Царица Евдокия, или Плач по Московскому царству - Вячеслав Козляков

Царевич передавал содержание одного из донесений австрийского резидента Отгона Плейера. С копией документа его ознакомили австрийские дипломаты, «опекавшие» его в Империи. Плейер прослужил в России 25 лет, с 1692 года, и отлично знал, что происходит в стране. С 1711 года он занимал пост официального резидента австрийского двора в Российском царстве. Основываясь на показаниях царевича Алексея, Плейера потребуют отозвать из России (письмо верховного следователя было отправлено императору Карлу VI 18 марта), но двор императора не сразу осознал серьезность намерений Петра I. В итоге Плейера выслало уже само русское правительство за распространение сведений о «заговорах с некоторыми неверными подданными». Эта причина была прямой отсылкой к показаниям царевича Алексея, изложившего одно из донесений австрийского резидента в Вену. Плейер (Блеер, как назвал его в своей записке царевич) писал венскому двору о серьезном возмущении, зреющем против царя Петра, а австрийские дипломаты, манипулируя этим письмом, выказывали готовность поддержать царевича Алексея как будущего царя. Тогда же была упомянута и прежняя царица Евдокия.

Царевич Алексей рассказал в записке 8 февраля о показанной ему «копии с письма Блеерова в такой силе, что будто по отъезде моем есть некакие розыски домашними моими, и будто есть заметание в армее, которая обретается в Мекленбургской земле, а именно в гвардии, где большая часть шляхты, чтобы Государя убить, а царицу с сыном сослать, где ныне старая царица, а ее взять к Москве, и сына ее, который пропал без вести, сыскав, посадить на престол. А все де в Питербурхе жалуются, что-де знатных с незнатными в равенстве держат, всех равно в матросы и солдаты пишут, а деревни-де от строения городов и кораблей разорились. Больше, что писано, не упомню». Вот эти слова царевича о себе, в третьем лице, вместе с указанием на место ссылки — «где ныне старая царица» — и стали роковыми, а резидент Оттон Плейер оказался косвенным виновником беды царицы Евдокии{202}.

На этих своих показаниях царевич Алексей не остановился, но дополнил их новыми, где впрямую упомянул о деньгах, посланных им матери, а также о встрече с царевной Марьей Алексеевной. Домашние дела тоже оказались приплетены к государственному преступлению. Царская тетушка все-таки упросила написать царевича Алексея короткую записку матери. Только «о здоровье», оговаривался запуганный царевич, и приводил ее содержание по памяти: «Матушка-государыня, здравствуй! Пожалуй, не оставь в молитвах своих меня». Царевна Марья Алексеевна показывала также письмо от царицы Евдокии к сыну, а еще передала ему «образ маленькой Богородицы, да платок или четки», точно он уже и не помнил о материнском подарке. Разговорившись и освобождая, как он думал, свою совесть в необходимой «исповеди» перед отцом, царевич вспоминал и о своей небольшой переписке с дядей — Авраамом Лопухиным.

В своих дополнительных показаниях к записке 8 февраля царевич Алексей еще раз вернулся к посланным матерью подаркам: «молитвенник, книжку, да две чашки, чем водку пьют, четки, платок». Он скорее спешил оговориться, защищая себя от возможных подозрений, что все это было прислано «без всякого письма и словесного приказа»{203}. В окончательном тексте «Объявления розыскного дела и суда» об этих жалких показаниях царевича, боявшегося лишний раз вспомнить о матери и избегавшего встреч со своими родственниками Лопухиными, даже не вспомнят. Царь Петр истолковал рассказы сына по-своему. Его доверенный человек в это время уже отправился в Суздаль.

Сначала приведем дальнейшую хронологию событий. 10 февраля 1718 года в Суздале появился упомянутый выше Преображенский капитан-поручик Григорий Скорняков-Писарев. 15 февраля царица Евдокия на дороге из Суздаля в Преображенское написала покаянное письмо царю Петру о том, что она самовольно скинула монашеское платье. 21 февраля царицу Евдокию вынудили признаться на очной ставке со Степаном Глебовым, что она «жила с ним блудно». 5 марта огласили Манифест, уничтожавший несчастную женщину, к чему был причастен царь Петр, лично редактировавший текст. 15 марта приговорили даже не к обычной, а «страшной» казни Степана Глебова и бывшего епископа Досифея. Брата царицы Авраама Лопухина и ее духовника, расстриженного священника Федора Пустынного, — только к казни. 17 марта, когда для устрашения еще продолжали глумиться над телами казненных на Красной площади, царицу Евдокию увезли из Москвы под конвоем солдат — на этот раз в далекую Ладогу. За какой-то месяц все с трудом налаженное суздальское житье-бытье в окружении немногих доверенных лиц, с постоянными богомольями, редкой перепиской с родными и знакомыми, было перечеркнуто крестом, начертанным властной царской рукой. Без вины наказанная царица Евдокия оказалась в значительно худшем положении, чем была раньше. Но она хотя бы осталась в живых, если можно назвать живым человека, снова извергнутого из мира в отдаленный монастырь под именем старицы Елены.

А теперь вернемся к началу Суздальского розыска. Сохранился собственноручный отчет сыщика Григория Скорнякова-Писарева о его приезде в Суздаль в полдень 10 февраля:

«Всемилостивейший государь, царь.

По указу Вашего величества в Покровской Суздальской монастырь я приехал сего февраля 10-го дня в полдни и бывшую царицу Вашего величества видел таким образом: что пришол к ней в келью, нихто меня не видел, и ее застал в мирском платье, в тилогрее и в повойнике. И как я осматривал писем в сундуках и нигде чернеческого платья ничего не нашол, токмо много тилогрей, и кунтушей разных цветов. И спрашивал я того монастыря казначеи, х которой она сперва привезена была в келью, которая сказала, что она вздевала на себя чернеческое платье на малое время и потом скинула, а пострижена не была. И тое казначею взял я за караул. Писем нашол только два, касающихся к подозрению, а окроме тех, не токмо к подозрению касающихся, но и никаких, кроме церковных, и печатных курантов и реляций русских, нигде не нашол, а какие писма нашол, с тех писем приопша копии[32], послал до Вашего величества, подлинные же оставил у себя, того для, дабы оные в пути не утратились. А сам остался до указу Вашего в том монастыре. Прошю Ваше величество о немедленном указе, что мне укажешь чинить, дабы за продолжением времени какова б дурна не произошло, понеже она вельми печалуется. Фоваритов у нея старица Каптелина, да оная казначея, да карла Иван Терентьев{204}.

Вашего величества нижайший раб Григорей Скорняков Писарев.