожидая номера, сразу соединяет с лейтенантом Стеринским.

Получив новую порцию адресов, Местер мчится дальше. По пустынным темным дворам, гулким ночным лестницам.

— Медведевы тут живут?

— Кого-нибудь из Медведевых можно?

А где-то неподалеку так же мечется по лестницам Жарков…

6 часов 20 минут.

Как много Медведевых даже на одном лишь Васильевском острове! Да что там на острове! В прилегающем к аптеке районе — и то обошли уже более сорока квартир. Медведевы — да не те.

Звонят из поликлиники. Галя записывает два адреса. Один — возле самой аптеки…

Сердце у нее стукнуло и остановилось. «Он!»

Галя почему-то твердо верит — он! Валерик Медведев.

— Можно, я?.. Сама!.. — просит она Стеринского.

Тот глядит на нее удивленно. Пожимает плечами.

И вот Галя уже несется полутемными улицами.

Девятнадцатая линия… Так… Вот тут…

Пожилая дворничиха подозрительно оглядывает Галю, долго расспрашивает, кто она, да к кому. Потом так же долго копается у ворот, гремит цепью. Наконец-то!

Одним махом взлетает Галя на третий этаж, звонит, звонит, звонит…

— Медведев? — переспрашивает за дверью чей-то заспанный голос. — Валерик? Ну и что? Жив-здоров. В детсад ходит. А что?..

Галя молчит.

— Эй! — говорит за дверью. — Кто там? Зачем вам Валерик?

Галя молчит.

Медленно спускается по ступенькам…

6 часов 50 минут.

Это — как в плохом детективе. Да, сотруднику угрозыска Илье Местеру кажется, что он читал что-то похожее в какой-то дрянной книжонке.

Он звонит на Четырнадцатой линии. Входит в квартиру.

— Медведевы здесь живут?

— Нет, таких нет…

— Как — нет? — Илья все сдерживал голос, а тут забыл и перешел на полную мощность. — Как — нет? Вот у меня же — из поликлиники. Медведева Люба…

— А! Любочка! Есть! Есть! Ее фамилия, кажется, и впрямь Медведева. Родители-то ее здесь не живут. Они — в Туле. А девочка — у дедушки. А его-то фамилия — Никитин…

Местер, почти не слушая, идет по коридору за говорливой женщиной.

Стучит в комнату.

— Войдите!

Отворив дверь, видит: маленькая девочка на кровати, а около нее — старик. А на столике… Цепкие глаза Ильи Местера сразу выхватывают из груды чашек, ложек, игрушек, книжек коричневато-желтую бутылочку.

Словно онемев, молча, неотрывно, глядит он на эту бутылочку. Глядит и молчит.

Старик беспокойно следит за его взглядом.

— Лекарство, — испуганно бормочет старик. — Внучке…

Видимо, он не на шутку встревожен этим непонятным ранним визитом.

— Извините! — гудит Местер. — Извините! Сейчас объясню… Только скажите: вы уже давали? — стучит он ногтем по коричневатому пузырьку.

— Нет, еще нет. А что?

— Полный порядок! — грохочет Местер.

— Все, — говорит лейтенант Стеринский, когда раздается звонок Ильи Местера. — Нашли…

Он глядит на Галю. Маленькую, худенькую. Чулки и юбка на ней заляпаны грязью. Грязь уже высохла и теперь особенно заметна. Волосы растрепаны. Глаза воспалены.

— Ой! — шепчет Галя. Она улыбается и вдруг — плачет, навзрыд, на всю дежурку. Кусает губы, зажимает рот рукой, но не удержаться…

— Ну, ну, — говорит Стеринский. — Ну, не надо… — так он всегда успокаивает свою четырехлетнюю дочку. — Ну, не надо же…

В ГОСТИ

Витька, высокий, гибкий, как хлыст, семиклассник, в щеголеватой, легкой, несмотря на морозец, тужурке, стоял возле своей парадной и исподтишка наблюдал за этим пареньком.

Странный парнишка! В кургузом пальтеце, в треухе, в галошах. Обшарпанный чемодан все время держит на весу, будто боится опустить на панель. Так и стоит — уже долго, привалившись спиной к фонарному столбу.

«Из деревни», — догадался Витька.

Об этом говорили галоши. На улице было сухо. Какой ленинградский мальчишка в такую погоду напялит их?

И еще: чемодан у паренька фанерный. Видимо, когда-то он был ярко-бордовый. Но краска облезла, и теперь чемодан не то рыжий, не то пегий.

Вообще-то стоять да глазеть вокруг Витьке было некогда. Его ждала недостроенная модель: катер с подводными крыльями. Не катер — чудо! Но уж больно занятный парнишка. Витька неторопливо, вразвалку подошел к нему и небрежно осведомился:

— Колхозничек?

Парнишка насупился, глаза у него сузились. Острый кадык дернулся, выпятился и опять пропал, будто парнишка проглотил что-то.

— А чего картошку слабо копаете? — не унимался Витька. — Наш сосед ездил помогать. У самих — кишка тонка? Да?

Парнишка опять молча дернул кадыком. Был кадык у него такой острый — казалось, в конце концов, проткнет кожу на шее.

— Зачем приехал? — спросил Витька.

— К тетке, — наконец разжал губы паренек.

— Чего ж не зашвырнул к ней свой сундук? — Витька щелкнул ногтем по чемодану. Промерзшая фанера зазвенела, как барабан.

— Нету тетки, — сказал парнишка. И хмуро пояснил: — Совсем нету…

— Как это — совсем? — не понял Витька.

Паренек набычился, мотнул головой. Видно, ему не хотелось беседовать с первым встречным. Но Витька настаивал. И паренек, запинаясь, рассказал.

Оказалось, он приехал на каникулы издалека, из деревни Верхние Рожки. Здесь, в Ленинграде, живет его тетя Лидия Гавриловна. Филя, так звали паренька, никогда ее не видел. Но отец с матерью говорили, что тетка добрая, живет одна в большой комнате и, конечно, приютит Филю на две недели.

Адрес тетки у родителей не сохранился. Когда-то переписывались с нею, но с годами письма шли все реже, а потом и вовсе прекратились. Помнили родители только, что жила тетка на Лиговке, а дом и квартиру начисто забыли.

— Не