Самый скандальный развод - Анна Богданова

– Давай сюда карту! Давай сюда! Сюда давай! – не унималась Адочка, продолжая щекотать соседку.

– Перестаньте! Нонна Федоровна, я вам сейчас десять закладок принесу, намного красивее этой карточки, – сказала я и ринулась на второй этаж. Где-то на книжных полках валялся набор закладок с видами Петербурга.

Пока я рылась в книгах, с первого этажа доносились такие странные звуки, будто там не Нонну Федоровну щекотали, а резали ее поросенка.

– Вот! Взгляните! – запыхавшись, я протянула Поповой набор. – Адочка, да оставь ты ее в покое!

– Ой! Ох! – обессилевшая соседка плюхнулась на стул. – Во шибзданенная девка-то! Чуть не умориновала меня! Аж прямо сердце-то так и выпурхивает!

– Нечего шляться! Шляться нечего!

Придя в себя, Нонна Федоровна набросилась на набор с видами Петербурга.

– Вы мне отдаете всего одну закладку, а вместо этого получаете десять с красивыми цветными фотографиями.

Попова схватила набор, спрятала его за пазуху, но кредитку, кажется, возвращать не думала.

– Карту давай! Карту давай! Карту давай! Сейчас до смерти защекочу!

– Натя! – Соседка со злостью выложила кредитку на стол и, насупившись, поспешила удалиться. Я пошла за ней, чтобы закрыть калитку.

– Маня, а чо-то ведь я к тебе заходила? Таперь не вспомню, – вдруг обернувшись, проговорила она.

– Вы, кажется, хотели узнать, как платить за электроэнергию.

– Точно! – обрадовалась Попова. – Вот ты мне разтолндрычь! Плотили рубь десять, таперь повысили – рубь с полтиной! Как же мне сосчетать-то?! Как килограмм ватины-то счетать?

– Раньше вы умножали рубль и десять копеек на энное количество киловатт, а теперь умножайте полтора рубля на энное количество киловатт, – втолковывала я ей, но Попова тупо смотрела на меня ничего не понимающим взглядом.

– Энное... – в пустоту повторила она, а потом, словно очнувшись, заявила: – А сестра-то у тебя дура! Как есть – дура!

– Она просто нервная, – вступилась я за Адочку, но той не требовалось ничьего заступничества:

– Сама дура! Пшла отсюда! – истошно закричала кузина из комнаты и весь день поливала грязью Нонну Федоровну, сравнивая ее с уборщицей из популярного модного салона на Новом Арбате – Зинкой, которой сколько ни говори, а она специально все манекены повалит, пока пол моет!

За компьютер в этот день я так и не села, но зато (несмотря на звенящую стальную пластину в голове) обрела надежных охранников дома в лице Адочки и морды Афродиты. Теперь можно было не беспокоиться, что придет какая-нибудь Ляля и попросит сто рублей – теперь я жила, словно в крепости, за высокой каменной стеной со рвом и земляным валом, которые вряд ли кто-то преодолеет.

В пятницу мы не поехали на ярмарку в райцентр, хотя мне не мешало бы позвонить в Москву. С самого утра меня как-то закрутило, завертело... В девять часов я спустилась вниз, чтобы позавтракать. Адочка сидела за столом и медленно, с отвращением жевала кусочек яблока, размером с мандариновую дольку. Вдруг губы ее сжались в «пятачок», взгляд, обращенный на Афродиту, выражал негодование одновременно с раздражением.

– Афродитка совсем запущена! – наконец вымолвила она и с ужасом продолжала: – Шерсть тусклая, полно белых волос! Белых волос полно! Вся псивая какая-то! Красить! Немедленно красить! Лак облез! Маникюр безобразный! Безобразный! Ты превращаешься в дворнягу! Мне не нужна дворняга! Не нужна!

Афродита не доела свой завтрак и убежала в комнату.

– Стрижка! Мойка! Краска! Маникюр! – выкрикивала кузина. – Сестрица, давай истопим баню! Мне для Фроди нужно много горячей воды! Воды горячей много надо!

– Может, вечером? Я собралась в райцентр – там сегодня ярмарка, да и позвонить заодно.

– Конечно, поезжай! Только растопи нам баню! И поезжай! Поезжай!

Растопка бани – это была проблема номер два, после растопки печи в доме. Проблему номер один я решила, поделившись с Адочкой мощной батареей со второго этажа (осенью одной батареи для обогрева комнаты вполне достаточно).

– В бане два больших кипятильника. Так что два ведра кипятка через полчаса у тебя будут, – я попыталась настоять на своем.

– Сестрица, нам не хватит двух ведер кипятка, – жалостливо протянула она, и мне ничего не оставалось, как заняться поиском остальных кипятильников.

До часу дня я рыскала по чердаку, мастерской и гаражам. И не безрезультатно – я нашла еще четыре больших кипятильника и два маленьких, но на ярмарку ехать было уже поздно – в три часа пополудни на центральной и единственной площади райцентра не найдешь ни одного торговца.

– Сейчас мама с тетей Машей пойдут приводить в порядок свою девочку! – с умилением проворковала Адочка, и собака моментально залезла под кровать. – И не прятаться мне! Не прятаться!

Кузина отволокла в баню огромный саквояж, в котором оказались пакетики с хной, расчески, миска, кисточка, крохотные махровые полотенца, какие-то пакеты, шерстяные тряпки, пузырьки с бесцветными жидкостями, набор ножниц... Чего там только не было!

Я опустила шесть мощных кипятильников в шесть ведер, а сестрица, не теряя времени, уже заварила из чайника хну в миске, добавив в коричневатое месиво уксус из загадочного пузырька и, накрыв «краску» крышкой, принялась подстригать челку Афродите. Потом, разбавив воду в тазике, она вымыла собаку душистым шампунем, тщательно смыв обильную пену, намазала ее бальзамом, который смыла ровно через десять минут. Затем равномерно нанесла коричневатую жижу, начиная с задорного чубчика до кончика хвоста, не забыв о лапах и брюшке. Вслед за этой процедурой Адочка ловко обмотала бедное животное целлофаном и шерстяной тряпкой так, что торчал только нос.

– Сиди час! – приказала она Афродите, та заскулила. – Ничего не жарко! Не жарко! Зато будешь красивой!

– Адочка, но ей ведь плохо! Не мучай ее! – вступилась я за Фродю.

– Мне не нужно, чтобы моя собака из йоркширского терьера превратилась в беспородную псину! Не нужно! Я слишком много за нее заплатила! Это для ее же блага! Для ее же блага! – Адочка была неумолима.

После часового мучения собака была в третий раз вымыта и высушена феном. Кузина надела на нее ярко-зеленую утепленную куртку, вязаные штаны и шапку тоже вязаную с дырками для ушей.

– Теперь делать маникюр! Маникюр! – распорядилась она и, побросав миски, расчески и пузырьки, ринулась в дом по дощатой временной дорожке с Фродей на руках.

Я тупо сидела и смотрела, как кузина сначала подпилила когти Афродите на четырех лапах, а затем, приоткрыв свой африканский рот, стала покрывать их вонючим лаком ядовито-зеленого цвета микроскопической кисточкой. Высушив когти феном и надев сапожки в тон куртке, штанам и вязаной шапке, она наконец сказала: