Реквием машине времени - Василий Головачев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что значит «дернуло»?
— То, что вертолет попал в какой-то «притягивающий конус». Толчок был так силен, что они пролетели по направлению к Башне больше четырехсот метров! Побились, конечно, здорово. У пилота сломаны два ребра и разбита голова, у остальных то поломана рука, то выбиты зубы, вывихи, ушибы, содрана кожа…
— Хорошо хоть живы остались! Неужели открыли новое явление? Никто не сообщал раньше ни о чем подобном.
— Вот поэтому я и говорю — следует прекратить вылазки и полеты к Башне, — сказал Старостин. — Мартын Сергеевич, надо пересмотреть режим безопасности исследований, и немедленно. Игорь Васильевич, — заместитель Председателя Верховного Совета повернулся к Ивашуре, — вы же понимаете, что первым делом с нас спросят за людей, за соблюдение норм безопасности, а уж потом за ход исследований. Подходить к Башне опасно, а если до сих пор обходились без жертв, так это чисто случайно, а не из-за мер предосторожности. То, что вас «предупреждают» пауки, — не довод.
Старостин вытер платком лоб, сел, снова встал. Он был взволнован, раздражен и не скрывал этого.
— Что мне докладывать в Москву? Что такое Башня — вы не знаете, чего от нее ожидать дальше — тоже не знаете. А знать необходимо, иначе проглядим катастрофу.
— Доложите что есть, — пожал плечами Богаев. — К сожалению, рост Башни вывел ее за пределы чисто научных проблем, добавил социальное и политическое звучание, отмахиваться от этого нельзя. Вопрос эвакуации района из опасной зоны — вопрос социальный, бытовой, психологический, экономический, финансовый и так далее. Его надо решать в первую очередь, время не ждет.
На панели рации загорелся глазок индикатора, радист поправил наушники, выслушал и сказал подошедшему Ивашуре:
— Посты наблюдают «глаз дьявола», аппаратура сейсмологов регистрирует подземные шорохи.
Ивашура кивнул, повернулся к остальным.
— Извините, товарищи, я вас покину. Владлен Денисович, ты тут без меня…
Богаев исподлобья посмотрел на Старостина.
— Хорошо, Игорь Васильевич.
Ивашура кивнул Гаспаряну, они оделись и вышли.
— Похоже, приближается очередная «пульсация», — сказал Ивашура уже в кабине вертолета. — Башня активизируется. Больше ничего не нашли?
Гаспарян выразительно посмотрел на товарища.
— Ты имеешь в виду Мишины вещи? Ничего. — Он помолчал. Пилот поднял легкую машину в воздух. — Правда, ближе к стене ребята нашли останки двух пауков. Такое впечатление, будто ими выстрелили из пушки. А в стене напротив того места, где упал вертолет авиаконтроля, на высоте трехсот метров обнаружился глубокий провал, словно часть стены рухнула внутрь.
— Вот как? На высоте трехсот, говоришь? И вертолетчики шли на той же высоте… Совпадение?
— Не знаю, но меня это насторожило. Надо бы дать задание экспертам специально понаблюдать за стеной.
Внизу проплыла дорога с идущей по ней грузовой автомашиной. Лес кончился, началось заснеженное поле колхоза «Жуковский». Башня угрюмо нависла слева, придавая пейзажу гротескную нереальность декорации.
У опушки леса стояли военные палатки, а чуть поодаль, на холме, неторопливо вращала антеннами радиолокационная станция.
Вскоре вертолет пошел на снижение и опустился у кромки леса на другой стороне поля возле штабелей бревен и куч хвороста. В поле уходила цепочка бревенчатых вышек разнокалиберной высоты — от восьми до двенадцати метров. Из окон вышек, обращенных к Башне, торчали стволы стереотруб, кино — и фотоаппаратуры, рога и решетки звуковых антенн, окуляры лазерных дальномеров и спектроскопов.
Ивашура зашел в один из двух передвижных домиков и вскоре вернулся с бородатым физиком по фамилии Меньшов, которого звали Виталием Борисовичем. Физик подал руку Гаспаряну, и они направились к ближайшей вышке.
Верхняя площадка вышки была огорожена и походила издали на скворечник. К ней вели десять пролетов крутой лестницы с заледеневшими ступеньками. Чем выше поднимались люди, тем сильнее становился ветер. У самой площадки он, в сочетании с морозом, пронизывал одежду насквозь.
На площадке было чуть теплее. В сторону Башни смотрела подзорная труба на треноге, кинокамера и крупнокалиберный пулемет, у которого возились двое парней в танковых шлемах. Третьим оказался профессор Гришин, поглядывающий в окуляр трубы и записывающий что-то в блокнот.
— Константин Семенович? — хмуро удивился Ивашура. — Вы-то здесь как оказались?
— У них аппаратура лучше, — сказал Гришин. — Вот и забрел.
Бородатый Меньшов блеснул зубами.
— Аппаратура у нас действительно неплохая, но Константин Семенович явился к нам по другому поводу. Предлагает провести один совместный эксперимент.
Ивашура хмыкнул.
— Интересно. Что же это за эксперимент, который может заинтересовать физика и эколога одновременно?
— Ничего противозаконного, — усмехнулся тонкими губами Гришин, пряча блокнот. — Моя специальность — экология человека. Позволю напомнить, что это направление экологии изучает общие закономерности взаимоотношений природы и общества. Подчеркиваю: природы и человека, а не растительного и животного мира.
Ивашура прильнул глазом к окуляру трубы.
— Вы хотите сказать, что объектом экологии может быть не только популяция или экосистема, но и техносфера?
— Совершенно верно. Техносфера как часть экосферы Земли.
— А в качестве конкретного локального объекта вы избрали Башню, предполагая ее искусственное происхождение…
— С вами страшно разговаривать, вы все знаете наперед!
— Положим, не все, но, по имеющимся данным, человек эту Башню на Земле не строил; выдвигались гипотезы, что она сделана пришельцами, иными разумными существами.
— Вполне допустимо, однако это мало что меняет. Башня — искусственное сооружение, значит — часть техносферы, пусть и не земной.
Ивашура вдруг насторожился, поднял руку, призывая к молчанию. От Башни докатился крик паука, ослабленный расстоянием.
— «Глаз дьявола», — сообщил один из наблюдателей.
На стене Башни почти под самыми облаками разгорелся мигающий желтый зрачок, продержался с полминуты и погас. Зазвонил телефон. Меньшов снял трубку, выслушал, буркнул что-то и положил трубку.
— Две тысячи рентген в импульсе, дальность затухания около пятнадцати километров. Это уже пятый «глаз» за сегодняшний вечер. Активность Башни растет не по дням, а по часам.
— Завтра вечером или ночью будет пульсация, — кивнул Ивашура. — Готовьтесь. — Повернулся к Гришину: — Итак, Константин Семенович, что за эксперимент вы предлагаете провести?
— Не один, а целых два. Первый: попробовать опустить зонд с телеаппаратурой на Башню сверху, на ее размытую вершину. А еще меня интересует «зона ужасов». Никакого излучения — ни частиц, ни полей — аппаратура, установленная в самой «зоне», не регистрирует, тем не менее какое-то поле, вызывающее у людей ощущение страха и другие негативные эмоции, существует. Есть датчики, которые могут замерить биотоки, «электрические наводки» в нервных окончаниях и узлах. Надо просто нацепить эти датчики и побродить по «зоне».
— Ну вы и садист, Константин Семенович! — пробормотал Гаспарян.
Физики засмеялись. Гришин тоже улыбнулся.
— Я предлагал в качестве «кролика» себя.
— Суть ясна, — произнес Ивашура. — Но в последнем случае я не вижу связи с физиками. Скорее это должно интересовать биологов и медиков. Ах нет, простите, понял. Излучение?
Бородач кивнул.
— Нас тоже интересует излучение. До сих пор человечество знало только три вида излучений: электромагнитное, гравитационное и излучение частиц от адронов — протонов, нейтронов, мезонов — до лептонов и разного рода пси, кси и других странных частиц. Если мы не обнаружим в «зоне ужасов» какого-нибудь из перечисленных видов излучений, значит, либо наши теории неверны, либо существует излучение, о котором мы ничего не знаем.
— Может быть, инфразвук или ультразвук?
— Звукорегистраторы молчат, по сообщениям соседей.
Соседями физиков-ядерщиков были физики лаборатории звука.
— Ну у них еще есть неиспользованные возможности, — заметил Гришин. — Я был у них, они готовят к запуску в «зону ужасов» какой-то сверхчувствительный звукозаписывающий агрегат.
Ивашура задумался, нахохлившись, спрятав руки в карманы полушубка. Зазвонил телефон. Меньшов снова снял трубку, выслушал и передал трубку начальнику экспедиции. Звонил Богаев.
— Старостин говорил с Москвой, — сказал он с сопением. — Приедет кто-то из ЦК.
Ивашура молчал.
— Ты слушаешь?
— Да.
— Пульсация скоро?
— Вероятно, ночью. Слушай, Владлен Денисович, что ты за душу тянешь? Выкладывай, что произошло.