Временные трудности - Максим Томилко

без суда и следствия шлепну, как предателя и паникёра. А ну пошел к тому дереву, — она ловко передернула затвор винтовки, поймав на лету патрон, и указала на большую раскидистую березу, растущую неподалеку.

— Товарищ старший лейтенант государственной безопасности, разрешите обратиться? — встрял Егор, понимая, что этот театр абсурда нужно немедленно заканчивать.

— Что у тебя, лейтенант? — недовольно повела плечами Юля, не глядя на него.

— Вы не так поняли товарища старшину. Вы поздно подошли и слышали всего часть разговора. И превратно истолковали вырванные из контекста слова. Я слышал весь разговор и могу заявить со всей ответственностью, что никакого неповиновения и призывов к мятежу не было. Старшина, не зная конечной цели, только выразил удивление направлением движения нашей группы. Переживал, что мы сбились с пути. И поинтересовался, как мне удалось дослужиться до своего звания.

Старшина напряженно размышлял над поведением этих молокососов. Он в великую войну кишки на колючку мотал, а их еще на свете не было. А потом в финскую. А они тут, судя по всему, какой-то спектакль разыгрывают и с ухмылками решают теперь его судьбу. Старшина им не верил. Ни одному слову не верил. И документам их тоже не верил. Бред какой-то это все. Не может девчонка лет двадцати, а то и меньше, иметь звание равное армейскому майору. Ну, никак не может. За какие-такие заслуги?

— Ладно. Привал окончен. Лейтенант вперед. Остальные за ним. Военврач — замыкающий, — она кинула винтовку старшине, — Встать в строй.

Километров через десять был привал. Старшина, уже отошедший от пережитого, сидел на земле, жадно глотая воздух. Ничуть не запыхавшийся спаситель с золотыми зубами подсел к нему и продемонстрировал свое удостоверение. Лейтенанта ГБ, блин! А потом и вовсе доконал — вынул откуда-то из-под странного мешковатого комбинезона всего увешанного длинными свисающими завивающимися ленточками новенький, как будто только вчера отлитый, орден. И наградную книжку впридачу. И сказал весело скалясь:

— Повезло тебе, старшина. Она ведь и в расход могла…. Ты-то нам не особо-то и нужен. А о группе узнал. Стало быть, утечка возможна. Ты не дергайся и постарайся оправдать доверие.

И спокойно отошел отлить. Как ни в чем не бывало. А старшина остался сидеть в недоумении, понимая, что не липа — это всё, и мир, похоже, вовсе сошел с ума, если награждают орденами каких-то пацанов и присваивают звания высшего комсостава каким-то малолеткам. В том, что у неё тоже есть похожее удостоверение он уже не сомневался. Да и странное обмундирование этих ребят наводило на размышления. Тут уставом и не пахнет.

Старшина решил не испытывать больше судьбу. Ему и так уже несколько раз подряд несказанно повезло. Он остался жив на этом Богом проклятом укрепрайоне, если конечно это можно было назвать укрепрайоном. Ухитрился за несколько дней попасть в плен и снова обрести свободу. И вот сейчас избежал расстрела. И кажется, даже успел прикоснуться к чему-то страшно таинственному. Поживем еще, как говорится…

Людей расположили на ночлег на большой поляне в километре от лагеря. Георг занялся несколькими ранеными, меняя грязные повязки и обрабатывая раны. Кастрюли супа на всех, конечно же, не хватило. Отрыли консервы. Прокормить такую толпу было непросто. Их запасы продовольствия сразу же сократились. Решили с утра наведаться в ближайшие деревни. Петр Кондратьевич мигом спелся с новым старшиной, и они взяли все организационные вопросы на себя. Четверых командиров из бывших военнопленных отвели в свой схрон и показали им кусок ткани, где за подписью Тимошенко, Мехлиса, Берии и ещё нескольких важных чинов, было прямо указано, что они имеют право формировать партизанские отряды, используя для этого личный состав частей РККА, попавших в окружение. На всех это произвело сильное впечатление.

Потом попытались допросить пленного эсэсовца. Из этого ничего не вышло. Тот гордо молчал, презрительно глядя на них свысока. Хотя росту он небольшого. Как это только у него получалось? Наконец, Юле это надоело. Она последний раз воззвала к его благоразумию, но безуспешно. Тогда она приказала раздеть немца догола, а слабонервным отвернуться. И достала нож. На дикие крики боли прибежали отдыхающие красноармейцы и с ужасом наблюдали за происходящим. Некоторые крестились. Георг начал блевать. Лейтенант Волков стоял белее снега. Казалось он сейчас свалится в обморок. Егора тоже начинало тошнить, но он справился со своим состоянием, сделав несколько глубоких вздохов.

Гордый ариец сломался буквально за пару минут и начал взахлеб вываливать все, что только знал. Говорил он так быстро, что Егор почти ничего не смог уловить. Но Георг, стоя к нему спиной, слушал его очень внимательно. Потом пошли уточнения и новые вопросы. Как понял Егор, Оберштурмфюрер СС Юрген Рихтер оказался командиром взвода из батальона войск СС особого назначения. Их роту прислали для усиления айнзатцгруппы Б. Он был в отпуске в Мюнхене и теперь следовал к новому месту службы. Толком он ничего не знал. Сказал только, что некий штандартенфюрер СС Альфред Франц Зикс назначен недавно командиром полиции безопасности и СД в Смоленске и что скоро ожидается его прибытие. Выглядел этот Рихтер мягко говоря не очень, и когда он выдохся и начал повторяться, Юлия, скорее всего, из милосердия, одним точным ударом прикончила его.

Егор краем уха услышал, как Петр Кондратьевич негромко пробормотал себе под нос: «Исчадье ада» и перекрестился. В общем, он был с ним согласен.

Юля тоже услыхала и, нахмурившись, смерила старшину долгим пристальным взглядом.

— Отряд, стройся! — громко выкрикнула она и, когда все построились, прошлась вдоль неровных рядов, внимательно всматриваясь в лица. Потом вернулась на место пытки и продолжила.

— Товарищи, на свете есть много хороших слов: гуманизм, человеколюбие, милосердие, сострадание… Да мало ли ещё каких? Так вот — настоятельно советую забыть их до окончания войны. Это враг, — она легко пнула сапогом труп эсэсовца, — Очень жестокий и безжалостный. Он прибыл сюда, чтоб заниматься карательными операциями против мирного населения. Я бы долго могла рассказывать здесь о сожжённых вместе с людьми деревнях, о пытках в застенках гестапо, об ужасах концлагерей с их крематориями и газовыми камерами, о массовых убийствах и изнасилованиях наших матерей, жён, сестер и дочерей… но