Нерушимое - Николай Рерих

Из личных наблюдений можно бы привести многие факты, которые в глазах дальнего исследователя могли бы звучать совершенно иначе и могли бы вызвать глубокомысленные заключения. Вовсе не хочу вдаваться в тему о значении случая в жизни народов. Всем известны эпизоды, когда битвы выигрывались или проигрывались из-за насморка главнокомандующего. Так же точно известны потрясения государственные, происшедшие по глухоте какого-либо председателя совета. Мало ли что бывает. Мы вовсе не хотим заниматься опрокидыванием некоторых заключений исследователей, которым и без того приходится нередко изменять свое мнение перед лицом новых фактов.

Совсем о другом хочу писать Вам. Нужно хранить в большом порядке архивы. Не только в механическом порядке, но и блюсти, чтобы не оказалось в них каких-то случайностей, могущих вводить кого-то потом в заблуждение. Когда представляешь себе целые шкафы переписок, происходящих с разными странами, то можно себе представить, как некий историограф общественных течений будет поставлен в тупик перед этим огромным количеством иногда как бы разнородных устремлений и назначений. Кроме того, многие имена для сокращения пишутся уменьшительно или обозначаются одними буквами – сколько недоразумений может произойти от одного сходства этих букв. Потому следует в некоторых случаях, оставляя документ в архиве, сразу же пояснять, хотя бы кратко, обстоятельства, которые могли бы представлять собою какие-либо затруднения в будущем.

Случалось видеть, как или в шутку, или злоумышленно, иногда подставлялись отрывочные цитаты. При желании, конечно, можно даже из любого документа дать самое странное сочетание отрывков. Также следует не только на оригиналах, но и на всех копиях, исправлять случившиеся описки. Помню, как однажды из-за одной буквы произошла крупная обида. Сабанеев был назван Сабакеевым и, конечно, навсегда усмотрел в этой описке умышленное оскорбление. Часто в оригиналах описки исправляются, а в архивных копиях они остаются, вводя кого-то в заблуждение. К тому же еще прибавляются опечатки, происходящие даже в правительственных приказах. Каждому из нас, наверное, памятны такие опечатки в приказах, которые могли порождать целые как личные, так и общественные затруднения. Примеры налицо.

Не думайте, что вдаюсь в излишние подробности. Наоборот, именно из кажущихся мелочей иногда вытекали неограниченные последствия. Особенно же теперь, когда в ходу столько международной переписки на разных языках и в весьма различном, условном понимании. Так, например, в одном случае, по настоятельной просьбе, мне самому пришлось заменить в переводе слово, так мною любимое, культура, – цивилизацией. Но из этого не следует вывести кому-то, что для меня эти два понятия оказались равноценными.

Часто хранитель архивов сам по себе именовался чем-то архивным. А ведь это совсем неправильно. Именно в руках таких архивариусов находится вся живая история, до государства включительно. Вместо механических складывателей на полку, заведующие архивом могут вести свои заметки, немедленно же поясняя всякие условности, неизбежные в переписке и делопроизводстве.

Помню и такой случай, когда документ оказался подписанным не самим министром, но товарищем министра. Из этого было выведено заключение, что глава ведомства по какой-то причине уклонился от участия в этом деле. На самом же деле глава ведомства в этот день страдал сильной дизентерией и временно не участвовал в делах. Помнится и другой эпизод, очень комментировавшийся, когда некий глава правительства скоропостижно должен был покинуть торжественный прием. Мало ли что бывает в жизни – ничто человеческое не чуждо людям.

Главная цель этого письма, чтобы напомнить о необходимости высокого качества в хранении архивов. Нельзя, хотя бы кратковременно, допускать мысль, что завтра дополним то, чего не захотелось сделать сегодня. Всякий признак лености и неповоротливости нужно изъять всюду, а тем более в таких обстоятельствах, которые могут вводить в заблуждение преемника. Если мы не имеем права растрачивать чужое время, то так же точно мы не имеем права, по небрежности или лености, вводить кого бы то ни было в заблуждение.

Ясность и четкость, и чистота достигаются там, где вообще не допущена небрежность. А как приятно видеть эти качества всюду, как они очищают всю жизнь и заменяют ненужную сложность четкою, простою ясностью.

Король Альберт

Новое сообщение из Бельгии. Король Леопольд прислал приветствие нашему Учреждению в Брюгге и разрешил именовать его «В память Альберта I, короля бельгийцев». Это наименование как нельзя более соответствует моим помыслам. С самого начала оформления нашего Пакта память о героической Бельгии и ее короле-рыцаре постоянно была и в мыслях, и в упоминаниях.

Имя короля Альберта, весь его творческий подвиг во благо своей страны, его военное геройство, его широкие взгляды и глубокое доброжелательство всегда были для меня драгоценными. Поистине радостно и в наши смущенные времена иметь перед собою такой ясный облик героя-рыцаря без страха и упрека, блестяще прошедшего всю свою жизнь в неустанных трудах к процветанию народа.

Знаменательно, когда культурное, просветительное учреждение имеет такое прямое основание быть навсегда связанным с именем славного героя. Король Альберт находил время вникать в самые разнообразные нужды народного строительства. При всей своей огромной работе он всегда имел время заслушать и выразиться обо всем достойном.

В архивах нашего Учреждения в Брюгге имеется вещественное доказательство благожелательства покойного короля к нашему Пакту. Председатель Тюльпинк справедливо поминает это обстоятельство в своем приветствии ко дню третьей международной конвенции в Вашингтоне. Вместе с нашим Бельгийским Комитетом во всей радости сердца мы сливаемся в почитании незабвенного имени короля Альберта. Одушевляемся тем, что на щите Учреждения будет это достойнейшее, незабвенное имя.

Государства должны иметь полную возможность к тому, чтобы на щитах их учреждений, посвященных Культуре, были бы запечатлены имена их государей, их вождей, их глав, ведших народ по трудному и благому пути истинного преуспеяния. Счастливы те государства, которые в полной справедливости могут это сделать. Там, где по справедливости во главе всего может стоять имя главы, короля, вождя на всех путях жизни, там образуется импульс к следованию в грядущее.

Весть о безвременной кончине короля Альберта настигла нас в поезде около Генуи. Она показалась нам совершенно неприемлемой. Мы не могли вместить, чтобы уже ушел из мира такой герой, одно имя которого уже обязывало к утверждению подвига созидательства, которому покойный король так беззаветно был предан. Ведь ушел не просто добрый, высокообразованный человек. Ушел герой, а героев сейчас так немного.

Человечество должно беречь своих героев. Также должно оно беречь и память о них, ибо в ней уже будет здоровое, созидательное вдохновение. Жизнь уныла без героя. Тем ценнее, если такие герои не только имеются на страницах преданий, переходя в божественные мифы, но они оказываются посланными и в наше время. Они трудятся, создают и борются за благо в эти дни. Люди могли их видеть. Множество соратников могли ощущать прикосновение ободряющей руки и слышать зовущее слово. Не оставлены и наши времена. Имя короля Альберта останется в ряду этих несомненных героев, так нужных не только своей стране, но для чести и достоинства всего человечества.

Героизм – не самость. Героизм есть истинный альтруизм. В героизме живет и сияет самоотречение и самопожертвование. Слава сопутствует герою, но она является не умышленным надписанием, но естественным гербом его славного щита.

В марте 1914 года мною была закончена картина «Зарево». На фоне бельгийского замка около изваяния бельгийского льва на страже стоял в полном вооружении рыцарь. Все небо уже было залито кровавым, огневым заревом. На башнях и окнах старого замка уже вспыхивали огненные иероглифы. Но благородный рыцарь бодрствовал в своем несменном дозоре. Через четыре месяца все уже знали о том, что этот благородный рыцарь, конечно, был сам король Альберт, охранивший достоинство бельгийского льва.

И еще раньше, когда мне приходилось бывать в древнем Брюгге, мы уже слышали столько задушевных рассказов о королевской семье. Старая кружевница, говоря о чудесных придворных кружевах, тут же сказывала и сердечное слово о самом короле, королеве, о их семье, такой простой, доступной, милой народному сердцу. Много знаков о Бельгии прошло передо мною. И не было в них ни разу какого-либо отемнения великого имени короля. Разве это не замечательно? Разве не знаменательно это для иностранца, который на путях своих мало ли что мог бы услыхать? Но можно свидетельствовать лишь доброе. И это будет нерушимой радостью, связанной с именем короля Альберта и его семьи.