Перелетные птицы - Алла Кроун

Сделав над собой усилие, чтобы не выдать собственных чувств, Сергей молча наблюдал за неподдельной радостью больного. Нужно было что-то сказать. Проявить хотя бы вежливость.

— Вижу, мы снова встретились, граф.

Слова были произнесены довольно сухо, но Алексей как будто этого не заметил. Он взял руку Сергея.

— Поверить не могу… Как же я счастлив видеть вас!

Ладонь его была горячей и липкой. Сергей взял Персиянцева за кисть, чтобы пощупать пульс, и заметил у него на пальце обручальное кольцо. Его охватило такое неимоверное чувство облегчения, что захотелось рассмеяться. Теперь он мог быть даже великодушен с графом. Теперь этот гордый аристократ зависел от него! Эта мысль была не лишена приятности. Наскоро осмотрев больного, Сергей сказал:

— Поговорим позже, граф Алексей. Придется прочистить вашу рану в операционной, если мы не хотим потом бороться с лихорадкой. Я пришлю сиделку и наведаюсь к вам позже.

Он позвал Нину, дал ей указания, потом снова повернулся к Алексею.

— Нам нужно знать, как связаться с вашей женой. У нас такой порядок.

Алексей поерзал на койке.

— Сергей, мы не могли бы поговорить без свидетелей?

Ефимов с неохотой повернулся к Нине и кивнул на дверь.

Та, бросив любопытный взгляд на мужчин, вышла из палаты.

Сергей стоял у койки и ждал. Граф Алексей женат, и Надя в безопасности, но ненависть к этому аристократу засела слишком глубоко, и доктор не мог ее преодолеть. Пока он смотрел на этого больного человека, пробудившаяся злость росла. Из-за Персиянцевых погибли отец и Вадим. Если бы не Персиянцевы, его любимая Эсфирь сейчас была бы с ним, а не мучилась бог знает где. И он не был бы лишен любви. Какое право имел Алексей избежать суда большевиков, выжить и объявиться здесь, во Владивостоке?

— Моя жена умерла, Сергей, — хрипло прошептал граф. — Ее похоронили в Чите. Она умерла во время родов. Ребенок тоже не выжил.

Радостное ощущение как рукой сняло. Сергей даже не смог заставить себя произнести слова сочувствия.

Алексей продолжил:

— Мои родители хотели, чтобы я женился на ней. После того как они погибли, я почувствовал, что должен выполнить их желание.

Не дождавшись ответа, граф заговорил снова:

— Сергей, я всегда любил вашу сестру! Как бы мне хотелось увидеть ее снова! Она… Она здесь, с вами?

Но Ефимова было не так легко провести. Алексей, если бы хотел, мог жениться на Наде задолго до смерти родителей. «Он что, меня за идиота принимает?» — со злостью подумал Сергей и с издевкой в голосе произнес:

— И как это вы вдруг забыли, что моя сестра не аристократка? У нас кровь, знаете ли, не голубая!

Алексей беспокойно пошевелился.

— Я заслужил упреки. Но что бы вы ни думали, знайте: я никогда и никого не любил, кроме вашей сестры. Война — суровый учитель. Я повидал много несчастий на фронте и понял: наша жизнь — как тонкая ниточка, разорваться может в любой миг. Я бежал в Сибирь, шел за Колчаком в Иркутск, потом попал в Читу и Владивосток. А теперь я хочу увидеть Надю… Чтобы… Чтобы просить ее руки…

Сергей аккуратно сложил стетоскоп и поместил его в карман своего белого халата. Из другого кармана достал термометр и сунул его Алексею под мышку.

— Многие из нас разуверились и в царе, и в большевиках, — наконец сказал он, чтобы увести разговор от сестры.

Алексей заволновался.

— Те, кто поддерживал красных, заслуживают того, что получили впоследствии.

Сергей сжал кулаки. Какое право имеет этот жалкий аристократишка осуждать тех, кто и так поплатился за свои убеждения? У него возникло горячее желание высказать Персиянцеву, что тот не имеет права судить кого бы то ни было, но вместо этого Сергей произнес:

— Сиделка через несколько минут снова проверит температуру. Потом вас будут готовить к операции.

— Надя… Как она? — Голос Алексея дрогнул.

Сергей задержался и посмотрел ему в глаза.

— Надя вышла замуж за моего друга. Теперь она вдова с трехлетней дочерью.

— Что с ее мужем?

Сергей неожиданно понял — он не сможет открыть этому человеку, что отец, Вадим и Эсфирь пропали из-за Персиянцевых. И не потому, что не хочет, чтобы Алексей об этом знал, а из-за того, что это заставило бы его снова почувствовать связь с этой семьей и с этим молодым графом в частности. Он не вынес бы графского сочувствия. С трудом Ефимов заставил себя ответить:

— Его убили большевики.

Алексей, истолковав этот ответ по-своему, улыбнулся.

— Я удочерю девочку и буду любить как свою.

От обжигающего гнева в глазах Сергея помутилось, в висках застучала кровь. Испугавшись, что скажет или сделает что-нибудь такое, о чем потом будет жалеть, он стремительно вышел из палаты. У конторки Нины он написал несколько строк в карточке Алексея и развернулся, чтобы выйти.

— Нина, я вернусь через час. Мне нужно подышать свежим воздухом.

Выйдя из больницы, Сергей ринулся вниз по улице. Пот струился у него по вискам, стекал за воротник рубашки, щекотал ключицы. Во рту стало горько. Эсфирь отняли у него, личное счастье его было разрушено, но теперь сестра могла вновь обрести свое! Его давние подозрения, что Надя любила графа Алексея, подтвердились. Господь свидетель, она заслужила счастье! Он не мог лишить ее этого. Что он за брат, если откажет ей в радости? Но где-то глубоко в душе всплыла горькая правда: пока он будет поддерживать Надю и ее ребенка и заботиться о них, у него будет цель в жизни. Ответственность за сестру стала для него единственным утешением. Однако теперь он может лишиться даже этого. Скрыть от Нади присутствие Алексея в клинике не получится, и он, разумеется, не стал бы этого делать.

А малышка Катя! Алексей сказал, что удочерит ее и станет любить как собственную дочь. Катя — приемная дочь Алексея! Маленькая графиня Персиянцева. Это станет апогеем унижения. Сергей с такой силой ударил кулаком в ладонь, что поморщился от боли. Пришлось себя успокаивать. Не нужно ему так ненавидеть Алексея. В конце концов, тот ведь тоже потерял родителей и горевал о них. Сергей совсем запутался в своих чувствах и побуждениях.

Теперь он неспешно брел по тротуару, глядя себе под ноги и натыкаясь на прохожих, бросавших на него любопытные, а иногда и злые взгляды. Ему было все равно. Он вышел к бухте, где стояли на якоре корабли и лодки, а вода с легким шелестом накатывала на берег. Здесь пахло водорослями, рыбой и нефтью. Он сел на деревянную скамеечку и стал смотреть на чаек, которые парили в воздухе на широких крыльях, то и дело стремительно ныряя в воду. Сергей смотрел, как они покачиваются на волнах и взмывают в воздух. За спиной он слышал голоса грузчиков, моряков, кули… Их разноязыкая болтовня была ему непонятна.

Он согнулся и посмотрел на пыльные камни у себя под ногами. Глупо воспринимать это так. Человек живет и работает, имея какую-то цель, и если цель исчезает, нужно искать новую. Без цели жизнь не имеет смысла. Быть может, он перестал понимать, что для него важнее? Его главной, неизменной целью было жить ради Эсфири, своей любимой жены. Да, он отвечал за Надю, но теперь Алексей хотел жениться на ней. Если это произойдет, Сергей освободится и сможет подумать о другом. Он мог бы направить свою энергию, скажем, на дальнейшее изучение инфекционных заболеваний, мог бы провести какие-нибудь исследования или почаще играть в лото. Почему нет? А когда гражданская война закончится, можно будет попытаться найти Эсфирь.

Он вернулся в клинику. Надя уже, наверное, увидела Алексея. Во всяком случае, Сергей избавлен от необходимости рассказывать ей о нем и видеть ее реакцию.

Но в больнице Нина сказала, что Надя почувствовала себя нехорошо и ушла.

Охваченный новым волнением, Ефимов поспешил домой.

Одного взгляда на заплаканное лицо и опухшие глаза Нади Сергею хватило, чтобы понять: ее болезнь — не физического свойства.

— Что стряслось, Надя? — спросил он, взяв ее пальцами за подбородок и обведя внимательным взглядом ее лицо.

— Я… Я видела графа Алексея.

— Ты разговаривала с ним? — не зная, что и думать, поинтересовался брат.

Надя покачала головой.

— Я видела его после операции. Он тогда еще не пришел в сознание.

— Не понимаю. И что тебя так расстроило? Я разговаривал с ним раньше. Он хотел встретиться с тобой.

Губы Нади сжались.

— Зачем? Его жене это не понравится!

Так вот в чем дело! Сергей положил руки сестре на плечи.

— Надя, жена Алексея умерла.

Надя, широко раскрыв глаза, уставилась на него. Сергей легонько тряхнул ее.

— Ты слышишь? Он вдовец.

— Он свободен? — выдохнула Надя.

Сергей кивнул. Надя зажала рот рукой и замерла. Удивительные метаморфозы происходили с ее лицом: удивление и медленное озарение уступили место сиянию радости. Видеть это было больно. Стыдно было обижаться и ревновать, но Сергей ничего не мог с собой поделать. Он отвернулся, боясь, что сестра почувствует охватившую его зависть.