Последнее слово за мной - Паула Уолл

— Что, в церкви проводится очередная чертова распродажа выпечки? — поинтересовалась она.

А потом вспомнила, зачем пришла.

— Вы бы небось влюбились в кого угодно, хоть в Лиззи Борден, если бы она трахнулась с вами на кладбище, — резко заявила Шарлотта.

— Только в том случае, — произнес Томас, приглаживая пятерней волосы, — если бы у нее были столь же скромные манеры и благочестивый нрав, как у вас.

— Вы меня не знаете. Нельзя любить то, чего не знаешь.

Опершись руками о спинку стула, Томас пожирал ее глазами.

— Я знаю, что характер у вас как у кактуса. Знаю, что вы не сможете вскипятить воду даже под началом у опытного повара и не найдете дома веник даже по карте. Я знаю, что вы курите, пьете и сквернословите. Знаю, что вы богаты, как царь Мидас, но скорее сожжете свои деньги, чем пожертвуете их церкви. Но я знаю также, что вы приютили дочь сестры и воспитали как свою собственную. Знаю, что, если кому-то в этом городе понадобится помощь, вы первая протянете руку. Я знаю, что вы и для чужака сделаете больше, чем иные жены для собственных мужей. Я знаю одно, — подытожил Томас, — что вы тогда на кладбище возродили мертвеца к жизни.

И сказал это таким тоном, что в Шарлотте разгорелось желание.

— Выключи свет, — сказала она.

Протянув руку за спину, Томас щелкнул выключателем. Он ничего не видел в темноте, поэтому Шарлотта застала его врасплох, прижавшись к нему.

— Я люблю вас, Шарлотта, — прошептал он ей в волосы.

— Заткнись, — сказала она, — и докажи.

В то воскресенье проповедь Томаса была посвящена любви.

— Да будем мы все жить в мире, где о любви не говорят, — вещал Томас, — а живут ею.

Глядя прямо перед собой, Реба Эрхарт медленно прикрыла ладонью руку мужа. Чарли глазел на нее дольше, чем когда-либо за всю жизнь. Потом поднес пальцы жены к губам и поцеловал.

Приехав домой с Бэньяна, Адам обнаружил на подъездной дорожке кучу машин, а в гостиной — толпы щебечущих женщин, с мастерством жонглеров удерживающих фарфоровые тарелки на плотно сжатых коленях.

— Это Благотворительная организация женщин-христианок, — объяснила миссис Микс, принимая у хозяина плащ и шляпу. — Миссис Монтгомери занялась добрыми делами.

— Но меня не было всего неделю, — пролепетал Адам, не веря своим ушам.

— Когда на человека нисходит благодать, — сказала миссис Микс, — порой случаются чудеса.

Глава 40

Когда в город в очередной раз приехали цыгане, к Шарлотте Белл явилась с визитом богато одетая дама. Летти проводила ее до кабинета Шарлотты и уже собиралась открыть раздвижные двери, когда разглядела на шее у дамы волчий зуб. Хозяйки не было на месте, и Летти оставила двери широко раскрытыми — на всякий случай. Когда Шарлотта вошла, посетительница стояла у окна.

— Ты не предупредила меня, что быть богатой — такой тяжелый труд, — сказала Мила, не поворачиваясь.

— Чего стоила бы жизнь без сюрпризов? — ответила Шарлотта.

Они решили расположиться поудобнее. Пока Шарлотта наливала себе и гостье виски, Мила уселась на стул и начала повествование.

После похорон Эмиля Мазурского ее кумпания сразу покинула Липерс-Форк. Мила вернулась к воровскому ремеслу. Она как раз собиралась стащить в одном доме серебряные ножи, и вдруг сообразила, что буква «В», выгравированная на рукоятках, в точности совпадает с монограммой на столовых приборах, украденных ею в доме Лестеров. Лестеровское серебро все еще было при ней. Она не так далеко отъехала от места кражи, чтобы продавать добычу.

Сперва Мила решила, что это большая удача. Целый комплект принесет гораздо больше барыша, чем разрозненные приборы. Но, складывая ножи в подол юбки, она вдруг почувствовала тяжесть в груди. Это было не чувство вины.

Она спросила себя: «А что бы на моем месте сделала эта богачка, Шарлотта Белл?»

Мила не стала красть ножи. Напротив, на следующий день она принесла хозяевам, чете Вэр, остальные приборы. Призналась, мол, подозревает, что серебро может принадлежать им. Так и было.

Во времена Великой депрессии мистер Вэр едва не пошел ко дну, когда банк неожиданно потребовал вернуть ссуду. Чтобы спасти бизнес, ему пришлось продать почти все имущество. Банкиром, который едва его не разорил, был не кто иной, как Джадж Лестер. Он оказался столь любезен, что согласился купить пожитки Вэров за гроши. Самой горькой для семейства оказалась потеря столового серебра, доставшегося в наследство от предков.

Потом началась война. Состояние мистера Вэра не просто вернулось, а умножилось. Короче говоря, его не волновало, каким образом Миле досталось его серебро, поскольку он считал его украденным уже давно. Он дал Миле вдвое больше реальной стоимости и отпустил ее с миром.

— Такая уйма денег, — вспоминая о тех днях, Мила покачала головой. — Столько у меня еще никогда не было. Они манили меня. Я могла думать только об одном: что куплю на них. Новое платье, золотые браслеты, французские духи…

Она уже готова была пустить деньги на ветер, как снова почувствовала камень в груди.

Мила снова спросила себя: «А что бы на моем месте сделала эта богачка, Шарлотта Белл?»

Она ссудила деньги человеку, разводившему лошадей, чтобы тот мог купить нового жеребца. Кто-то может подумать, что одалживать деньги цыгану, торгующему лошадьми, — рискованное предприятие. Мила пообещала ему, что если он нарушит условия сделки, то вскоре будет играть в кости с Эмилем Мазурским.

Лошадник вернул ей деньги, причем с процентами. И тогда Мила открыла первое правило богатых. Деньги приносят деньги.

Она продолжила ссужать, и вскоре ее кумпания стала процветающей. Другие таборы стали замечать, что пока они, как встарь, трясутся в деревянных повозках, род Милы перебрался на грузовики. Вскоре люди из соседних племен стали приходить к ней с деловыми предложениями. Так и пошло.

Цыганка-воровка сделалась банкиршей. Естественная эволюция.

— А как же золотые браслеты? Ты их все-таки купила? — поинтересовалась Шарлотта.

— По правде говоря, — пожала плечами Мила, — я потеряла интерес к побрякушкам.

Шарлотта открыла хьюмидор и протянула его Миле, потом выбрала сигару для себя.

— А ты как? — спросила цыганка, поводив сигарой под носом. — Нашла своего спасателя?

— Ты не предупредила меня, что он священник.

— Ха, — ухмыльнулась Мила. — Чего стоила бы жизнь без сюрпризов?

Она зажгла спичку, раскурила сигару и внимательно поглядела на собеседницу.

— Он завладел твоим сердцем, — промолвила цыганка и затушила спичку.

— Я никогда не буду ничьей женой, — твердо заявила Шарлотта.

— Ты такая, какая есть, — сказала Мила, — пока не решишь измениться.

В тот день, когда табор покинул город, Энн Лестер нашла у себя на крыльце сверток. Внутри лежал кожаный футляр с бархатной подкладкой, в котором было столовое серебро. Такое роскошное, что руки Энн, водившей по выгравированной на рукоятках букве «Л» дрожали.

Разорвав прилагавшийся конверт, она вцепилась в открытку.

— Кинтала, — только и было написано там. — Услуга за услугу.

Глава 41

Людей разделяют многие вещи. В Липерс-Форке такую роль играл рельеф. Те, кто жил на возвышении, принадлежали к высшему обществу. А в низине, у реки, соответственно, обитали низшие классы.

А потом построили дамбу. Не то чтобы она прекратила ежегодные наводнения, как обещал Инженерный совет, зато они стали происходить реже — раз в два года. Внезапно земля у реки выросла в цене. Это дало мэру Джо Пеграму и его строительной компании возможность поделить землю на участки и распродать их раньше, чем хозяева обнаружат, что каждые два года по весне у них в подвалах можно ловить лягушек сетями.

Дом самого Пеграма напоминал товарный вагон с окнами. Три спальни, одна ванная и бетонное крылечко пять на пять футов, на котором едва могли разместиться двое свидетелей Иеговы, норовящих заманить тебя в секту, пока ты прячешься от них в прихожей, в шкафу.

За исключением разных оттенков размазанной тонким слоем краски, все дома были одинаковы. Так что ничего странного, что некоторые работяги, оттрубив смену на мясоперерабатывающем заводе, сворачивали не на ту дорогу и понимали это, только когда дверь им открывала чужая жена в домашнем халате. Кое-кто поговаривал, что пеграмовские типовые дома — это начало упадка семейных ценностей.

А потом наступало время дождей и наводнений, и бедолаги, жившие в пеграмовских домах, наблюдали, как их заработанные праведным трудом пожитки уплывают к озеру.

Те, кому приходилось жить по шейку в воде, постоянно мечтали перебраться повыше. Вскоре пошла молва, что Бун Диксон построил первый дом, который выстоит в любую непогоду. Кухня в доме Диксона была настолько большой, что там действительно можно было есть, в ванной тоже было где развернуться, а на заднем дворе отец семейства спокойно мог погонять с сыном в футбол. В кухне над раковиной располагалось удобное окошко, а в гостиной нашлось место для камина. На крыльце можно было установить качели. И, что самое главное, в сезон дождей хозяину дома не требовалась лодка, чтобы добраться до работы.