Женщина и обезьяна - Питер Хёг

У ветеринара побелели губы. Он посмотрел на Маделен, на обезьяну и произвёл переоценку своего положения. После чего он сдался.

— Когда я увидел её — извините, вас — в первый раз, то подумал, что это новый вид шимпанзе, так мы все думали, и Бёрден, и его сестра. Новый сенсационный вид шимпанзе. Из умеренного климата. Это было отправной точкой. Это мы и сказали молекулярным таксономистам. Что это некое подобие шимпанзе. Мы, конечно же, не показывали им никаких снимков. Они получили только пробы ткани. Они сделали секвенирование тридцати тысяч генов. Это, должно быть, стоило мисс Бёрден целое состояние. Всё оказалось не так, как мы думали. Она — извините, вы — не были близки к шимпанзе. Она оказалась близкой, ужасно близкой — просто не отличить — к нам самим. Она — извините, вы — во всяком случае в генетическом отношении, едва ли являетесь обезьяной. Скорее человеком.

Маделен огляделась по сторонам. Она увидела серый свет над встроенными койками, кислородные баллоны, ящики с инструментами, пакеты и шланги для переливания крови. Она осмыслила то, что сказал врач, и посмотрела на самого врача, на тот триумф, с которым он рассматривал их. Она открыла рот, чтобы сказать что-нибудь злобное, но обезьяна остановила её.

— Мы вам очень признательны, — сказал Эразм медленно. — И мы позволим себе попросить вас ещё об одной маленькой услуге, а именно, отвезти нас к господину Балли.

— У меня нет с собой водительского удостоверения, — сказал врач, — Я не сидел за рулём уже десять лет. И я никогда прежде не слышал имени этого господина.

Маделен с Присциллой осторожно вынули из синего бархата зелёную ампулу.

— Вам всё-таки придётся это сделать, — сказала она. — Иначе я попрошу вас сожрать вот это.

5

Человек, который несколько месяцев назад называл себя Балли, на сегодняшний день чувствовал себя очень неплохо. После того как Управление лондонского порта выловило его из Темзы, после того как его личность была установлена и на три недели помещена в камеру одиночного заключения, его посетила Андреа Бёрден, он был освобождён, и ему вернули «Ковчег», действительная стоимость которого составляла полмиллиона фунтов, плюс на четверть миллиона ветеринарного медицинского оборудования. Через три дня, когда он, получив свидетельский иммунитет, даст свои показания, он отплывёт из Лондона по направлению к цели, которая впервые за много лет не будет в первую очередь экономической и которая наполняла его оптимизмом, которого он от себя не ожидал: Балли решил поймать ещё одну обезьяну, такую же, как та, которая от него сбежала. Не для того, чтобы продать, но чтобы ещё раз оказаться перед ней в узком кокпите, чтобы ещё раз встретиться с неким подобием Эразма.

Несколько месяцев он мысленно снова и снова возвращался к последним минутам, проведённым с обезьяной, и именно в эти воспоминания он сейчас и погрузился, прислонившись к тому самому гику, который когда-то сбил его за борт, в то время как одна из машин «скорой помощи» кенсигтонской клиники Холланд-Парк выехала на набережную и остановилась.

Из машины вышла женщина в голубом халате и направилась к «Ковчегу».

Не делая при этом никаких заметных движений, Балли засунул руку в люк и освободил замок, на котором крепился дробовик с укороченным до края ложа стволом. Конечно, в женщине не было ничего подозрительного, но Балли её не ждал, а ведь именно его постоянная готовность к неожиданностям сделала его королём среди отчаянных подданных международного королевства, живущего за счёт нарушения Вашингтонской конвенции.

— Господин Балли, — сказала женщина. — Доктор Боуэн ждёт в машине.

Балли любезно кивнул. Затем он спустился на причал и последовал за ней, опустив ружьё вниз, словно это был блестящий складной зонтик.

Мужчина в таком же голубом халате открыл заднюю дверь «скорой помощи». Посмотрев мимо него, в сторону водительского сиденья, Балли узнал Александра Боуэна. Он нагнул голову, чтобы забраться в машину.

— Извините, — сказал Эразм, показав на оружие. — Но не сочтите за труд, будьте любезны, оставьте это снаружи.

Балли посмотрел на Эразма. Он почувствовал опасность, но не мог определить, откуда она исходит.

Приветливо улыбаясь, он наклонился вперёд и прислонил дробовик к огнетушителям «скорой помощи». И следующим движением он ударил Эразма ногой.

Не многие могут похвастаться тем, что они в состоянии сбить с ног пришедшего в ярость детёныша носорога весом семьсот килограммов, но Балли мог. Он ударил в правое колено сбоку, нога подогнулась, и Эразм упал на колени, не издав ни звука.

Теперь Балли ударил обезьяну в голову.

Первый удар был точен, но сделан левой ногой, которая была слабым местом у Балли. Второй удар был нанесён правой, лучше его и представить себе было нельзя, и этот удар сбил бампер с кузова машины. Но его нога при этом не задела Эразма, потому что тот совершенно неожиданно, непостижимым для Балли образом, сместился на пятьдесят сантиметров.

Не сводя глаз с обезьяны, Балли подобрал свой обрез. Но воспользоваться им он не успел. Не успел даже взвести курок. В то мгновение, когда он выпрямлялся, Эразм ударил его.

Это был лёгкий удар ладонью, в человеческом исполнении он был бы небрежной оплеухой. Но этот удар был сделан не человеком. Словно пневматический молот поразил Балли, он произвёл хлопок, подобный пистолетному выстрелу, оторвав подошвы его ботинок от земли и отшвырнув его к двери «скорой помощи».

Мгновенно Балли потерял сознание, и без опоры он бы свалился на землю. Но обезьяна подхватила его. Её правая рука выдвинулась вперёд, поймала его под подбородок и удержала в вертикальном положении.

Рука обезьяны на горле перекрыла Балли воздух, и ощущение, что он задыхается, вернуло его в сознание. Он открыл глаза и посмотрел вдоль руки на склонённое к нему лицо обезьяны. Лицо приблизилось, в нескольких сантиметрах от артерии на шее Балли губы её раскрылись, обнажив зубы. Балли почувствовал дыхание обезьяны, тепло гортани и увидел блестящие, конические, шестисантиметровые клыки.

— Эразм! — крикнула Маделен.

Эразм разжал руку. Балли свалился на землю. Александр Боуэн прижался к приборной доске.

— Вы у меня ответите за это, — сказал он. — Вам придётся возместить мне все расходы. За злонамеренную порчу автомобиля и оборудования.

В машине «скорой помощи» Эразм положил Балли на койку. Маделен сняла телефонную трубку.

6

Спустя полчаса в заднюю дверь «скорой помощи» постучали. Эразм открыл, и появился Джонни, втащив за собой дрожащего Самсона. Бросив быстрый взгляд на Балли, Джонни уселся.

В следующие пятнадцать минут никто не произнёс ни слова. Потом в дверь снова постучали. Эразм впустил одонтолога-ветеринара доктора Фиркина. Через пять минут снова раздался стук.

— По правилам, — заметил доктор Боуэн, — здесь может находиться ограниченное количество пассажиров. Если придётся платить штраф…

Эразм открыл дверь. Снаружи стояла Сьюзен.

— Мне не с кем было оставить детей, — сказала она.

Пребывание в тесном помещении усиливает и обостряет все человеческие отношения. В машине «скорой помощи» теперь находилось десять индивидуумов: шесть взрослых, двое детей, собака и обезьяна. Они оказались здесь, потому что их заставили, или потому что Маделен назначила им свидание, или даже не зная почему. Теперь они смотрели на неё, чувствуя головокружение, словно пассажиры крохотного судёнышка, направляющегося неопределённым курсом в сторону открытого моря.

— Послезавтра, — сказала Маделен, — Адам станет директором Нового Лондонского зоологического парка. На церемонии он будет произносить речь, рассказывая всё, что знает об Эразме. Я была замужем за Адамом. Я знаю, что если пытаешься слишком быстро узнать слишком много, то уничтожаешь то, о чем хочешь что-нибудь узнать. Может быть, нам, собравшимся здесь, удастся переубедить Адама и он всё-таки ничего не скажет.

Она сказала это тихо, но они слушали её, они слышали каждое слово. Дети забыли про собаку, собака забыла про обезьяну, Балли забыл свои кровоподтёки, Джонни забыл свой абстинентный синдром.

— Я решила, что нам следует ему позвонить. Сейчас. И потом каждый из нас по отдельности скажет ему что-нибудь, всего несколько слов. Так что он поймёт, что мы вместе, что наше знание собрано вместе, и что если он будет продолжать, то пойдёт ко дну, его жизнь будет кончена.

Она подняла трубку.

В распоряжении секретарши Адама Бёрдена было два месяца, чтобы всё забыть и прийти в себя, но когда она узнала низкий, хриплый и настойчивый голос в телефонной трубке, то поняла, что хотя она уже и идёт на поправку, но до окончательного выздоровления ей ещё далеко.

— Его нет в городе, — сказала она. — Никто не знает, где он находится. Он уехал со своей сестрой.