Падение царского режима. Том 5 - Павел Щёголев

Золотарев. — Да, конечно. Это лежит и на обязанности департамента полиции по 362 ст.

Председатель. — Позвольте поставить вам несколько вопросов в связи с этим. Вы характеризовали существовавшую систему политического сыска как совершенно безнадежную в смысле эффективности, в смысле достижения цели, т.-е. в том смысле, что при самой развитой системе она все-таки не охраняет тех лиц, охранение которых она поставила своею целью, и, быть может, не охраняет общественного порядка безопасности, она просто бессильна.

Золотарев. — Я не точно выразился. Конечно, эта система требует большого искусства от того лица, в руках которого она находится, для своего применения.

Председатель. — Мне кажется, вы считали эту систему безнадежной, потому что Богров, секретный сотрудник охранного отделения, убивающий своего начальника, это есть не случайность. Это есть принадлежность системы. Мне кажется, такова была ваша точка зрения.

Золотарев. — Нет, я не хотел этого сказать. Но мы не знаем и по делу не выяснено, какие были стимулы, какие мотивы (можно делать различные соображения), почему Богров, собственно, совершил этот акт. Почему он оказался в таком положении, может быть, безвыходном для него. Но я не хотел сказать, что это должно влечь, даже при том положении, предположим, такое психологическое состояние, в которое был поставлен Богров. Все это могло быть предположено. Я хотел выразить, что автор по административному праву признает, что без этой системы нельзя обойтись.

Председатель. — Да, но ведь этот автор — деятель гнилого времени, деятель империи упадка Наполеона III.

Золотарев. — При Наполеоне III он не действовал. Он был устранен. Он действовал в республике, в 1848 году. А затем, когда был переворот Наполеона III (я точно биографии его не знаю), но по самому тексту видно, что он был устранен и что принадлежал к республиканской партии.

Председатель. — Но он характеризует систему, бывшую при нем.

Золотарев. — Он теоретически рассматривает.

Председатель. — Позвольте задать вопрос. После случая с Богровым, если вы говорите, что это случай по незначительной причине возникший, в чем же тогда скользкость системы? Я вас понял, что скользкость заключается в том, что такие случаи, как с Богровым, при этой системе наблюдались. Вы отрицаете эту систему или утверждаете, что все обстоит благополучно? Или все дело в невежественности и недобросовестности тех лиц, которые неправильно проводят директивы в жизнь?

Золотарев. — Может быть, они и добросовестны, но они не могут разобраться в явлениях, которые перед ними происходят. В данном случае это была слепая вера во все, что он скажет. Мы слепо не можем верить свидетелям, которые не являются агентами, нужно было проверить его объяснения. При таком положении, я и говорю, что эта система опасна.

Председатель. — Значит, как реально существующую в жизни, вы не признаете эту систему. Вы признаете, что порок не в лицах, а в системе?

Золотарев. — Категорически ответить на это я затрудняюсь, потому что огонь в одних руках может принести пользу, а в других может вызвать пожар. Я не могу сказать, что человек, который становится во главе этого дела, мог бы отказаться от пользования сведениями так называемых агентов, потому что он тогда может отказаться от тех сведений, которые могут действительно осветить дело, и оказаться совершенно в темноте. Я говорю, что нельзя на этой системе успокоиться и заснуть, как на подушке, и говорить, что у меня есть агент, я ему верю. Почему агенту верить? Может быть, я самому себе не верю?

Председатель. — Министерство внутренних дел делало большую политику. Если допускать и признавать скользкость системы, то почему министерство не поднимало вопроса о переходе к иному порядку? Тогда запрещение стало бы не запрещение, и стало быть, тайное превратилось бы в явное, и система наблюдения за порядком и безопасностью была бы перенесена в другую область — внешнюю, открытую, совершенно законную и свободно контролируемую.

Золотарев. — Мне кажется, что к этому вопросу подходили очень часто. Может быть, он неудачно разрешался, может быть, были такие случаи, которые заставляли другой раз останавливаться, призадуматься. История Лорис-Меликова заключалась в указаниях, которые освещались не внешними, а внутренними сведениями, и, насколько мне известно, такие указания имелись, и он их отрицал.

Председатель. — Я вас не понял, что вы сказали о системе Лорис-Меликова.

Золотарев. — Я говорю, что сведения, полученные внутренними наблюдениями, не принимались в расчет. Насколько мне помнится, последовала катастрофа 1 марта. Я не говорю, что сведения, которые сообщались, были верны, но события шли. Вы видите сами, было убийство Петра Аркадьевича,[37] который этот вопрос обсуждал, который выступал перед Думой и который интересовался этим и он оказался не в силах, при всей своей импульсивности, порядок этот изменить. Поэтому я сделал первый наблюдение и вывод, но доложить министру, что этот порядок надо отменить, не неся за последствия этих изменений ответственности, потому что изменения были бы сделаны циркуляром министра, я, конечно, не мог. Усиление внешнего наблюдения, которое давало бы нам результаты более сильные, чем внутреннее наблюдение, может быть, постепенно свело бы внутреннее на-нет. Западная Европа нам не указ, но у нее есть свой опыт и свои указания. Я, конечно, враг сравнений и не говорю, что то, что в одной стране, должно быть — в другой, но я сошлюсь на Англию. Акт, который устанавливает habeas corpus,[38] имеет целью дать возможность должностным лицам арестовывать тех лиц, против которых не имеется доказательств для правильности показаний агента. В этом самый главный вопрос установления habeas corpus,[39] если Англия к нему прибегает, то исключительное положение остается очень продолжительно. Ясно, что для Англии это является исключительным положением и сейчас же возникает необходимость прибегать к этим сотрудникам. Когда я выступал в качестве министра,[40] в Думе рассматривался вопрос о неприкосновенности личности. Конечно, при этих изменениях вопрос сам по себе отпадает. Из этого ничего не вышло и закон этот не увидел света, но за тот промежуток, когда я заведывал департаментом полиции, это составляло самый серьезный вопрос и требовало глубокого к себе внимания.

Председатель. — Вы изволили сказать, что вы старались сделать попытку к смягчению такого положения, которое логически связано с исключительным положением. Это смягчение заключалось в усилении внешнего наблюдения за счет внутреннего. Но, как показывает изучение дел департамента полиции, вы очутились в центре съездовой работы по внутреннему секретному наблюдению, который, несомненно, не только способствовал усилению этого секретного наблюдения, но был одним из моментов этого развития. Ведь вы помните, что съезд вотировал необходимость центральной агентуры и необходимость дальнейшего развития внутреннего сыска, именно — института секретного сотрудничества. Работа этого съезда не дает в результате ослабления этого сотрудничества, а наоборот — его развивает.

Золотарев. — Я уже вам изложил, что я в этом направлении, в смысле сокращения этого сотрудничества, или агентуры, которая была в самых недрах, участия не принимал. Я об этом докладывал министру, что сократить и уничтожить я считаю невозможным.

Председатель. — Но вы признаете, что вы участвовали в развитии этого, т.-е. руководствовали трудами съезда?

Золотарев. — Я не могу этого сказать, потому что прошло все-таки пять лет, и я не могу сейчас сопоставить. Если бы мне дана была возможность сопоставить, что было зловредного в этом, — но я этого обстоятельства не могу удостоверить. Я откровенно высказал свой взгляд на вопрос относительно необходимости. А чем система, которая существует, опаснее, тем указания должны быть точнее, чтобы они не выходили за пределы.

Председатель. — Как прикажете принять это место вашего объяснения — вы рассматривали вопрос о секретном сотрудничестве, по крайней мере с этической точки зрения. Вы говорили, что, по вашему мнению, вопрос этот не дает отрицательной юридической реакции, т.-е. в вашем представлении была система, как закон. Ну, а со стороны этической? Ведь вы были органом государственной власти? Пусть этот вопрос теряется на местах за жандармскими мундирами, но как он стоял в центре, где были юристы?

Золотарев. — На этот вопрос очень трудно ответить. Скажем, агент, участвуя, является изменником по отношению к тем лицам, которые оказывают ему доверие.