Из переписки Владимира Набокова и Эдмонда Уилсона - Владимир Набоков

А теперь о твоем романе. Мне он нравится меньше, чем все, что я у тебя читал. Рассказ, из которого вырос роман{172}, был любопытен, однако на роман эта тема «не тянет». Из грязных идей порой рождаются прекрасные книги — но, по-моему, тебе с этой идеей справиться не удалось. Мало того, что герои, да и сама ситуация, вызывают отвращение, но они к тому же изображены в таком ракурсе, что выглядят совершенно нереальными. Различные перипетии сюжета и кульминация в финале грешат, с моей точки зрения, тем же недостатком, что и кульминация в романах «Под знаком незаконнорожденных» и «Смех во тьме»: они слишком абсурдны, чтобы вызывать ужас и стать трагедией, и вместе с тем слишком отвратительны, чтобы вызвать смех. К тому же в этой книге — что для тебя не характерно — слишком много заднего плана, описаний места действия и т. п. Я готов согласиться с Роджером Страусом, посчитавшим, что вторая часть несколько затянута. Согласен я и с Мэри, что твое мастерство становится порой утомительным; не разделяю, однако, ее упрек в «невнятности». Я внес в рукопись несколько поправок.

Мне и самому жаль, что книга мне понравилась не слишком. И жаль, что мы так редко видимся. 15 декабря мы приезжаем в Нью-Йорк, где пробудем неделю. Если соберетесь туда на каникулы — дайте знать. Возможно, мы остановимся в «Алгонкине»; если же нет — ты всегда сможешь связаться со мной через редакцию «Нью-Йоркера».

Всегда твой

ЭУ.

1955

Голдуин-смит-холл

Итака, Нью-Йорк

19 февраля 1955

Дорогие Елена и Кролик,

с опозданием, но с находящейся в полной сохранности нежностью хочу поблагодарить вас за ваши письма — письмо Елены было особенно очаровательным.

«Даблдей», конечно же, вернул мне рукопись [«Лолиты». — А. Л.], и я отправил ее во Францию. Предполагаю, что в конце концов ее напечатает какое-нибудь сомнительное издательство, обозвав роман на манер венского сновидца — например, «Сило».

(В «Даблдей» я снес не одну книгу, а по меньшей мере две или три, — последней, помнится, были отправленные по их просьбе «Незаконнорожденные», тогда редактором подразделения «Перма-букс» до прихода Эпстайна был, если не ошибаюсь, Маккей.)

За последние несколько месяцев я с головой ушел в «Онегина». Перевод текста и всех вариантов, какие я только смог отыскать, закончен, но комментарии огромны, и работа над ними займет много месяцев. «Даблдей» не захотел издавать эту вещь в том виде, в каком мне бы хотелось, с примечаниями страниц по крайней мере на 400 и с русским текстом en regard[160]. Я обнаружил массу сенсационных аналогий в английской и французской литературе и разгадал тайну эпиграфа.

Кролик, мне очень понравилось твое палестинское эссе{173}. Оно — одно из самых твоих удачных.

Для нас эта зима была и остается очень нелегкой. Работа над «Лолитой» и «Онегиным» не облегчила моих финансовых горестей. Роман о русском профессоре Пнине продвигается очень медленно. «Нью-Йоркер» приобрел из него еще одну главу.

Этой весной Дмитрий кончает Гарвард. Планы наши на лето весьма туманны. В следующем весеннем семестре беру полугодовой творческий отпуск. Мы с Верой без вас скучаем.

В.

P.S. Один одаренный молодой драматург переделал моих «Незаконнорожденных» в довольно приличную пьесу. Был бы тебе благодарен, если бы ты посоветовал, кому ее показать.

10 марта 1955

Дорогой Кролик,

спасибо за совет относительно театрального агента. План, по-моему, превосходный. Я еще написал некоему Э. Казану{174}, с которым когда-то познакомился в Кембридже, штат Массачусетс.

Да, «Нью-Йоркер» заплатил мне за главу из «Пнина» более чем щедро. Надеюсь закончить роман (который уже продал «Вайкингу») в июне.

Нет, я имел в виду «Pétri de vanité»[161] — эпиграф ко всему роману. Тот же, который упоминаешь ты, — эпиграф ко второй главе. Rus — деревня — взят, конечно же, из Горация, Сатира VI. Каламбур я обнаружил в Bièvriana, пресном собрании jeux de mots[162], приписываемых маркизу де Бьевру. Вот что я также обнаружил в дневнике Стендаля (Приложение II, изд. 1888 года). В записи от 1838 года читаем: «En 1791… le parti aristocrate attendait les Russes à Grenoble (Суворов был в Швейцарии); ils s'écriaient: „O Rus, quando ego te aspiciam!“»[163] В отношении главного эпиграфа (Pétri de vanité) я отыскал целую систему первоисточников: 1. «La Guerre Civile de Genève» Вольтера; 2. «De la Recherche de la Vérité» Мальбранша и, не в последнюю очередь, 3. «Lettre de M. Burke (Эдмунда Берка) a un Membre de l'Assemblée Nationale de France»[164] (!)

Все эти исследования доставили мне колоссальное удовольствие. Самым, пожалуй, сложным оказалось установить, кто был абиссинским предком Пушкина. Уж и не припомню, сколько старых и новых карт этой страны я пересмотрел, сколько путешествий (иезуиты, протестанты, Брус, Солт и т. д.) изучил, пока не нашел «Лагон» (Лого) — город, упоминаемый «Ганнибалом» (прадедом), который, только представь, был потомком Расселаса!

В этом году обязательно увидимся. Горячий привет тебе и Елене. Вера присоединяется.

В.

Голдуин-смит-холл

Университет Корнелл

2 июля 1955

Дорогой Кролик,

у меня побывал очень sympathique[165] Джейсон Эпстайн. Буду для них переводить (русского писателя, книгу еще предстоит выбрать{175}). Они дают мне 7,5 % c продаж и аванс 1000 долларов. Эпстайн предложил, чтобы относительно этого гонорара я посоветовался с тобой. Какие еще вопросы мне следует ему задать? Перевод выйдет в серии «Энкор».

«Лолиту» я пристроил — может быть, она выйдет следующим летом. Хотелось бы, чтобы ты ее прочел.

Летом мы на запад не едем. Пока не кончу «Пнина», уехать из Итаки не смогу. Отдал в «Нью-Йоркер» еще одну главу. Мы с Верой шлем вам с Еленой нежный привет.

В.

P.S. Где ты в данный момент находишься? Эпстайн говорит, что ты в Талкотвилле, а Роберто Фазола — что в Уэллфлите. Поэтому посылаю это письмо по двум адресам.

В.

17 декабря 1955

Дорогой Кролик,

огромное спасибо за английское издание «Трех мыслителей» и за переделанную дуэль. Теперь, во всяком случае, понятно, кто в кого стреляет.

Кончил читать твою очередную книгу{176}, Вера же дошла только до середины. Твои короткие предисловия нам очень нравятся. Отбор авторов превосходен, хотя, по мне, слишком много Лоуренса и Андерсона{177} — с художественной точки зрения и тот и другой полнейшие посредственности.