Особый отдел и тринадцатый опыт - Юрий Брайдер

— Иди, деточка, к церкви Иова Многострадального. Он там в приделе Святого Артемия освещение поправляет.

Однако упомянутый придел, находившийся на нижнем этаже и хранивший икону святого Артемия с частичкой его мощей, оказался пуст, а в самой церкви отпевали покойников. Не станешь же приставать с расспросами к убитым горем родственникам, а тем более к батюшке, жалостливым тенорком распевающему заупокойные псалмы!

Покинув церковь, Ваня принялся методично прочёсывать ее окрестности, расспрашивая о Шестопалове, то бишь брате Алексее, всех встречных-поперечных. Большинство посетителей кладбища такового вообще не знали, кто-то видел его вчера на хоздворе, а кому-то с утра он помогал поправлять оградку могилы.

Короче, опять начиналась сказка про белого бычка. Бомжующие физики оказались неуловимыми, словно пресловутый Колобок. Ваню мутило от одной мысли, что сейчас придётся отправляться ещё и в посёлок Трёх Хохлов. Он сегодня и за Ивановым изрядно набегался.

Как ни странно, помог сержант вневедомственной охраны, патрулировавший кладбище. Вняв мольбам Вани, он махнул рукой куда-то на северо-запад:

— Минут пять назад в ту сторону побежал. В чёрной рясе и волосатый, сразу узнаешь. Так рванул, словно за ним черти гнались.

Пришлось Ване пуститься в погоню, хотя бег по старинному кладбищу, густо заросшему траурной растительностью и плотно застроенному могильными памятниками, склепами и часовенками, напоминал странствия лабораторной крысы по лабиринту: влево, вправо, влево, вправо, влево, влево и опять вправо, — всё время уворачиваясь от острых прутьев оградок и поникших к самой земле сосновых веток.

Ноги у Вани в соответствии с ростом были коротенькие, зато прыти хватало с избытком, и вскоре он заметил впереди длинную сутулую фигуру неуклюже бегущего человека.

— Алексей Андреевич! — закричал он вслед Шестопалову. — Остановитесь! Разговор есть! Да куда же вы?

Бегущий действительно остановился и удивлённо уставился на Ваню. Если бы не длинная, заношенная ряса, больше похожая на рабочий халат алхимика, Шестопалов очень походил бы на гениального скрипача и композитора Никколо Паганини — густые волосы, вороньим крылом падающие на лицо, кривой хрящеватый нос, чёрные сумасшедшие глаза, тонкогубый рот, полное отсутствие зубов. С Ивановым его роднило одно, можно сказать, анекдотическое обстоятельство — если первый вследствие бесприютной жизни приобрёл синюшную смуглость, то второй в тех же обстоятельствах побледнел до зеленоватого оттенка. На груди Шестопалова висел тяжёлый медный крест.

— Это ты меня, отрок, ищешь? — спросил он, вскидывая руку для крестного знамения, но так и не решаясь его наложить.

— Я, Алексей Андреевич, — ответил Ваня. — А от кого, интересно, вы убегали?

— Ни от кого… Неосознанное желание побудило меня посетить могилку новомученицы Глафиры. — Он кивнул в сторону замшелого могильного камня, на котором с превеликим трудом читалось: «Здесь покоится с миром купец второй гильдии Зосима Демидович Мухоморов».

То ли Шестопалов не считал ложь во спасение грехом, то ли страх, причину которого Ваня не мог понять, затмил его разум.

— Что же вы меня не благословите? — поинтересовался Ваня, глядя на пальцы Шестопалова, всё ещё сложенные щепотью.

— Права не имею, — торопливо ответил тот, почему-то вытирая руку об рясу. — Я ведь не священник и даже постриг не принял. Служу богу, так сказать, на общественных началах.

И тут Ваню вдруг осенило:

— Да вы, наверное, хотели меня крестным знамением отогнать! Вроде как нечистую силу…

— Испугался .. Другие от испуга за оружие хватаются, а я к защите святого креста прибегаю. — Надо полагать, что в такое наивное объяснение не поверили бы даже старушки, торгующие возле кладбищенских ворот самодельными венками.

Ещё минуту назад Ваня собирался передать Шестопалову привет от коллеги Иванова, но теперь интуитивно сообразил, что это будет лишним. Страх переполнял Шестопалова, словно ржавая вода — только что отрытую могилу, и таким обстоятельством нельзя было не воспользоваться, выдавая себя за всезнающее, демоническое создание.

— Давно хочу с вами, Алексей Андреевич, побеседовать, — произнёс Ваня с оттенком многозначительности. — Как, думаю, человек, достигший таких высот в богопротивных науках, отдался вдруг на волю господню?

— Не я один поступил подобным образом, — потупясь, ответил Шестопалов. — Великий Ньютон большую часть своей жизни посвятил толкованиям Апокалипсиса. Не менее великий Сведенборг из учёного превратился в теолога-мистика… У каждого свой путь к богу. У одних через страх и невежество, у других через осознание дьявольской природы научных знаний.

— Да вы, Алексей Андреевич, никак грехи здесь замаливаете! — воскликнул Ваня

Шестопалов ничего ему не ответил, а только с животной тоской уставился куда-то в пространство. На мгновение у Вани даже мелькнула мысль, что он в любой момент ожидает смерти.

— Что вас мучает, Алексей Андреевич? — вкрадчиво спросил он.

— Уже ничего. — Шестопалов устало махнул рукой. — Скажите, вы человек?

— В каком смысле?

— Вы не оттуда? — Он возвёл глаза к низкому, пасмурному небу.

— Нет, я создан из плоти и крови, как и вы сами. Но среди нас есть небесное создание. Ангел божьего лица Метатрон.

— Я так и знал. — Шестопалов уронил голову. — От расплаты не скроешься даже под сенью божьего храма.

— Не бойтесь, — сказал Ваня. — Мы не причиняем зла добрым людям.

— Отрадно слышать, — с горечью произнёс Шестопалов. — Зато людей недобрых вы, надо полагать, не щадите?

— Нет, не щадим… Но ваша судьба ещё не определилась.

— Когда же это случится?

— Всё будет зависеть от вас самих. От вашей откровенности. От желания сотрудничать с нами… Скажите, в той, другой жизни у вас была книга, называемая «Негравитационные квантовые поля в искривлённом пространстве-времени»?

— Была, — еле слышно произнёс Шестопалов.

— А теперь покажите свою правую руку, — скорее приказал, чем попросил Ваня.

— Зачем, не надо… — прошептал окончательно сломленный Шестопалов. — Я знаю, почему вы спросили о книге. И я догадываюсь, чья рука вас интересует. Но сейчас я не в состоянии держать ответ… Позвольте мне подготовиться… Исповедаться, ещё раз обдумать всё. Прошу вас. Не мучайте меня понапрасну! Приходите завтра. Или я сам приду в назначенное вами место. Приду босиком и с веревкой на шее, как раньше приходили к эшафоту грешники.

Ване было ясно, что ни единого толкового слова сейчас из Шестопалова не вытянешь. Но и бросать его на произвол судьбы тоже не хотелось — ещё, не дай бог, наложит на себя руки. По всем признакам он уже и так находился на грани помешательства.

— Подождите здесь, — сказал Ваня. — Мне необходимо кое с кем посоветоваться..

Пользоваться при Шестопалове мобильником Ваня не посмел, поскольку это могло разрушить созданный им образ некоего всезнающего демонического создания, и он зашёл за высокий гранитный памятник, изображавший крылатого бога сна Гипноса, принимающего на руки бездыханное тело костлявого старца. Однако позвонить друзьям ему было не суждено. На экранчике аппарата мерцал крошечный конвертик, сообщающий о том, что на адрес Вани несколько часов назад пришло текстовое сообщение, гласившее: «Всем следовать в город Пушкин. Кондаков попал в беду».

Видимо, сообщение поступило в тот момент, когда Ваня держал банк и в запале игры не обратил внимания на негромкий писк звукового сигнала.

Вернувшись к Шестопалову, застывшему, как паралитик, в прежней позе, Ваня сказал:

— Так и быть, мы придём завтра. А вы пока отдыхайте, молитесь, думайте только о хорошем. Уверен, что всё закончится благополучно.

Когда Ваня покидал кладбище, сержант вневедомственной охраны поинтересовался:

— Ну, нашёл ты своего беглеца?

— Нашёл, — ответил Ваня. — А что такое?

— Да тут им ещё кое-кто интересовался. Спросили и ушли.

— Не знаете, кто такие?

— Не знаю. Назвались коллегами. Но на верующих не похожи.

— Наверное, это были коллеги по прежней работе Ведь Алексей Андреевич не всегда верил в бога. Это на него так наука повлияла…

Глава 9. ПЕРВАЯ КРОВЬ

Направляясь в город Пушкин, где и случился ночной взрыв, по разному счёту то ли шестой, то ли седьмой в «гладиаторской серии» (хотя авторство ещё предстояло уточнить), Кондаков попытался вспомнить всё. что ему было известно об этом географическом пункте.

Однако, как он ни старался, а на память приходили только самые элементарные сведения, почерпнутые ещё на школьной скамье.

До революции город носил название Царское Село, там проводила лето императорская семейка, и учился в лицее поэт Пушкин, сказавший по этому поводу: «Отечество нам Царское Село». Сюда была проведена первая в России железная дорога и устроен первый вокзал, спешно переоборудованный из увеселительного заведения, что, естественно, отразилось на названии («вок», между нами говоря, это вокал, пение).