Наша игра - Джон Ле Карре

– Я слышу вас прекрасно, – сказал я, тщетно пытаясь стряхнуть с себя его руку. – Отпустите меня.

Но его рука держала меня все крепче.

– Где деньги?

– Какие деньги?

– Не стройте из себя дурочку, мистер Крэнмер, сэр. Где деньги, которые вы с Петтифером рассовали по заграничным банковским счетам? Миллионы, принадлежащие известному иностранному посольству?

– Я понятия не имею, о чем вы говорите. Я ничего не крал и ни в каких заговорах с Петтифером или с кем-нибудь еще не участвую.

– Кто такой AM?

– Кто?

– В дневнике Петтифера из его квартиры сплошь AM. Поговорить с AM, поехать к AM, позвонить AM.

– Абсолютно не представляю себе. Может быть, это «утром»? А РМ – «пополудни»[15].

Думаю, что в другом месте он ударил бы меня, потому что он поднял глаза на зеркало, словно прося разрешения.

– В таком случае, где ваш друг Чечеев?

– Кто?

– Перестаньте ктокать. Константин Чечеев – культурный русский джентльмен из советского, а потом русского посольства в Лондоне.

– Никогда в жизни не слышал этого имени.

– Ну, разумеется, вы не слышали. Потому что мне, мистер Крэнмер, сэр, вы нагло лжете своим мерзким барским языком, вместо того чтобы помогать в моем расследовании.

– Он сжал мое плечо еще сильнее и налег на него. Огненные стрелы пронзили мою спину.

– Вы знаете, что я о вас думаю, мистер Крэнмер, сэр? Знаете?

– Мне нет никакого дела до того, что вы думаете.

– Я думаю, что вы очень жадный господин с очень большим аппетитом. Я думаю, что у вас есть маленький дружок по имени Ларри. И маленький дружок по имени Константин. И маленькая авантюристка по имени Эмма, которую вы растлили и которая считает, что закон – филькина грамота, а полицейских можно кусать. И я думаю, что вы строите из себя аристократа, а Ларри строит из себя вашего ягненка, а Константин вместе с некоторыми другими очень мерзкими ангелами поет в московском хоре, а Эмма играет вам на рояле. Я слышал, что вы что-то сказали?

– Я ничего не сказал. Отпустите меня.

– А я ясно слышал, что вы меня оскорбляли. Мистер Лак, вы слышали, как этот джентльмен употреблял оскорбительные выражения в отношении полицейского?

– Да, – ответил Лак.

Брайант сильно тряхнул меня и прокричал мне в ухо:

– Где он?

– Я не знаю!

Хватка его кисти не ослабевает. Его голос становится тихим и доверительным. На своем ухе я чувствую его горячее дыхание.

– Вы на перепутье вашей жизни, мистер Крэнмер, сэр. Вы можете быть паинькой с инспектором-детективом Брайантом, и в этом случае мы сквозь пальцы посмотрим на многие из ваших темных делишек, я не говорю, что на все. Или вы будете и дальше водить нас за нос, и тогда мы не сможем исключить из нашего расследования ни одну из дорогих вам персон, как бы молода и музыкальна она ни была. Вы снова выкрикиваете мне оскорбления, мистер Крэнмер, сэр?

– Я ничего не сказал.

– Прекрасно. А то ваша леди, согласно нашим протоколам, выкрикивает их. А нам с ней в ближайшем будущем предстоит много беседовать, и я не хотел бы демонстрировать плохие манеры, ведь правда, Оливер?

– Правда, – ответил Оливер.

После прощального нажима Брайант отпустил меня.

– Спасибо, что приехали в Бристоль, мистер Крэнмер. Расходы, если пожелаете, вам оплатят внизу, сэр. Наличными.

Лак держал для меня дверь открытой. Думаю, он предпочел бы захлопнуть ее перед моим носом, но английское чувство «честной игры» удержало его от этого.

С горящим на моем плече оскорбительным клеймом кисти Брайанта я вышел в серые вечерние сумерки и решительно направился в гору, к Клифтону. Я снял по номеру в двух отелях. Первый был в четырех-звездном «Идене», с прекрасным видом на Гордж. Там я был мистером Тимоти Крэнмером, владельцем унаследованного от дяди Боба старинного «санбима», украсившего собой гостиничную автостоянку. Второй – в занюханном мотеле «Старкрест» на другом конце города. Там я был мистером Колином Бэйрстоу, коммивояжером и пешеходом.

В настоящий момент я сидел в роскошном номере на втором этаже «Идена» с видом на Гордж. Я заказал бифштекс с кровью и бутылку бургундского и попросил дежурного отключить мой телефон до утра. Бифштекс я отправил в кусты под мои окном, а вино, если не считать рюмки, которую выпил, – в раковину. Пустой поднос и запасную пару туфель я выставил за дверь, повесил на ее ручку табличку «Не беспокоить» и по пожарной лестнице спустился к служебному выходу.

Дойдя до телефонной будки, я набрал дежурный номер Конторы с последней семеркой, потому что сегодня была суббота. В трубке раздался подслащенный голос Марджори Пью.

– Да, Артур, чем могу быть полезна вам?

– Сегодня после обеда полиция допрашивала меня.

– О да.

И тебе «о да», подумал я.

– Они докопались до выплат Авессалому через наших друзей с Нормандских островов, – доложил я, используя один из бесчисленных псевдонимов Ларри. Мысленно я представил себе, как она печатает на своем компьютере «Авессалом». – Они докопались и до связи с казначейством и подозревают, что я воровал из правительственных фондов и расплачивался со своим сообщником Авессаломом. Они уверены, что этот след выведет их и к русскому золоту.

– Это все?

– Нет. Какой-то кретин из секции выплат и финансирования спутал провода. Трубу Авессалома они используют для платежей и другим нашим друзьям.

Дальше была либо одна из ее воспитательных пауз, либо она просто не знала, что сказать.

– Сегодня я ночую в Бристоле, – сказал я. – Завтра утром они могут захотеть побеседовать со мной еще раз.

Я повесил трубку. Моя миссия была выполнена. Я предупредил ее, что другие источники могут оказаться под угрозой. Я объяснил ей причину моего невозвращения в Ханибрук. И я был уверен, что она не побежит в полицию, чтобы проверить мою версию.

Постелью Колина Бэйрстоу в мотеле был продавленный диван с засаленным оранжевым покрывалом. Растянувшись на нем во весь рост, с телефоном под рукой, я смотрел в мрачный желтый потолок и обдумывал свой следующий шаг. С момента, когда мне в клубе вручили записку Брайанта, я находился в состоянии оперативной готовности. Со станции Касл Кери я доехал до Ханибрука, где собрал весь свой аварийный комплект Бэйрстоу – кредитные карточки, водительские права и паспорт – и бросил его в потрепанный дипломат, старые наклейки на котором свидетельствовали о бродячей жизни коммивояжера. Добравшись до Бристоля, я оставил «санбим» Крэнмера у «Идена», а дипломат Бэйрстоу – в сейфе управляющего мотелем.

Из этого дипломата теперь я извлек записную книжку с железными кольцами и пятнистой ланью на обложке. Интересно, насколько порядки Конторы изменились после переезда на набережную, размышлял я. Мерримен не изменился ни капли. Барни Уолдон не изменился. И, насколько я знал полицию, любая процедура, практиковавшаяся последние двадцать пять лет, скорее всего, будет в ходу и через сто лет.

Собравшись с духом, я набрал номер одной из автоматических телефонных станций Конторы и, сверяясь с цифрами из своей записной книжки, подключился ко внутренней телефонной сети Уайтхолла. Еще пять цифр соединили меня с отделом Скотланд-Ярда, ответственным за связи с разведкой. Ответил хорошо поставленный мужской голос. Я сказал, что я из Норт-Хауса, что означало код моей секции. Хорошо поставленный голос не выказал никакого удивления. Я назвался Банбери, что означало, что я начальник секции. Хорошо поставленный голос спросил: «С кем вы хотите говорить, мистер Банбери?» Я ответил, что мне нужен департамент мистера Хэтта. Никто никогда не видел мистера Хэтта, но если он существовал, то заведовал информацией о машинах. Откуда-то издалека донеслась рок-музыка, а потом в трубке раздался живой девичий голос.

– Мистеру Хэтту надоедает Банбери из Норт-Хауса, – сказал я.

– Все в порядке, мистер Банбери, мистеру Хэтту нравится, когда ему надоедают. Меня зовут Элис. Чем мы можем быть вам полезны?

Двадцать лет я запоминал приметы машин Ларри. Я мог назвать номер любой его развалюхи и вдобавок еще ее цвет, возраст, приметы и имя бедняги-хозяина. Я назвал Элис номер голубой «тойоты». Я едва успел назвать ей последнюю цифру, как она уже читала мне с экрана своего компьютера.

– Андерсон Салли, Кембридж-стрит, 9А, рядом с Бельвю-роуд, Бристоль, – прочла мне она. – Хотите грязное белье?

– Да, пожалуйста.

И она мне его вывалила: номер страховки, телефон хозяйки, внешние приметы машины, место первой регистрации, срок годности разрешения, других машин у этого владельца нет.

За дежурной стойкой мотеля прыщеватый юноша в красном пиджаке дал мне захватанную карту Бристоля.

Глава 9

На такси я добрался до бристольского вокзала Темпл-Мидс, а от него шел пешком. Я был посреди индустриальной пустыни, ночью казавшейся величественной. Мимо меня проносились тяжелые грузовики, обдавая мой дождевик маслянистой жижей. И все же над городом в долине стояла нежная дымка, небо было полно влажных звезд, а томная полная луна вела меня вверх по холму. Я шел, и подо мной один за другим открывались взгляду залитые оранжевым светом железнодорожные пути. Я вспомнил Ларри и его сезонку от Бата до Бристоля, семьдесят один фунт в месяц. Я попытался представить себе его пассажиром. Где у него было дело? А где дом? Салли Андерсон, Кембридж-стрит, 9А. Грузовики оглушали меня. Я не слышал своих шагов.