Правда Виктора Суворова(Сборник) - Д. Хмельницкий

Эти принципы никогда не были забыты. Ревизионисты«наступатели» замечают, что с учреждением Коминтерна в 1919 году мечта о способствовании всеобщей советизации, которую Ленин так долго лелеял, наконец была реализована. Вскоре советская дипломатия пошла по «двум дорожкам». Возможно, лучшей аналогией для двойного, если не двуличного, характера советской иностранной политики и поведения на международной арене был бы айсберг. Видимая часть состояла из «легальной» дипломатии и разговоров о «мирном сожительстве» (позже переименованном в «мирное сосуществование») с целью выигрыша времени и введения в заблуждение «глухого, немого и слепого» врага и увеличения советской мощи во всем мире. Косвенно «легальная дипломатия» в то же время содействовала поиску глобального революционного повода для советизации мира.

Большая, подводная, часть айсберга состояла из международной подрывной деятельности через легальные и/или нелегальные организации коммунистических партий во всем мире. Эти силы, пропитавшие все слои общества в определенных капиталистических странах или странах третьего мира, служили, используя более позднее высказывание Сталина 1952 года, международными «ударными бригадами». Как вооруженные элементы марксистско-ленинского «интернационализма», они были нацелены на подготовку победы социализма советского стиля через вооруженные захваты власти и партизанские действия, содействовали советским интересам средствами пацифистской пропаганды и прямого саботажа внутри конкретных стран (таких, как Британия, Франция и Соединенные Штаты в течение советско-германского «медового месяца» 1939—1941 годов). Или они находились в подполье и ждали момента, чтобы принять по приказу московского центра участие в акциях в случае войны во имя социализма. В мирные времена они подготавливали почву для советизации тех или иных стран или регионов. Как это выяснилось по российским источникам, в подобные операции были вложены гигантские средства.

Историки-«наступатели» придерживаются того мнения, что Сталин действительно рассчитывал на войну. Революция могла быть «экспортирована на конниках штыков», как открыто декларировали советские представители и военные ястребы на съездах Коминтерна в двадцатые и тридцатые годы. Сталин поощрял немецкий экспансионизм против Франции, Голландии, Бельгии, Люксембурга и Британии. При этом Сталин планировал начать захватническую войну против Германии, которая должна была начаться или к июлю 1941 года (мнение меньшинства), или, самое позднее, к середине 1942 года. Красная Армия пронеслась бы через Европу, объединяя восставшие массы и неся красное знамя на Запад.

Эти же российские историки замечают, что в 1939 и 1940—1941 годах несколько ближайших сталинских помощников, таких, как Молотов, Жданов, Мехлис, Щербаков, уверенно говорили о «расширении границ социализма» на крыльях «неизбежной» будущей войны[243].

За пять лет до начала Второй мировой войны Сталин зловеще изрек: «Война, безусловно, развяжет революцию и поставит под вопрос само существование капитализма...»[244].

Молотов признавал в своих мемуарах, которые он писал в 70-е годы, будучи в отставке, что одной из его задач было «расширять настолько, насколько возможно, границы Отечества». Он добавлял: «Мы справлялись с этим неплохо». Другими словами, «буфер» оборачивался прямой аннексией, способствовал расширению границ и мощи СССР.

«Оборонники» в ответ на это утверждают, что такие революционно звучащие фразы, исходящие от высших советских лидеров, были не более чем пустым бахвальством. Советизация Европы, говорят они, была воздушным замком, идеологическим позерством или показухой.

Им возражают «наступатели». Главной целью советской Великой стратегии было извлечь из войны пользу. Ленин сделал предсказание, отшлифованное затем Сталиным, о том, что в будущем будет два типа войн: 1) межимпериалистические и 2) империалистические агрессивные войны против СССР. Первый тип войн был неизбежным и естественно возникающим, говорили они, так как он был связан с «последней стадией империализма», в которой усиливающиеся «противоречия» между капиталистическими государствами неизбежно оборачивались бы войнами. Второй тип войн, «антисоветский», был также неизбежен до тех пор, пока не было разрушено «капиталистическое окружение».

Так как все эти войны подталкивают к революции (пролетарии выступают против империалистических войн, в которых капиталистические угнетатели используют трудящихся как пушечное мясо), для Советов имело смысл усугубить «межимпериалистические противоречия» настолько, насколько возможно, в то же время готовясь ко второму типу войн, который, как утверждает марксизм-ленинизм, перерос бы в мировую «освободительную войну» для всех трудящихся. Тактика противоречий, которую придумали Ленин и Сталин и ухитрилась воплотить в жизнь советская дипломатия, была направлена на то, чтобы спровоцировать Японию на конфликт с Соединенными Штатами, европейские капиталистические страны настроить против США и их же — друг против друга. (Эта политика была вновь применена спустя годы во времена Брежнева с целью посеять раздоры внутри НАТО.) Документально подтверждают это учение и раскрывают подспудную активную советскую политику и глобальную подрывную деятельность, которую практиковал Коминтерн, различные заявления, сделанные Сталиным и его высокопоставленными помощниками.

Можно спросить, насколько далеко готов был зайти Сталин в стремлении содействовать развязыванию Второй мировой войны (учитывая, что это был его собственный план), чтобы реализовать четко заявленные советские цели мирового господства? Как указывалось помощником Берии Павлом Судоплатовым, ключевым периодом в практической реализации советских экспансионистских целей стал август—сентябрь 1939 года.

Встает вопрос: была ли это долгожданная идеальная ситуация, при которой использование двойной дипломатии и освобождающий, «революционный» катализатор войны могли бы совместно реализовать советские экспансионистские планы в этот уникально подходящий момент истории? «Оборонники» отклоняют такую трактовку.

Что касается гамбита коллективной безопасности в середине тридцатых годов, предписанного Сталиным якобы «умеренному», так называемому «прозападному» наркому иностранных дел Максиму Литвинову, то ревизионисты«наступатели» настаивают на том, что он просто был диверсией со стороны диктатора с целью напугать Германию и подстегнуть ее пойти на сделку с Москвой, всего лишь симуляцией сплочения рядов с западными капиталистическими государствами.

На самом деле Сталин сразу же прервал все переговоры с другими западными странами, как только начала прорабатываться сделка с нацистами.

Нужно добавить, что десятилетний опыт советско-германского сотрудничества в двадцатых и начале тридцатых годов сопровождался периодом обширной двусторонней торговли. Немецкая экономическая помощь индустриализации Советской России во времена Сталина на самом деле была в некоторых аспектах более существенной, чем таковая от Соединенных Штатов, несмотря на помощь последних в построении железных дорог, Днепропетровской плотины и советских тракторных и текстильных фабрик.

Между 1921 и 1938 годами Германия экспортировала в Россию более двух миллиардов долларов в предметах потребления, в то время как США — 1,4 миллиарда. После того как Гитлер пришел к власти, НКВД стал сотрудничать с немецким гестапо. (Статья в постсоветском еженедельнике «Аргументы и факты» познакомила читателей с документами на советское изобретение некоего д-ра Берга — газовая камера в форме четырехколесного транспортного средства, используемого для истребления людей. НКВД также передал Генриху Гиммлеру схемы организации внушительной сети советских трудовых лагерей (ГУЛАГ), предшественников таких гитлеровских «лагерей смерти», как Освенцим и Бухенвальд.) Чуть позже, согласно секретным протоколам и другим соглашениям августа—сентября 1939 года, советское сырье (нефть, зерно, хлопок, хром, железо и т.д., более чем 3 миллиона тонн по специальному соглашению 1940 года) было отправлено в Германию с пунктуальной точностью. Эти поставки были использованы в войне против западных союзников. Советы соблюдали соглашения по этим поставкам вплоть до 22 июня 1941 года, несмотря на то что немцы, со своей стороны, отступали от них.

«Оборонники», напротив, настаивают, что, вне зависимости от контактов с Германией, Сталин был настроен серьезно по отношению к коллективной безопасности. Однако он подозревал, что британцы и французы не были столь серьезны. Более того, похоже, что он верил, что политика умиротворения, которая могла бы в конечном счете превратиться в антисоветский альянс со странами Оси, была более вероятным решением для Лондона и Парижа, чем согласие на серьезные договоренности о коллективной безопасности с СССР (это предполагает, однако, что Сталин не следовал плану «разделяй и властвуй», против чего есть убедительные свидетельства). Не указывал ли полет гитлеровского помощника Рудольфа Гесса в Англию в мае 1941 года на то, что Англия была заинтересована в заключении сделки с Гитлером? Тогда, рассудил Сталин, было бы лучшим прилепить свою звезду на немецкое орудие сокрушительного действия.