Время черной луны - Татьяна Корсакова

– Говорю же, прошел.

– И голова тоже? Так прошла, что никаких следов не осталось? – Иудушка припечатал Лию злым взглядом.

– Да, – она вжалась в спинку сиденья.

– Так не бывает. – В железобетонных глазах мелькнуло удивление.

– Выходит, что бывает, – сейчас главное – этого гада не злить. Вдруг получится его уболтать, уговорить оставить ее в покое.

– И давно это с тобой? – Иудушка опять уставился на дорогу.

– Что именно?

– Давно на тебе все заживает, как по волшебству?

– С детства.

– Элексирчик какой-нибудь чудесный пьешь?

– Нет, само собой заживает.

Надо уводить разговор от этой опасной темы, да вот только куда?

– Интересное кино. – Иудушка поскреб бритую башку, крутанул руль влево, обгоняя впереди идущий автомобиль. – А с глазами у тебя давно?

Господи, про глаза-то он откуда знает? И с ними у нее давно, почти с самого рождения. Черные, точно уголья, глаза для натуральной блондинки крайне нетипичны. Цвет радужки генетически связан с цветом волос и кожи. У брюнетов могут быть светлые глаза, а вот блондины практически никогда не рождаются кареглазыми. Помнится, Анатолий Маркович очень сильно удивился, когда узнал, что волосы у нее не крашеные, а натурального цвета. Это он рассказал о генетической закономерности, которую Лия одним своим существованием поставила под сомнение. А мама – у нее тогда наступил один из редких светлых промежутков – вдруг как-то странно улыбнулась и сказала, что при рождении у Лии глаза были небесно-голубого цвета, и в подтверждение своих слов достала старый полароидный снимок. На снимке мама, молодая и непривычно счастливая, держала на руках полугодовалого младенца с белыми кудряшками и васильковыми глазами. Мама смотрела на старый снимок с нежностью и легкой грустью. Тогда на какое-то мгновение Лие почудилось, что нет никакого сумасшествия и все еще можно исправить, но мама отложила фото, и взгляд ее, до этого такой ясный и безмятежный, снова стал пугающе-бездумным…

– Так что с глазами, я спрашиваю?! – В голосе Иудушки послышалось раздражение.

– Не знаю. Наверное, какая-то генетическая аномалия.

– Ни хрена себе аномалия! – Иудушка присвистнул. – Тебя что, у стен чернобыльского реактора зачали?

– Почему у реактора? – Все, теперь ей конец. Похоже, попала она в лапы к еще одному маньяку. Вот тебе и повышенная виктимность, будь она неладна – притягивает всяких ненормальных, больных на голову…

– А где ж, если у тебя следы радиоактивные, а глаза по ночам красным светом горят?!

– У меня глаза красным светом горят?! – Точно, маньяк, с бредом и галлюцинациями.

– Ну не у меня же?! Сама ведь сказала – генетическая аномалия.

– Я имела в виду цвет глаз. Я блондинка, а глаза у меня карие. При чем тут какое-то свечение?!

– Да так, – Иудушка пожал плечами, – просто свидетели утверждают, что в темноте твои глаза горят демоническим красным огнем. А еще после тебя остается выжженная земля.

В животе вдруг сделалось холодно и пусто.

– Ты шутишь, да? – Лия осторожно тронула Иудушку за локоть. – Хочешь меня напугать? Я испугалась, честное слово. Я даже готова попросить у тебя прощения. Только скажи, что ты пошутил.

– Это не я, это свидетели пошутили. – Иудушка брезгливо дернул рукой, сбрасывая ее ладонь. – И следователь.

– Какой следователь?..

– Следователь, который разбирает твое дело и будет несказанно счастлив, когда я тебя к нему привезу.

Следователь, свидетели, выжженная земля… Рот наполнился полынной горечью.

– Это они рассказали? – спросила Лия шепотом. – Они остались живы и сами пришли к следователю?

– Удивительно, правда? После встречи с тобой кто-то умудрился остаться в живых. Что ж ты их пожалела?! Что ж не добила, как ту несчастную тетку из больницы?! – заорал Иудушка и нажал на педаль газа.

Джип рванул вперед, Лию швырнуло на лобовое стекло.

– Пристегнись. – Иудушка чуть сбавил скорость.

– Я ее не трогала. – Из-за горечи говорить было тяжело. – Я даже тех… уродов трогать не хотела. Не знаю… Я плохо помню. Они меня однажды уже убили…

– Охренеть… – Иудушка со свистом выдохнул воздух. – Да что ты за человек такой?! Что ж выдумываешь всякую ерунду?!

– Я не выдумываю!

– Выдумываешь! Всем-то ты нужна, все-то тебя убить хотят! – Он остановил джип у перекрестка, дождался, пока загорится зеленый свет, и только потом заговорил: – Ладно, допустим, в морге ты не просто так очутилась. Предположим, кто-то на тебя действительно напал…

– Так они же и напали!

– Заткнись! – рявкнул Иудушка. – Кто-то на тебя напал, едва не убил, но все обошлось, и ты, словно ящерица, отрастила себе новый хвост. Я ведь помню, как ты тогда выглядела – живой труп. А теперь на тебе ни единой царапинки. Ну да ладно, не о том сейчас речь. Значит, первый раз тебя недобили, так?

Недобили… точно она не человек, а собака.

– Недобили. – Иудушка кивнул каким-то своим мыслям. – А дальше что? К тебе в палату пришел плохой доктор, посмотрел-посмотрел и решил: «А дай-ка я убью эту девицу. Что-то она мне не нравится». Но от плохого доктора ты сбежала, между делом свернув шею несчастной санитарке.

– Я ее не убивала!

– Если ты еще хоть раз меня перебьешь, я тебя ударю. – В железобетонных глазах засветилась такая же железобетонная решимость. – А потом ты ломанулась в парк и повстречала там троих семнадцатилетних пацанов. И, что самое удивительное, пацаны тоже захотели тебя убить!

О чем он? Какие пацаны?..

– А теперь ответь мне, что это, если не сумасшествие? Лия, ты больна, тебе нужно лечиться.

– Мне не нужно лечиться! – Черт с ним, пусть он ее хоть до смерти изобьет. – Это ты сумасшедший, а не я! Я понятия не имею, о каких пацанах ты говоришь. Я не видела никаких пацанов!

– Всего минуту назад ты утверждала, что подростки намеревались тебя убить, а сейчас пытаешься меня убедить, что в глаза их не видела.

– Не подростки, а бомжи! – Нельзя кричать, но как не кричать, если по-другому этот твердолобый ее просто не слышит?!

– Сначала подростки, теперь бомжи. Ты бы определилась. – Иудушка говорил спокойно, смотрел только на дорогу, но черные брови сошлись на переносице, а под сизой щетиной перекатывались желваки.

Все, с нее хватит! Не станет она больше ничего говорить. Бесполезно что-то пытаться доказать человеку, который уверен в ее виновности, уже вынес приговор и собирается привести его в исполнение.

В сумочке заиграл мобильный. «Полет шмеля» – любимая мелодия Анатолия Марковича. Значит, он уже вернулся из-за границы.

– Кто это? – насторожился Иудушка.

– Пошел к черту!

– Я спрашиваю, кто звонит. – Твердые пальцы больно сжали шею.