Знающий не говорит. Тетралогия - Людмила Астахова

Ириен ожидал, что опять станет метаться полночи по своей комнатушке, как раненый зверь, сдерживая желание ответить волчьему вою, доносящемуся из Чернолесья. Однако едва он прилег на кровать, щедрая Пестрая богиня ниспослала ему сон.

…Гладь озера была безупречна, как самое ровное из зеркал, в нем отражалось серебристо-розовое рассветное небо и тонули последние огоньки зимних созвездий. Где-то на горизонте утро начертило черную полоску дальних холмов, позолотив их вершины. Ущербный ломтик Шерегеш стал почти прозрачным, а маленькая Сирин совсем исчезла. Наступал призрачный и почти неуловимый час пограничья меж ночью и утром. Абсолютная тишина и безграничный покой поглотили остров Цитадели [9]без остатка. Это место Ириен не смог бы спутать ни с каким другим, даже во сне. Впрочем, ничего не изменилось здесь с тех пор, как он покинул остров, как ничто не менялось до него и не изменится до скончания веков. Те же величественные развалины, живописно разбросанные камни, заросшие кустиками офола и ваккры, рассохшиеся скелеты лодок, похожие на куски паутины сети на шестах, не зарастающая травой тропинка к покосившемуся причалу. И Врата Цитадели, окованные медью, смеющиеся над вечностью. И согнутая фигурка возле догорающего костра. Под ногами поскрипывал песок, а воздух пах дымом и высохшей травой, утренний мороз пощипывал щеки, но Ириен твердо знал, что все это – сон. Сон Познавателя. И почему ему снится этот сон, он тоже знал. Знать было тяжело и больно. Ириен подошел ближе.

– Здравствуй, Мастер.

Фьеритири сидел возле огня на своей любимой скамеечке и смотрел на крохотные язычки пламени так, словно не было для него занятия важнее и ответственнее в этот миг.

– Холодно сегодня, – сказал он, не поднимая глаз на Ириена. – Редкая стужа для нашей зимы. Подойди поближе, не то замерзнешь.

Сам Мастер обходился тончайшей снежно-белой рубашкой и простыми штанами, заправленными в грубые сапоги, и, по всей видимости, не ощущал ни холода, ни тепла. Белые волосы, не заплетенные, как обычно, в косы, лежали на широких плечах, словно плащ. Но вряд ли он согревал.

Ириен молча сел напротив и протянул руки над огнем, прикасаясь к ледяным пальцам учителя. Они были так холодны, что обжигали.

– Я рад видеть тебя. Ты знаешь, зачем я тебя позвал? – тихо спросил Фьеритири.

– Да.

– Я ухожу, Ириен, – тихо сказал волшебник. – Прости, если я выбрал не слишком удобное для тебя время, но поверь, я и так ждал столько, сколько мог. В одиночку это очень тяжело. – Фьеритири грустно улыбнулся. – Хитрец Риннан сбежал самым первым. Ты ведь знаешь, что с Нарье особенно не поговоришь. Кстати, это он решил, что последним должен остаться именно я. Дескать, у нас с тобой наибольшее духовное сродство и все такое. Он всегда умел подвести теорию под любую свою блажь. Впрочем, тут он оказался прав.

Глаза у Мастера были ярко-голубыми и совершенно юными, словно ребенок глядел с лишенного всякого возраста лица старого-престарого эльфа. Долгая, невероятно долгая жизнь его заканчивалась, и на пороге смерти Фьеритири был полон любопытства, а предстоящее виделось ему, как очередное приключение, очередной опыт.

– Поколения Познавателей, которые предшествовали тебе, и мы с Риннаном и Ульнари, и те, о ком ты никогда не слышал, накопили огромную силу. Она столь велика, что Зеленая Ложа вкупе с Оллаверном не смогут сравниться с ней даже приблизительно. И теперь она безраздельно твоя.

– Мне не нужна эта сила, мастер Фьер.

Возражать на самом деле было поздно. Ужас и боль, возникшие в тот миг, когда Риннан отдал Познавателю Слово, давным-давно улеглись. Отчаяние, пробужденное Путями Ульнари, забылось, осталась только щемящая грусть. Теперь уходил Фьеритири.

– Я знаю, – усмехнулся старый эльф. – Именно поэтому она и принадлежит тебе. Потому что ты ее не хочешь и никогда не хотел. Такие подарки абы кому не делаются.

– Похоже, мне на роду написано получать то, в чем нет никакой нужды, – вздохнул Ириен. – И наоборот. Хоть бы раз поинтересовался лично моим мнением.

– Вот еще! – фыркнул Мастер. – Буду я перед каждым сопляком расшаркиваться. Сколько сил я потратил на тебя.

Ириен улыбнулся. Это верно. В юности ему казалось, что желание покинуть Цитадель возникло в нем само. О, как же он гордился собой, собственной решительностью. И только потом, по-настоящему задумавшись над годами ученичества, он понял, как тонко действовали старые маги, незаметно пробуждая в нем жажду перемен, жажду познания того, что основано на собственном опыте, желание стать достойным собственной силы. Мастера ничего не делали без смысла и цели. Они хотели, чтоб их великое волшебство унаследовал тот, кто знает цену жизни, смерти, чуду и невозможному.

– И что мне теперь со всем этим делать? – спросил Ириен серьезно.

– А ты не знаешь?! – изумился Фьеритири. – Значит, ни Ринни, ни Нарье тебе ничего не сказали? Что ж, это очень похоже на старых шкодников.

Мастер прибавил еще крепкое словцо по адресу соратников.

– Видел бы ты сейчас свое лицо, Ириен, – весело сказал он. – Значит, честь просветить тебя оказана мне. Все очень просто. Теперь для тебя не будет ничего невозможного. Твоей силы хватит на то, чтобы один раз мироздание ответило тебе на любую просьбу. Только единожды, запомни. Один раз Вселенная исполнит любое твое Истинное пожелание. Хочешь – останови солнце, хочешь – спаси мир, хочешь… ну я не знаю что. Но это случится только однажды.

– Но почему?

«Ай да Мастера! Ничего себе подарочек…» – мысленно ахнул эльф.

– Почему один раз? Я так полагаю, потому что Вселенная способна на такие фортеля только единожды, – пожал плечами Фьеритири.

– Нет, я хотел бы знать, зачем все это нужно? Все это одноразовое всемогущество, отданное в единственные руки. В чем смысл?

– Не знаю, – легко ответил Мастер. – В твоем вопросе заключен ответ. А ответ мне неведом. И никому, и даже тебе, пока не совершишь предначертанное.

Ириен поморщился как от головной боли.

– Знаешь, Фьер, мне до смерти надоели предначертания, пророчества и предзнаменования. Не слишком приятно ощущать себя стрелой в туго натянутом самостреле. Или того хуже – пустым сосудом для силы.

– Ничем не могу помочь, мальчик мой. Ты родился не просто Познавателем, а Последним Познавателем. Я знаю, в мире людей ты испробовал себя во множестве дел, испытал себя, кое в чем тебе нет равных, чему-то ты так толком и не научился, но все равно ты до последнего вздоха останешься Познавателем – и это лучшее из всего, что ты сможешь сделать. Свою природу никому не под силу изменить. Да и стоит ли?