Чаша Торна - Дмитрий Воронин

— Я… расскажу тебе. Теперь уже… можно.

Он говорил медленно, с трудом, как будто ему не хватало дыхания. Так говорят еще, когда подыскивают нужные слова и мучительно размышляют над каждой фразой. И по мере того как он говорил, я все более и более начинал мелко дрожать, чувствуя, как кончики пальцев холодеют от подкрадывающегося страха. И было от чего.

Всем известно, что мир был создан Торном для каких-то своих, никому из смертных не ведомых нужд. Создавался мир не в одночасье — бог затратил массу усилий, порождая земную твердь и синее небо, бескрайние леса и моря, драконов времени и иных существ, населявших когда-то и населяющих сейчас эти земли. Бытовало, впрочем, мнение, что Торн лишь воспользовался уже готовым, до него кем-то созданным миром, но в отношении живой природы и населяющих этот мир живых существ мнения были единодушны. В создание мира Торн вложил немало собственных сил, но их недостало, и тогда бог применил древний артефакт, принесенный им, по легендам, из других миров, артефакт, принадлежавший тем, кто жил многими тысячами лет ранее. Сила, заключенная в артефакте, была столь велика, что позволила в считанные дни завершить работу, на которые у Торна ушли долгие годы.

Но слепая, стихийная Сила была враждебна самому богу, и только его колдовское искусство сумело направить рвущийся из артефакта поток энергии в русло созидания. Но и бог оказался не всемогущ — часть Силы прошла мимо его контроля, рассеявшись в этом мире, открыв канал, путь для самой себя — и Торн не сумел навсегда закрыть его, он лишь запечатал проход, но не до конца.

Первый неконтролируемый всплеск Силы породил множество бедствий, едва не погубив все, сделанное Торном. Сила, разнесенная по миру, поддерживала существование самой магии, именно к ней обращались все живущие и жившие ранее волшебники, именно ее крохами пользовались для своих заклятий легендарные драконы, духи стихий, маги — гномы и эльфы, а впоследствии маги-люди. И тех, кто умел дотянуться до этих крох, звали владеющими Даром.

Возможно, Торн решил, что не так уж и плохо то, что дети его станут пользоваться истинной магией, пусть и слабенькой по сравнению с его возможностями. Может, ему просто оказалось не по силам полностью перекрыть течь, кто знает…

А потом бог оставил этот мир, отправившись куда-то по своим, одному ему ведомым делам, да так и не вернулся, чтобы посмотреть, как живут его дети. А артефакт остался… Дважды запертая в нем Сила прорывалась в мир — эти страшные годы были потом названы годами бешеного солнца… Среди смертных и среди бессмертных рождались дети-уроды, давшие начало новым невиданным расам — вампирам, троллям, левиафанам и многим другим, иные из которых давно сгинули, а иные и поныне наводят страх на смертных, да временами и на бессмертных тоже… Даже природа уступала враждебной Силе, породив страшные создания, лишенные капли разума, но при этом хищные, жаждущие живой плоти.

Многие поколения магов искали артефакт — его называли Чашей Торна, хотя сам бог, согласно легенде, не был ее творцом — скорее, просто последним в ряду владельцев. Многие искали — гномы и эльфы, орки и грифоны, люди и даже тролли, — кого-то на этом пути ждала смерть, кого-то разочарование, но Чашу так и не нашли. Легенды гласили, что Сила, скрывающаяся в ней, все еще неизмеримо велика и тот, кому удастся обуздать ее, сам станет подобен Творцу. И это гнало новых и новых магов на поиски древнего артефакта.

Учитель подобрался к Чаше ближе других — долгие годы, посвященные изучению всех достоверных, недостоверных и откровенно лживых источников, позволили ему определить то место, где хранилось сокровище. Конечно, Чашу охраняли, и, чтобы пройти сквозь ряды защитников, созданных самим Торном, требовались немалые силы. И эти силы маг-некромант мог найти только там, где царила его власть, — среди мертвых.

Год за годом Учитель собирал армию… армию зомби, живых мертвецов, слепо повинующихся его приказам. Не раз за эти годы допускались ошибки, не раз зомби выходили из-под контроля, пугая мирных крестьян и заставляя Учителя отступать, бросая собранное воинство, а то и просто спасаться бегством. Именно это было причиной наших частых переездов…

* * *

И вот сейчас работа была закончена. Почти закончена… Но, видимо, сама судьба вмешалась и разом перечеркнула все планы.

— Мне было нужно еще два… ну хотя бы полтора десятка бойцов… Я нашел их, целая деревня, вымершая до последнего человека от Черной Смерти… Как только я узнал об этом, сразу поехал… туда… Но меня… ждали… Я потерял бдительность… Никто в здравом уме не сунется в очаг Черной Смерти, даже юродивые чувствуют… такие места и обходят их стороной… Я отвлекся… Он пришел туда… пришел за мной… Серый Паладин…

Я знал эту историю, да и мало кто из магов или учеников не знал ее. Серый Паладин был, безусловно, опасным противником, хотя и не столь опасным, как кажется менестрелям, рассказывающим о нем после третьей кружки крепкого пива. Магистр такого ранга, каким является Учитель, смог бы, пожалуй, справиться с Серым, а два или три таких мастера не оставили бы Паладину ни малейшего шанса.

Но Учитель был один, и он был опустошен, выжат до последней капли: одного за другим поднять почти три десятка зомби — это было под силу только великому магу. Я, во всяком случае, не осилил бы и половины.

Учитель был ослаблен, к тому же Серый напал неожиданно. Он вместе со смертью телесной оболочки отбросил и человеческие принципы: честность, благородство, соблюдение каких-либо правил. Напасть из-за угла, ударить в спину, убить спящего — для Серого было все равно. И вряд ли среди простых смертных нашелся бы хоть один, будь он из самых бедных холопов или из самых высокородных лордов, кто счел бы действия Серого неуместными или предосудительными. Его боялись, но ему и возносили хвалу — меч Серого всегда был направлен только против порождений тьмы.

— Учитель, вы… вы ранены?

— Нет, Ученик…

Я облегченно вздохнул, но следующие слова повергли меня в состояние шока.

— Нет, сынок. Я не ранен. Я убит… То, что я еще говорю с тобой, это лишь… действие магии… но оно скоро закончится. Раны от призрачного меча не заживают… никогда… они пожирают меня, расползаясь по телу… убивая так же верно, как смертельный яд. Я могу лишь отсрочить… и то ненадолго…

Он надолго замолчал, собираясь с силами. Сквозь прижатые к животу руки, теперь это было уже очевидно, медленно сочилась кровь, не оставляя никаких сомнений в правоте магистра: если он до сих пор не затянул рану, значит, сделать это просто невозможно. Я же думал о том, что так неожиданно лишился Учителя, а ведь он столь многому мог бы еще научить меня. Как я корил себя сейчас за лень, за невнимательность и рассеянность — там, где мог бы сидеть умелый маг, сейчас находился лишь вздрагивающий от страха перед будущим ученик.