Россия против Руси, Русь против России - Петр Хомяков

А, собственно, почему нет? Разве не хрестоматийно высказывание, что еще в самом начале христианизации Руси Новгород крестили «огнем и мечем». И это никак не противоречит «нравственности» христианской церкви. И воспринимается нормально.

Но сейчас накопилось гораздо больше сведений о крещении Руси. И уже во многих популярных, и не только популярных, книгах приводятся сведения, что крещение обернулось для Руси уничтожением около трети городов и уничтожением более трети населения (об этом, в частности, написано в великолепной книге Озара «Святослав Хоробре: Иду на Вы!», М.: Белые альвы, 2006 – 308 с.).

Вдумайтесь, читатель, ТРЕТИ! Больше, чем в Великую Отечественную войну, если брать относительные потери.

Так что у христианства большой опыт навязывания своих взглядов довольно дорогой ценой. И православие здесь просто продолжает общехристианскую традицию, так ярко проявившуюся и в инквизиции, и в крестовых походах, и в крещении народов Латинской Америки.

Просто об этих моментах мы осведомлены лучше. Католицизм циничнее, но и откровеннее. Да и наши историки любят замечать соринки в чужом глазу, не видя бревна в собственном. А вот более тотальное православие гораздо результативнее умеет скрывать свои «подвиги». Так, просочилось что–то о крещении Новгорода «огнем и мечем», но вот обобщений на этот счет до поры до времени не было.

Но все тайное рано или поздно становится явным. И теперь мы знаем, что стоило Руси крещение. И на этом фоне установление монополии православия в результате Батыева нашествия отнюдь не выделяется «ценой вопроса». Все, в общем–то, вполне соответствует христианским традициям. Особенно традициям христианства византийского, имперского, православного. Отличающегося от католичества отнюдь не большей гуманностью, а обусловленным большей тотальностью, умением скрывать факты и «исправлять» историю.

Но средневековые методы фальсификации пасуют перед современным научным знанием и методами системного анализа.

И те, кто хотят знать, а не слепо верить, сейчас уже вполне могут понять логику политической и идейной борьбы, развернувшейся на просторах Руси в XIII веке.

Впрочем, не только нашему разуму мы обязаны пониманием истоков и последствий подлейшей византийской интриги и дальнейшей деятельности «равноапостольного» карателя Неврюя–Невского.

Заканчивается христианская Эра Рыб. Наступает Эра Водолея. И к нам возвращаются наши родные русские Боги.

И они помогут нам избавиться от морока православия и от ига построенной под его руководством по подлым византийским лекалам империи.

Впрочем, хватит рассматривать проблемы фальсификации истории. Для нас они важны, но мы полагаем, что этот вопрос нами для рассматриваемого исторического эпизода решен.

Рассмотрим теперь византийский режим на Руси как определенную систему управления. С присущими ей системообразующими признаками. Тогда нам легко будет проследить эволюцию византизма по существу, без эмоциональных, идеологических и политических искажений.

В самых общих чертах имперскую систему управления можно рассматривать как наиболее завершенный вид иерархических систем. Это очевидно даже на обывательском уровне. В большей мере, чем в империи византийского (древне египетского, ассирийского, и т.п.) типа иерархия проявляться не может.

И этот системообразующий признак византизма не может быть искажен никакими компромиссами с жизненными требованиями. Чего нельзя сказать о других признаках, которые мы рассмотрим ниже. Все же не может существовать система, абсолютно игнорирующая требования действительности.

Итак, иерархическая система византийского типа в идеале стремиться к:

1) Полной унификации механизмов управления, к созданию унитарного государства. К уничтожению всяческого самоуправления и региональной специфики управления.

2) Тотальной бюрократизации и регламентации принятия решений.

3) Сочетанию грубого насилия со стороны государства с не менее грубым оболваниванием со стороны государственной религии.

Все перечисленные свойства иерархических унитарных систем управления зачастую настолько не функциональны, что не могут быть воплощены в жизнь до конца. И тогда система может быть построена с некоторым смягчением этих требований. Но смягчением минимальным, достаточным только для того, чтобы не развалиться от собственной тупости.

Мы не будем здесь подробно рассматривать российский византизм с точки зрения этих свойств иерархических систем. И без подробного анализа очевидно, что он полностью им соответствовал. Когда абсолютно, когда на уровне тенденций. А отступления от этих требований в России с 1237 года были только временные и минимальные (например, пресловутые земства, организации практически бессильные).

Стоит отметить, тем не менее, что абсолютно нефункциональные системы в природе не существуют. Жесткие иерархические системы, и византизм в частности, в некоторых случаях вполне конкурентоспособны. Эти системы способны концентрировать усилия управляемого таким образом государства на решения тактических задач в кризисных ситуациях.

Именно во времена таких кризисов иерархические унитарные системы и могут вытеснять конкурирующие управленческие модели. А потом насильственно закрепляться.

Однако народная мудрость гласит: «Умный человек находит выходы из кризисов, мудрый в кризисы не попадает». Иерархическое управление бывает иногда (только иногда!) умно, но никогда не бывает мудро. Более того, сторонники иерархического управления сами провоцируют кризисы, чтобы лишний раз продемонстрировать свою «незаменимость».

Именно так иные цари «укрепляли» государства с помощью ими же самими спровоцированных войн. Ситуация в истории довольно частая.

Подробнее об этом можно прочитать в нашей книге «Свои и чужие».

Между тем, иерархические системы управления по мере их существования становятся все более не функциональными и неповоротливыми. На каждую проблему они отвечают созданием соответствующего бюрократического органа. Когда проблема решена, этот орган становится ненужным.

Но создать бюрократическую структуру легче, чем ее потом упразднить. Это проблема не только иерархических систем. Серьезные ученые Запада пишут о ней применительно к более гибким западным системам управления. Что же тогда говорить о ситуации в рамках византийских имперских систем.

Управленческий аппарат этих империй раздувается в прямом смысле слова как раковая опухоль (математические модели роста бюрократического аппарата и роста раковых опухолей моделируются однотипными системами математических уравнений). При этом ненужные бюрократические структуры не удовлетворяются только ролью простых паразитов. Созданные один раз для решения неких проблем, они эти проблемы как раз не решают, а консервируют с целью оправдания собственного существования.

В итоге подобные системы управления всегда проигрывают более гибким. И рушатся, не выдерживая конкуренции.

Примечательно, что классические иерархические системы, согласно теории, должны быть построены по принципу отдания приказов сверху вниз и отчетности об их выполнении снизу вверх. Но тогда получается, что верхний управленческий уровень должен знать буквально все о делах внизу, чтобы иметь возможности приказывать по любому поводу.

Даже на первый взгляд очевидно, этот принцип настолько не совместим с реальной жизнью, что даже в самых простых иерархических системах возникает необходимость принимать решения, не основанные на приказах. И тогда прямые приказы заменяются массой законов и инструкций. Но законы и инструкции – это некий аналог приказов. Просто инструкции – это приказание делать то–то в такой–то ситуации.

В условиях иерархической системы, когда инициатива снизу сведена к нулю, возникает необходимость законами и инструкциями предусмотреть все возможные ситуации. Это, разумеется, невозможно. И инструкции зачастую оказываются неверными и вредными для дела.

Чем больше законов и инструкций, тем больше вероятность, что они в той или иной ситуации будут неконструктивны. То есть, пытаясь претендовать на универсальность, творцы законов и инструкций в иерархической системе управления, условно говоря, на один полезный случай применения инструкции, провоцируют ее вредное применение в двух случаях.

Это приводит к ситуации, когда, выполняя все законы и инструкции, попросту невозможно жить и делать любое дело. Известен в этой связи пример, т.н. «итальянской забастовки», когда выполнение инструкций ведет к невозможности продолжать работу. Иногда такую забастовку называют еще «гамбургской», в честь крупнейшего в мире и сложнейшего по управлению аэропорта города Гамбурга.

Авиадиспетчеры Гамбурга, имея ограниченные права на забастовку, сорвали работу аэропорта, тем, что строжайше соблюдали все инструкции. Де юре это не было забастовкой, де факто, работа была прервана. Пересмотр инструкций был признан невозможным, ибо потребовалась бы их замена. Но никто не гарантировал, что новые не окажутся еще хуже старых.