Памятник (роман) - Ллойд Биггл-младший

— И кто же это?

— Сам Уэмблинг. Мы с тобой всегда действуем по команде — от низшего к высшему. Он же начинает рассылать свои жалобы во все стороны и орать во весь голос. Если он доведен до бешенства, то именно так и поступит.

— Что он взбешен, так это точно. И жалобы шлет во всех направлениях. Я хотел предложить изолировать его от Центра Связи.

Вориш отрицательно мотнул головой.

— Я хочу получить копию каждого его послания. Немедленно. К тому времени, когда Командование поймет важность моего доклада, его жалобы посыплются к ним десятками из всех и всяких инстанций. Хотел бы я видеть, как они положат мой доклад под сукно на этот раз!

Строительство Уэмблинга стояло на мертвой точке уже три недели, когда Вориш снова посетил туземную деревню. Талита Варр реквизировала самую большую хижину под больницу для детей, и теперь он увидел, как она работает. Талита была так занята со своими юными пациентами, что еле заметила своего гостя.

Он не знал, что рассказал ей Хорт о хладнокровном предварительном отчете медицинской части «Хилна». Дети, принявшие участие в эксперименте, были действительно истощены — буквально все — и, насколько медики могли установить, флотские рационы ничего в этом отношении не изменили. Эксперимент продолжался, но медики уже сейчас были готовы принять теорию Хорта: туземцы так адаптировались к диете из колуфа, что лишь специальная пища, близкая по составу к этому мясу, могла успешно его заменить. Теперь медики размышляли по поводу того, что могло бы стать таким заменителем.

В рощице, куда выходила главная улица деревни, Форнри и Хорт сидели в тыквенных креслах и тихо беседовали. Оба обрадовались приходу Вориша, распорядились принести еще кресло и фляжки с напитком. Поблизости несколько пожилых туземцев лежали в своих гамаках, тихо покачиваясь под дыханием морского бриза. Вориш отметил про себя их спокойную беседу, прерываемую задумчивыми долгими паузами, и подивился мудрости старцев, возложивших руководство планетой не на Старейшину, а на Форнри. Опасность, исходившую от Уэмблинга, нельзя было устранить болтовней стариков, покачивающихся в своих гамаках. Форнри сказал с тревогой в голосе:

— Правда ли, что у вас могут быть неприятности из-за того, что вы нам помогаете?

— Меня все время запугивают самыми суровыми карами, — ответил Вориш. — Последний раз это проделал не кто иной, как Уэмблинг — сегодня утром. Самое худшее, что мне грозит, как мне кажется, — это что меня отзовут и поговорят со мной на басах. Более серьезные меры потребовали бы публичного разбирательства, то есть вывешивания кучи грязного белья. А этого друзья мистера Уэмблинга никак не захотят.

— Коммодор — оптимист, — вмешался Эрик Хорт. — Он купил время для вашего драгоценного Плана, за что может заплатить своей военной карьерой. Сюда уже отправлен адмирал, который первым делом освободит Уэмблинга и его людей из-под ареста, а коммодора Вориша арестует.

— Этот адмирал — мой старый друг, — сказал Вориш с улыбкой. — Если он меня и посадит, то сделает это очень нежно.

Хорт с выражением отвращения махнул рукой.

— Если Уэмблингу найдется что сказать, а он, думаю, найдет что, то на завтрак ему подадут жареные уши коммодора. На тарелочке. Я чувствовал бы себя гораздо лучше, если бы вы как следует использовали то время, которое он вам купил. Если ваш План заключается лишь в том, чтобы дразнить Уэмблинга и мешать ему, пока он не сбежит с планеты, то я официально вам заявляю, что ничего подобного не произойдет.

Покинув деревню, Хорт и Вориш обнаружили Талиту, сидевшую на пляже. Она печально смотрела в далекое море.

— Не могу понять, — сказала она. — Список больных растет как на дрожжах.

Эрик Хорт, пребывавший в состоянии раздраженности еще во время беседы с Форнри, набросился на Талиту с настоящей яростью.

— Не можешь понять, в чем дело? Неужто ты хочешь сказать, что до сих пор не видишь, что происходит? Ты что — ослепла?

— Что… что ты имеешь в виду?

— Все население планеты находится в различных стадиях голодания, а ты не можешь понять, почему растет список больных! Ты знаешь, сколько колуфов поймали вчера в этой деревне? Всего двух, и очень маленьких. А в нормальных условиях их нужно для такой деревни от шестнадцати до двадцати, чтобы люди наелись. Попробуй есть каждый день одну восьмую своего дневного рациона, и поглядим, надолго ли у тебя хватит сил.

Талита попыталась встретить его взгляд, но у нее не получилось. Она никак не могла оторвать глаз от следов своих ног, оставленных на мокром песке. Затем встала и пошла к деревне.

Хорт крикнул:

— Куда ты идешь?

Она даже не ответила. Хорт и Вориш обменялись взглядами, и последовали за ней. Она подошла к большой хижине, которую превратила в госпиталь, и они ждали ее снаружи, пока она медленно переходила от одного ребенка к другому. Когда она вышла, ее лицо было белее мела.

— Я была слепа, — прошептала она.

— А как давно ты осматривала стариков? — спросил Хорт. — Охотники на колуфов должны поддерживать свои силы — охота на этого зверя требует чудовищной затраты энергии. Если они обессилеют, в деревнях тут же начнется массовый мор от голода. Первыми едят охотники, а старики, которые дают обществу мало, столько же и получают от него — они едят последними. Они лежат в своих гамаках и ждут, когда придет смерть. Неужели ты не видела, как в каждой деревне почти каждую ночь загораются костры смерти?

— Я была слепа, — слабо повторила она. — Но почему же доктор Фоннел не распознал, что это такое?

— Голодание — болезнь нецивилизованных обществ. Думаю, он никогда с ней не сталкивался.

— Дяде придется выписать пищу для туземцев.

— Слишком поздно. Об этом надо было думать еще до того, как он начал стройку. Врачи коммодора Вориша пробовали кормить детей туземцев флотскими рационами. Они не нашли такой еды, которая давала бы нужное количество калорий и нужное сочетание витаминов и минеральных веществ. Люди, которые привыкли есть только колуфа, не усваивают другой пищи.

Талита спрятала лицо в ладони.

— Это моя вина. Это я подала дяде идею курорта. Я уговорила и убедила его!

— Может, да, а может — нет, — мрачно сказал Хорт. — Но зато я гарантирую, что никому не удастся отговорить его от этого.

Вориш выставил почетный караул, когда адмирал Милфорд Корнинг прибыл на флагманском корабле «Малдара». Адмирал был низенький, но суетливый человек, которого его же люди любовно называли за глаза «Наша старушенция». Он остановился на верхней площадке трапа, чтобы принять рапорт Вориша, а затем быстро спустился вниз, где они и пожали руки.

Адмирал сказал Воришу: «Рад видеть вас, Джим», — на что последний ответил: «Прекрасно выглядите, сэр». Закончив этот ритуал, оба пошли обходить ряды почетного караула.

Дойдя до конца последней шеренги, Корнинг сказал:

— Ну, на один день мне почестей вполне хватит. Пойдем куда-нибудь, где можно поболтать.

— У вас или у меня? — спросил Вориш.

Адмирал втянул в себя глоток морского воздуха.

— Джим, я уже шесть месяцев парюсь в этой банке. Давай прошвырнемся по пляжу.

Они вышли за пределы охраняемого периметра и сели на валуны, где волны прибоя тихо улеглись у самых ног. Жуткое опустошение, вызванное стройкой, отсюда не было видно. Ближайший часовой стоял метрах в пятидесяти. Корнинг снова затянулся ароматным морским воздухом и заметил:

— Чудесное местечко. Твои ребята, видать, получили от него уйму удовольствия. Да и ты смотришься недурно. — И после молчания: — Джим, что все-таки тут у вас происходит?

— Не уверен, что Командование показало вам мои доклады, — ответил Вориш. — Поэтому я распорядился снять для вас копии.

Он вручил их Корнингу, а потом отошел от него на несколько шагов и стал смотреть, как тихие волны набегают на берег. Адмирал быстро листал страницы рапортов. Наконец Корнинг сказал:

— Ладно. Я прочел достаточно, чтобы понять суть. Вечером дочитаю. И какие же официальные шаги были предприняты?

— А никаких, — ответил Вориш.

— Ты хочешь сказать, что ты официально представил им эти документы, а Командование никаких действий не предприняло?

— Ни один рапорт не удостоился подтверждения. Когда я послал запрос о предпринятых действиях, Командование ответило в том духе, что они положены под сукно.

Губы Корнинга сложились так, будто он засвистел.

— Я с тобой совершенно согласен. Это грязная история, а значит, чьи-то головы должны полететь. Тебя это не касается. Твой долг был отрапортовать о ситуации, что ты и сделал. Садись.

Вориш устроился на ближайшем валуне.

— Продолжим. Что там за история с туземными хижинами?

— Согласно полученным приказам, я тут третейский судья, — ответил Вориш. — Я должен поддерживать мир. Это означает, что я защищаю Уэмблинга от крутых выходок туземцев, но одновременно я же защищаю туземцев от произвола, нарушения обычаев, оскорбления священных мест и т.д. Смотри параграф седьмой.