Феникс и зеркало - Эйв Дэвидсон

- Прошу прощения, мудрец, - с величайшей осторожностью перебил его Вергилий. - Но я хотел бы понять, что именно связывает царский и священный дом Пафоса с храмом Зевса-Волка?

- Как, разве не ясно? - с искренним изумлением взглянул на него Аугустус. - Сильван намерен разрушить саму царскую власть. При этом желает заручиться поддержкой древних богов, которые, на деле, не что иное, как демоны, с тем чтобы те ему помогали в его тайных планах, о которых я осведомлен не более, чем о твоих. А кто, по-твоему, готовится сыграть главную роль в предстоящем жертвоприношении, пожрет собственного сына и сделается волком? Царь Пафоса!

Взошла громадная желтая луна, которая, казалось, управляла всем ночным миром: гнала облака над желтым мрамором виллы, заставляла гореть звезды на темном бархате неба, понуждала пса взбрехивать в конуре, плакать дитя в люльке и мычать вола в стойле. На скотном дворе время от времени вскрикивал осел, невпопад пробовал голос петух на насесте - вот и все ночные звуки, все звуки, которые издавала земля, над которой плыли темные небеса.

Вергилий замедлил дыхание и уменьшил частоту биения сердца. Уже несколько часов он оставался неподвижным... не совсем, впрочем, неподвижным... Вергилий стал одной из ночных теней, и когда луна двигалась, вместе с ней перемещалась и тень... медленно... медленно... Никто бы не смог обнаружить его движений, заметить их было не проще, чем разглядеть, как двигается часовая стрелка хронометра. К подобному состоянию тело его было приучено, в такой заторможенности он мог пребывать часами, не чувствуя при этом ни малейшей усталости. В отдалении виднелся стражник, склонившийся - то ли в полусне, то ли просто отдыхая - на древко алебарды.

За спиной стражника чадил факел.

Под плащом Вергилия, спряденного, вытканного и пошитого в Гиперборе, находился прибор, называемый пембертом, обращаться с которым умели лишь два человека на свете, и Вергилий был одним из них. Состоял прибор из крохотной лампы, увеличивающих линз, шторки и вогнутого зеркала; все составные части крепились на осях и шарнирах и изменяли свое взаимное расположение от легчайшего касания пальцами.

И теперь крохотная лампа - уменьшенная копия тех шаров, что освещали дом Бронзовой Головы, не требуя ни масла, ни угля, ни газа, теперь эта лампочка вспыхнула. Шторка отошла в сторону, и, увеличенный лупой и направленный под точным углом зеркалом, из пемберта выстрелил луч света. Ставший одной из теней человек произвел точное движение горловыми мышцами, и возник звук... Стражник вскинул голову и взглянул в сторону огонька. Вергилий издал тот же звук и коснулся пемберта - тонкий лучик света пропал. Страж потряс головой - он явно был озадачен.

А тень между тем приблизилась к нему.

Снова возник звук - не голос, но звук, мало похожий на человеческую речь и едва слышный. Снова появился лучик света, отразился в зеркальце, стал двигаться, перемещаться... вправо... влево... вверх... вниз... кругами... медленно, медленно закружился...

Глаза стража неотрывно следили за ним, направо... влево... вверх... вниз... кругами... медленно, медленно вращаясь в орбитах.

Он не мог оторваться от зрелища порхающего огонька, лицо его напряглось, и он уже вовсе не обращал никакого внимания на тень, подбиравшуюся к нему все ближе и ближе. Вдруг огонек исчез, тень проскользнула мимо, один только факел дымил, как дымил, и разбрасывал с шипением искры. А стражник все вглядывался в темноту перед собой, вглядывался и не мог отвести от нее глаз.

Вергилий предполагал, что встретиться с Сильваном будет трудно, что возникнут препятствия, сложности, задержки, однако на деле все оказалось куда проще. Такая аудиенция была невозможна в принципе. И не то чтобы отказ сопровождался вежливыми увертками, выдумыванием мнимых и несуществующих причин, нет - сказано было без неприязни, но твердо:

- Сударь, Сильван не принимает римских граждан.

Басилианос тут помочь ничем не мог. Когда же Вергилий, имея уже план отправиться в другой кипрский город, дабы попытать счастья там, принялся рассказывать о своих затруднениях заглянувшему к нему на огонек Эббед Сапфиру, то неожиданно обнаружилось, что Огненный Человек по каким-то неизвестным причинам что-то уж слишком заинтересованно слушает его...

Словом, никакого другого пути, кроме этого - на первый взгляд мистического, однако же вполне философски и научно обоснованного, - у Вергилия не было.

Он поднимался по лестницам, шел по этажам громадной виллы, служившей местом обитания Верховного Жреца Кибелы, оставляя за собой одного за другим стражников, оказавшихся в состоянии, промежуточном между сном и явью, миновал один пост за другим, пока наконец не дошел до своей пели.

Эта комната была расписана яркими красками, словно ее разрисовал талантливый ребенок: на стенах жили люди с круглыми глазами и длинными ресницами, щеки их были толсты и румяны, а губы похожи на двойные арки; все фигуры были повернуты боком к зрителю, а глаза глядели прямо на него, и все они стояли под деревьями величиной с них самих, зато цветы, растущие между деревьями, были выше и людей, и деревьев. А еще там были птицы, в полоску и крапинку, голубые собаки, красные коты, зеленые мартышки - и вся эта пестрота скорее притягивала взор, нежели раздражала.

В середине разукрашенной комнаты стояла просторная кровать, и на ней лежало существо с распущенными волосами и полными губами. Фигура была человеком, точнее, похожа на человека, но так, как может быть похожа на него гигантская кукла. Ни мужчина, ни женщина - существо передернулось, лицо его исказилось, существо простонало и отвернулось от гостя. Но все равно, все равно гость был тут, стоял перед его глазами. Существо снова застонало, закрыло глаза и тут же открыло вновь - с надеждой и испугом.

- Все еще здесь, все по-прежнему, - прошептал бесполый голос.

Вергилий не ответил ничего. Он снова оцепенел, как в тот раз, когда пришел к Аугустусу Ефесскому, и пелена внезапно спала с его глаз, и он вспомнил, что видел, когда "проходил через дверь". Снова произошло то же самое. Он подумал, что закономерно не вспомнил об этих деталях сна тогда же, на следующее утро, иначе они показались бы ему пророческим видением и только помешали бы делу. Зато теперь эти детали всплывали в памяти именно в тот момент, когда это было необходимо, еще раз подтверждали, что предварительный "проход сквозь дверь" в самом деле давал ему возможность действовать наилучшим образом.

Он попытался вспомнить эту часть сна со всей ясностью, и одно слово моментально пришло ему на ум. Рим! Все дело было в этом!

- Да, ты видел этот сон и раньше, - обратился он к бесполой фигуре, к существу, подобному кукле. - Ты видел... Ты даже записал его и обращался ко всяческим мудрецам, к халдеям, чтобы они его растолковали. Даже к ученым евреям обращался и к женщинам, что служат Дите. Но никто из них не дал тебе ясного истолкования его смысла, никто.