Петербургская поэма. Избранные стихотворения - Марк Котлярский

class="v">на тяжесть зим?!

Сбывается

чье-то пророчество:

тебя убьет

одиночество —

оно на смену предательству

всегда приходит

за ним…

3. Заклинаю…

Заклинаю:

пусть тебя заклинит,

как актера,

внезапно забывшего свою роль,

и ты, будучи врасплох застигнутой,

не сможешь никак понять:

откуда эта внезапная боль?

Ты будешь метаться,

как белка, загнанная в колесо,

ты бросишь миру упрек

в том, что он несправедлив и плох;

и гримаса исказит твое лицо,

и ты снова спросишь себя:

– Почему врасплох?

Но даже подобие слабой догадки

не шевельнется в твоем мозгу.

…Знаешь, презираемый тобой и гадкий,

я, конечно, объяснить всё это могу,

но зачем?

Для чего?

Давно потеряны связи,

перечеркнуто прошлое,

а вместо настоящего и будущего – дыра.

Ты, наверное, думаешь,

что пробьешься из грязи в князи,

но ты ошибаешься.

И это – отнюдь не игра,

ибо тебе уготована неожиданная ловушка,

в которую ты попадешь,

как зверь в западню.

И вот тогда мой голос

прошепчет в твое лилейное ушко:

«Знаешь, моя хорошая,

а я тебя ни в чем не виню…»

4. Ты умрешь…

В сорок лет тебя не станет —

Ты умрешь, а я воскресну,

Потому что был я ра́спят

Твоей подлостью и злостью,

Равнодушием калёным,

Безразличием железным.

Я себе казался клоном,

Неумелым, бесполезным,

Я обманутым казался,

Я твоей руки касался,

А душа, кривясь от боли,

Словно птица, улетала.

Ты не верила? Не знала?

Или просто не хотела

Думать обо мне? Не думать —

Это лишь способность тела,

Обделенного душою,

Наделенного расчетом,

Механизмами, шарниром.

За каким, – скажи мне, – чертом

Ты в разладе с этим миром?

С сердцем собственным в разладе?

И предательство в придачу.

Ты умрешь, а я воскресну,

Улыбнусь, а не заплачу,

Пережить тебя сумею,

Потому что прах твой стылый

Над землей, как снег, развею

Я.

И мне достанет силы…

5. Отречение

Ты отреклась от любви,

Как Иуда, предавший Христа.

Сама христианка,

Ты попрала свою же мораль.

Мне жаль нашей любви.

Но тебя мне нисколько не жаль,

И участь твоя до отвращенья проста:

   Обычная тетка,

   Ты вскоре сгинешь в московском аду,

   И дети твои

   Такой же, увы, проделают путь.

   Я думал, наивный,

Что я спасу тебя, украду,

Что я изменю твой образ жизни и суть.

Но Бог, однако, меня

Охранил, от тебя уберёг.

Он посоветовал мне:

«Отвернись, не лезь напролом!»

И ангел-хранитель

Меня укрыл небесным крылом,

И дьявол не взял, не свернул в бараний рог.

6. Миф

На обнаженные

нежные плечи

падал, как шаль

опаловый вечер,

рифмой банальной клубясь.

Что там шептали горячие губы?

Помню лишь мебели

старенькой

кубы,

простыни стертую бязь.

Где ты? В какие края

усвистала?

Кем ты в краях

неопознанных стала?

Судеб неведом излом.

Я сохраню этот миг

от распада,

уберегу от проклятья

и ада —

миг,

обернувшийся

злом…

7. Предо мною

Только я глаза закрою —

передо мною ты встаешь!

Только я глаза открою – над

ресницами плывешь!

Григол Орбелиани

Только я закрою глаза —

Предо мною плывет твое тело

В вихре линий лунного света.

Но глаза твои так закрыты,

Будто ты ничего не видишь,

Ничего не чувствуешь. Или

Ты плывешь – и тебе всё равно.

Я знавал равнодушье приказа,

Холод слов, неразумность боли —

Равнодушье твое, как проказа,

Как жестокость без счастья и воли.

И плывет твое тело в дымке,

Серебрится нагое тело,

Только бабочки-невидимки

На мое слетаются сердце.

Но не бабочки это, а осы,

Они в сердце вонзают жала,

И трепещет больное сердце,

Словно бабочка на ладони.

Ну, а ты проплываешь мимо,

Словно кукла с улыбкой мима,

Безразлична и безучастна,

Но несчастна – и тем прекрасна…

Coda. Заключительное послание несуществующей Надежде Р., перешагнувшей порог своего сорокалетия

…Как не похожи на объятья

Прикосновенья этих рук…

А. Ахматова

Прикосновенья этих рук…

Я всё же не найду сравненья,

И не решить мне уравненья,

Не разорвать проклятый круг,

Где ты давно уже не та,

И я давно не тот. Но всё же

Я чувствую своею кожей

Удар свистящего хлыста:

Он рассекает кожу враз.

А следом сыплются проклятья.

Как не похожи на объятья

Прикосновенья этих фраз,

И переполнен ими чат,

И взгляд твой жжёт меня укором…

… Постой, помедли с приговором.

Когда же музы замолчат?!

После паренья

Облик твой, мучительный и зыбкий…

О. Мандельштам

Облик облекается облаком,

размывается,

теряет свои очертания,

какие-то смутные линии, —

то серые, то синие, —

какие-то черточки и пунктиры,

скобки, круги,

словно образ не просто размыт,

а разобран на составные,

разъят, раздроблен, разбросан,

и ничего уже не разобрать —

образ ли это твой

или же смутное небо прощенья.

Я бы хотел это явление разобрать,

разложить