Побег из Шапито - Сергей Панарин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все поспешили за губернатором.
– Бери берданку, австралиец, – бросил через плечо медведь. – Пригодится.
Гуру Кен стартовал к шалашу. Боксёр поймал себя на мысли, что совсем недавно он не мог и шагу ступить по лесу, боялся, жался к товарищам, а сейчас вполне сносно ориентируется и, похоже, готовится к самому важному бою в своей карьере. Да что там – в карьере? В жизни!
У зарослей орешника, которая отделяла лес от бережка, где располагалась стоянка бритоголовых, отряд встретился со скунсом и ежом.
– Выкладывайте всё честно и подробно, – велел Ломоносыч.
Вонючка Сэм выложил правду-матку.
– Да… – изрёк медведь, выслушав историю о неудачном угоне машины. – Глупо. Непродуманно. Рискованно.
Друзья-шкодники надулись и уставились в землю.
– Но если бы выгорело, то было бы красиво, – сказал Серёга.
– Однако не выгорело, – припечатал Михайло. – Пойдём поглядим.
Аккуратно раздвинув ветви, Ломоносыч осмотрел берег.
Главный бандит чуть ли не прыгал от злости вокруг костра.
– Всё потонуло, чёрт возьми! – орал Граф. – Мобила, ружьё, бабки! Хоть пистолет остался, и то… Одежда где, я вас спрашиваю?
Михайло обернулся к Колючему и Сэму.
– А где, говорите, одежда?
– В ивняке, рядом с их палаткой, – прошептал ёж. – Мы подумали, что бандитов это задержит, когда машина укатит.
– Укатила… – буркнул Ломоносыч. – Зато обезьянин жив. Я отчётливо видел, что он дышит.
– Ура! – вскрикнул Парфюмер и сразу зажал себе рот.
Как же скунс обрадовался, что шимпанзе не погиб! Вонючка Сэм чувствовал вину за то, что втравил Ман-Кея в опасную авантюру.
– Насколько я разбираюсь в людях, эти на грани истерики. В таком состоянии они способны на всё что угодно. Так что, Лисёна, останься наблюдать, – велел медведь. – Остальные – за мной. Обмозгуем наши дальнейшие действия.
Прохор почти бежал к стоянке докучных отдыхающих. Вот ведь неугомонные – снова стреляли! Выгнать, выгнать их взашей из здешних заповедных мест. На смуглом лице мужичка была написана решимость.
Следом за лесником семенил корреспондент Гришечкин. Парень проклинал дурацкую командировку, главного редактора и журналистику. Мало того что застрял в этой Тмутаракани, так ещё и попал в зону серьёзного конфликта. Бритоголовые шутить не будут. Такие и пришибить могут.
– Давай, мил-человек, поспевай, – приговаривал Прохор. – Всё сымай на свой фотоаппарат, не стесняйся. Будет тебе репортаж о буднях и праздниках лесничества.
– Так они же…
– Понимаю, не глупый. Боишься. За камеру, за себя. Правильно делаешь. Поэтому щёлкай из укрытия. Вот и будет польза от прессы, растудыть её в киоск.
Павел невольно рассмеялся над потешным ругательством Прохора.
Вскоре мужик указал, где спрятаться, а сам сделал небольшой крюк и вышел на открытое место, держа винтовку перед собой.
– Где чёртов егерь? – бушевал тем временем Граф. – Эй, леший, выходи! Твоя макака у нас!
– Какая макака? – громко спросил Прохор.
– А, вот ты где, козёл! – Главный головорез брызгал слюной, выкрикивая слова. – Что, скажешь, не твоя мартышка утопила мою тачку?
– Бугор, слышь-ка, – вклинился Костыль.
– Чего?
– За козла-то ответить придётся. Десятью баксами.
– Идиот!!! Ты, в натуре, совсем на голову отмёрз?! Какие конкретно сейчас баксы?
– Вот, ещё двадцатка, – промямлил Жила. – За «в натуре» и «конкретно».
– Заткнитесь оба, – велел Граф. – Так, старичок-лесовичок, колись, где макаку взял?
– Это ты рассказывай, откуда в моём лесу обезьяна, – спокойно ответил Прохор.
– Ты дурку не включай, я тебя насквозь вижу, – сказал главный.
Он сунул руку за спину и нащупал пистолет, засунутый в мокрые трусы. А что делать? Кобура пропала вместе с одеждой. Достав оружие, Граф покрутил им перед лесничим.
– Чуешь, к чему базар катится?
– К статье. – Прохор пожал плечами, будто речь шла о чьей-то чужой жизни. – Возьмёшь грех на душу?
– Легко! – истерично заявил бандит.
Жила, вперившийся влево от лесничего, толкнул Костыля в плечо. Тот глянул в указанном подельником направлении, выкатил глаза:
– Эй, бугор…
– Если опять штрафы, ты помрёшь первым, – пообещал Граф.
– Ты левее посмотри.
Что-то в голосе Костыля заставило главного «спортсмена» последовать совету. Граф застыл.
На опушке стоял кенгуру. На шее австралийского животного висело ружьё. Создавалось впечатление, что кенгуру вполне осмысленно держал его в лапах. Морда зверя выражала самую непоколебимую решительность.
– Это… Босс… – запинаясь, проговорил Жила. – Такой точно завалит и не моргнёт.
Хотя со стороны казалось, что Гуру Кен имеет тонны опыта в обращении с оружием, это было не так. Австралиец случайно спустил курок, и ружьё бабахнуло. Кенгуру впал в ступор, но бандиты этого не заметили. Наоборот, они решили, что зверь сделал предупреждающий выстрел и теперь замер подобно бесстрашному шерифу из вестерна.
Костыль уже пялился вправо, тыкая пальцем и беззвучно открывая рот.
Из зарослей орехового кустарника выступили петух, ёж, скунс, лиса, медведь и волк.
– Обложили, звери, – процедил сквозь зубы Костыль.
– Форменный зоопарк!.. Всё, с меня хватит! – чуть не плача, завопил Граф, выкидывая ТТ в озеро. – Я сдаюсь. Вызовите мне психбригаду.
Конечно, будь на месте Гуру Кена человек, бритоголовые повоевали бы, но облик боевого кенгуру, тем более здесь, на Тамбовщине, вверг их в шок. Бандиты подняли руки в знак полной капитуляции.
Прохор сам испытал серьёзнейшее удивление – животные оказали ему слаженную поддержку, а одно из них ещё и вооружилось. Справившись с чувствами, лесник спросил побеждённых:
– Дорогу отсюда знаете?
Головорезы закивали.
– Тогда счастливого пути домой. И из леса побыстрее бегите, а то я за свою команду не ручаюсь.
Толкаясь и норовя спрятаться друг за друга, Граф, Жила и Костыль потрусили по дороге прочь от странной компании.
– Ишь как споро бегут, – проговорил Михайло Ломоносыч.
– Спортсмены, – глубокомысленно изрёк Серёга.
Когда бандиты скрылись из виду, скунс и ёж бросились к Ман-Кею, а Прохор кликнул журналиста.
Павел Гришечкин вылез из кустов.
– Ну что, мил-человек, всё заснял?
– До последнего жеста! – похвастался корреспондент, любовно гладя фотоаппарат.
– Вот то-то же, – усмехнулся лесник. – Тут тебе и сенсация, и аномальный репортаж, и отчёт о победе над криминальными элементами.
– Точно.
А звери обступили шимпанзе, растолкали его. Эм Си заворочался, открыл глаза и вымолвил почти без акцента:
– Йо мойо…
Подошли люди.
– Паразиты, – обругал бритоголовых Прохор. – Моей же верёвкой скотинку связали.
– Какая же это скотинка? – обиделся за обезьяну Гришечкин. – Это же знаменитый на всю округу магазинный вор.
Лесник осмотрел вывихнутую ногу угонщика, уверенно взялся за неё, хитро повернул и чуть дёрнул. Сустав встал на место. Афроангличанин просиял.
– Эх, – вздохнула лиса, глядя на порванную лодку. – Как хочется сесть в такую, только целую, и уплыть далеко-далеко…
– Ты чего, Лисёна? – уставился на рыжую волк. – Белены объелась? Какое «далеко-далеко»? Это же озеро!
– Да ну тебя, Серёга! – Лиса сморщила носик. – Не романтик ты, а бирюк страшномордый.
Пока лесник развязывал Ман-Кея, корреспондент залез в свой рюкзачок, извлёк оттуда апельсин, протянул его шимпанзе:
– Держи, продавщица Антонина велела передать.
Эм Си с радостью схватил подарок.
Звери потянулись к лесу. Первыми ушли медведь, волк и лиса. За ними потопали остальные.
Гуру Кен оставил Прохору конфискованное у браконьеров ружьё.
– Да уж, – протянул лесник. – Сроду такого не видал. Кому расскажешь – засмеют. Сказка, мол.
Эпилог,
который вполне мог бы стать прологом новой сказки
Редколесье разительно отличалось от бора. На смену длинным мачтам сосен и почти голой, устланной сухими иголками земле пришли невысокие свежие берёзки, заросли кустов и густые травы.
Эм Си вспоминал прощальный концерт и непрерывно читал в уме свой новый рэп, который позавчера вечером радовал лесную тамбовскую публику:
Мы не послы, но прослыли весёлыми,ходили рощами, ходили сёлами,спали в берлоге, ели дары леса,бились с браконьерами, изгоняли из леса беса.Мы иноземные таланты —акробат, предсказатель, боксёр, певец.Немного простаки, немного франты.It’s a wild, wild лес!
Или вот приехали крутые, включили музон,стал давить на нервы, стал пугать он.Но здесь не нужны завоевания технического прогресса,и мы бились с крутыми, изгоняли из леса беса.Кто в кусты, кто в нору,кто на дерево залез.Запеть впору:It’s a wild, wild лес!
Не один Ман-Кей с теплом вспоминал прощание. Петер вновь и вновь возвращался к прекрасным минутам, когда он пел в сопровождении сводного птичьего хора.