Прорыв выживших. Враждебные земли - Михаил Гвор

Пока я мыслил через ворота идти или с заднего хода, выскакивает Поляк и из РПГ по левой стойке шарашит.

— Придурок, вот что сказать хочу. У нас выстрелов и так мало к ним осталось.

— Да по хрен. Если для дела — пущай тратят. Граната еще не долетела, а Шах уже по правой засадил. Ворота даже не посекло. Они просто рухнули. И эти двое внутрь. Зачищать.

Идут, Поляк красный, как вареный рак, на глазах слезы, и орет, как в фильмах про войну, только не «за Сталина!», а «за бабушку, сцуки!». А шахматист молчит. Но белый, как мел, ни один мускул на лице не дрогнет. Мраморная статуя, мля. Идут и садят во всё, что шевелится. В общем, через пару минут уже ничего и не шевелилось. Даже собака хомяковского вместе с будкой в клочья разнесли… Только сам Хомяк под кроватью заховался. Прикрылся телом то ли жены, то ли курвы залетной. В общем, с кем спал, той и прикрылся.

Майор перевел дух и опять приложился к фляге.

— А дальше самое интересное. Поляк этого мудака вытащил, тесак в брюхо воткнул и спрашивает меня: «Товарищ майор, он нам что-то рассказать должен, или можно дальше резать?». «Сержант, — говорю, — не нужен он, кончай к чертям, да поехали». А он мне: «Разрешите, товарищ майор, я ему пару вопросов задам?».

И задал… Блин, Андрюха, я обосрался. Как тот урод орал! Не нужны были Поляку ответы. Он просто этого козла на куски порезал… И ведь так и не убил. Бросил. Без рук, без ног, глаза выколоты, член изо рта торчит. Но живой…

Роман отхлебнул еще. Выдохнул.

— Млять, Андрюха, откуда это в нем? Нормальный же парень был… А тут прямо как Чикатила какая…

— Этот урод его родителей убил. И бабушку. А сестру изнасиловать пытался. Двенадцатилетнюю. Не сам, но какая разница, по большому счету. Да и деда завалили… Не знаю, что бы я на его месте сделал, но есть подозрение…

— Мда… Звереют люди…

— В общем, Саныч, теперь мы знаем, что у нас на счету очередные трупы… И пара пацанов, пустивших в себя Войну… Уже хлеб…

— С хлебом, кстати, полный облом. Брать у Хомяка этого оказалось толком нечего. И поспрошать уже некого. Главное — горючки ни капли. Даже с машин слить не удалось. Сгорело всё. Вместе с тачками и гаражом.

— А на хрена поджигали?

— Счас, поджигали! Заховался там кто-то, вот твои рэмбы мелкие и всадили залп. Полыхнуло — мама не горюй! В итоге топлива как не было, так и нет. Зато на руках имеем двух полувменяемых садистов со склонностями ко всяческим извращениям. Вот такой вот расклад…

Помолчали.

— Что с горючкой делать будем, а, Андрюх?

— А что делать? Махну завтра вперед на «Тигре». Возьму с собой Поляка и шахматиста и рвану. В последней деревне говорили, там что-то похожее на мотострелков расположено. Сомневаюсь, чтобы открытым текстом послали. Наберем бензина в канистры и вернемся. А пошлют, значит, кысмет…

— Поляка не бери. Напоил я его. Еще сутки в себя прийти не сможет. То ли от спирта, то ли от собственного озверения.

— Еще и алкашом станет. Достойную смену растим, а, майор? Нехай отсыпается. Проснется — сестренка реабилитирует. Вдвоем с Борькой сходим.

— Не понял… А Ванька?

— Чего-то подзамотался он. Пусть отдохнет. Шах баранку покрутит, потренируется. А если вляпаемся, что вдвоем подыхать, что втроем…

— Добре. Другого варианта, вроде, не видно…

— Аллейкум ассалам, уважаемые!

— Ваалейкум ассалам, Мустафа!

— Что интересного происходит в мире, Абдулла? Или ты, Вагиз, поделишься свежими новостями?

— Куда ты всегда так торопишься, Мустафа? — ответил Вагиз, — сядь, выпей чаю, посмотри на мир спокойно и с достоинством присущим старости, а не спеши, словно пылкий юнец.

— Как скажешь, о мудрейший.

Мустафа сел на дастархан, скрестив ноги. Чай пили в молчании. Первым тишину нарушил Вагиз:

— Вы слышали, уважаемые? Наш баши, да пошлет Аллах ему здоровья, решил покончить с Матчой.

— Подобное происходит несколько раз в год, и всегда с одинаковым результатом, — отозвался Абдулла.

— Да, но в этот раз баши привез с Анзоба пушки, и они разрушили стены Сангистана. К вечеру первого дня Шамсиджан Рахманов стал беззащитен, как хромой суслик перед шакалом.

— И что же — поинтересовался Мустафа, — помешало нашему уважаемому… зверю съесть суслика?

— Вы будете очень удивлены, почтеннейшие, но вечером на армию нашего баши напали порождения Иблиса.

— Порождения Иблиса? — удивился Абдулла.

— Именно так. Те немногие, которым удалось спастись, рассказывают страшные вещи! Огненные дэвы вырывались из земных недр и поглощали людей и машины. Оборотни-драконы своим дыханием сжигали несчастных, кутрубы и гули в обличии зверей рвали их своими клыками. А проклятый Аджаха хохотал, собирая души погибших.

— Но если на армию нашего баши, да пошлет Аллах ему здоровья, напали слуги Иблиса, то почему они не тронули наших противников?

— Только Аллах знает ответ, уважаемый Мустафа, только Аллах. Я думаю, силы зла всё еще скованы печатями Рустама, хотя с каждым днем выбираются всё дальше. В эту ночь они просто не дотянулись до матчинцев…

— Нет, Абдулла, — произнес Вагиз, — я считаю, что дэвы привыкли к мясу джигитов нашего баши. Не стоило столько лет подкладывать его в котел старухи Оджун. Вот и отозвались вылазки в Проклятое Ущелье…

— Да, уважаемые, — воскликнул Мустафа, — а вы знаете, что правнук Шамси Абазарова побывал там и вернулся живым?

— Где — там? Неужели?..

— Да!

— Но как!

— Он охотился на архаров и забрел в запретные места.

— Младший Шамси заблудился в горах? — удивился Абдулла.

— Нет, он понимал, куда идет, но не хотел отпускать добычу. Шамси же не верит в духов.

— Атеист, — презрительно выплюнул Мустафа, — а как ему удалось выбраться живым?

— Непонятно, уважаемые. Видимо, большинство дэвов кушали отважных джигитов под Сангистаном. Мальчишку гнали всю ночь, порвали одежду и нанесли множество ран. Но Аллах благоволил к неверному: тот не только остался жив, но и сохранил добычу и оружие.

— Шамси — смелый парень. И хороший охотник, этого у него не отнять, — задумчиво произнес Абдулла, — настоящий батыр. Но всё равно непонятно, как ему удалось спастись.

— Всё в руках Аллаха, и только он решает, кто достоин какой судьбы. Сам мальчик молчит.

— Вон идет старый Шамси. Может быть, прадед сможет пролить свет знания на произошедшее? Домулло Шамси, не окажете ли честь нашему дастархану?

— Что, старые балаболки, птицы уже принесли вам новости о приключениях мальчишки?

— Птицы редко рассказывают правду. Ее всегда лучше получить из уст самого батыра, или его близких. Правда ли, домулло, что ваш правнук ходил в Проклятое ущелье и вернулся оттуда живой?

— Ну, ходил. Не бросать же добычу из-за глупых сказок, которые вы рассказываете здесь за пиалой чая!

— А правда ли, что он видел там героев этих сказок, и только милостью Аллаха сохранил свою жизнь?

— Ага! А также добычу и оружие. Вы хоть немного думайте головой, уважаемые?

— Домулло, но он же пришел домой весь исцарапанный и в изодранной одежде!

— Мальчик зачем-то шел ночью, и разодрал одежду о кусты. А виноваты в этом вы.

— Мы?

— А кто разносит по всему ущелью всякую чушь про старуху Кампир и страшных дэвов в наших горах? Вот мальчишка и побоялся там ночевать. А теперь рассказывает сказки про хохочущий лес, огромных драконов и светящихся волков ростом с быка и клыками, как сабли, говорящих по-таджикски. Наверное, придумывает. А теперь еще и вы от себя добавите, болтуны! Небось, еще скажете, что армию баши под Сангистоном тоже пожрали демоны?

— А кто же, домулло?

— Взвода отлично подготовленных солдат хватит и не на такое. Шамсиджан молодец, что сумел так натаскать своих людей.

— Но люди рассказывали про драконов, летающих по небу!

— «Люди»… Трусливые шакалы, наложившие в штаны после первого же взрыва, и бежавшие так, что обогнали собственную вонь. Да что с вами говорить, балаболки. Можете и дальше развлекать друг друга сказками… Толку от вас… Шахерезада хоть детей Шахрияру рожала…

Старый Шамси тяжело поднялся и медленно двинулся к выходу. Идти ему было очень тяжело.

— Стареет «железный Шамси» — произнес Абдулла, когда Абазаров покинул помещение, — раньше он не говорил глупостей.

— Ну так у него за плечами уже больше ста лет. Или меньше? А, Мустафа?

— Кто считает чужие годы, уважаемые. Но Шамси воевал еще с немцами, а после той войны прошло семьдесят восемь лет. Однако надо сказать, что он совсем ослаб головой. Его правнук никогда не врет, как, впрочем, и сам старик. Если парень видел светящихся волков и огромных драконов — значит, так оно и было. Тем более, что джигиты баши видели тоже самое.

— Но драконы, Мустафа — это же аджахоры. Неужели, они уже на свободе? Значит, скоро вырвется и их властелин! Аллах всемогущий, защитишь ли ты правоверных от царя Хаоса? Или конец света неминуем?