Молот демонов - Бен Каунтер

Аларик рискнул оглянуться и увидел, что позади него сидит Хаггард. Старому хирургу, похоже, сильно досталось за последнее время. Глаза его ввалились, кожа была неестественно бледной. Он тоже сражался, поскольку щеголял несколькими свежими шрамами и ранами, перевязывал которые, должно быть, сам. В преддверии игр в Вел'Скане Веналитор не щадил никого.

— Хорошо, что вы вернулись.

— Спасибо, Хаггард.

— Вы… прежний, правда?

Аларик улыбнулся:

— На некоторое время я перестал быть собой. Веналитор попытался заставить одного из своих ручных демонов овладеть моим разумом. Я не поддался, но сопротивление на какое-то время лишило меня рассудка.

— Вы творили ужасные вещи, — сказал Хаггард.

— Знаю, но я делал их и до того, как попал на Дракаази.

— Вас называют претендентом на титул.

— Кто?

— Люди Гирфа. Они… на самом деле уже не с нами. Веналитор пообещал им что-то, если они будут хорошо драться, и сцефилидам тоже. Мы… Эрхар, и я, и еще некоторые… мы говорили о том, чтобы убить вас. Сцефилиды узнали и очень наглядно объяснили, что случится с нами, если главной надежде Веналитора будет причинен вред.

— Ну, тогда я рад, что этот довод убедил вас.

Хаггард слабо улыбнулся:

— На мой взгляд, я уже подвел вас однажды. Два раза — это уже неприлично.

— Нет, Хаггард. Вы делали все, что должны были делать, чтобы выжить. Я не могу никого укорять в этом после всего, что я сделал на этой планете. По крайней мере, это окончится здесь.

Аларик вновь бросил взгляд на город, проплывающий мимо. Он увидел дворец лорда Эбондрака, выстроенный внутри огромного человеческого черепа с торчащим из глазницы заржавленным кинжалом. Череп принадлежал одному из гигантских воинов, сражавшихся на Дракаази, и теперь он злобно скалился на город.

— Здесь мы вырвемся из плена, — сказал Аларик.

— Почему здесь? — осторожно спросил Хаггард. — Что здесь такого, в этом Вел'Скане?

— Молот Демонов, — ответил Аларик.

19

Десять тысяч солдат Вел'Скана на крупнейшем городском плацу бросилось на воткнутые в землю мечи. Чаша перевернутого щита начала заполняться кровью, когда тела в доспехах заскользили вниз по своим клинкам, мучась, но сдерживая крики боли. Ни один так и не закричал, и в безупречной тишине они умерли, чтобы освятить кровью грядущее действо в Вел'Скане.

Последнее тело перестало содрогаться. Жрецы Кхорна омочили в крови полы своих шитых медными нитями одежд, бродя между жертвами. Они шарили в прибывающей крови своими ритуальными ножами и пристально разглядывали клубки кишок. Они изучали углы, под которыми мечи солдат пронзили их тела. Они поднимали забрала их шлемов, внимательно всматриваясь в выражение измененных мутацией лиц. Несколько часов продолжали они свои прорицания, пока тучи насекомых не слетелись на свежие трупы и кровь не начала свертываться, образуя завораживающие узоры на поверхности медного щита.

Наконец жрецы собрались на краю щита. Они долго спорили, то горячась, то с почтением выслушивая наиболее уважаемых. Во время спора они лениво слизывали кровь с клинков своих ножей.

В конце концов они пришли к соглашению. Одного из них, самого древнего, послали сообщить их мнение во дворец лорда Эбондрака — гигантский череп с кинжалом в глазнице, скалящийся на них со своего места над городом.

Прорицания обнадеживали. Очертания потеков крови сулили в ближайшем будущем еще большую кровь, такую, что ее волну будет не остановить и лорду Эбондраку со всеми армиями Дракаази, даже если бы они и захотели. Каждое вырванное сухожилие предрекало кровь и резню в огромных масштабах.

Кхорн улыбался порожденному войной городу. Игры Вел'Скана можно было начинать.

У них было мало времени. Меньше чем через час, как они догадывались, их погонят на арену столицы Дракаази, и тогда будет уже поздно. Поэтому они собрались в пустом отсеке на «Гекатомбе», выставив часовых, чтобы те предупредили, если заявятся сцефилиды с плетьми. Того, что столько рабов собрались вместе, уже было достаточно, чтобы разогнать их и запереть в штрафные камеры.

— Ты, — сказал капрал Дорваз.

— Да, — ответил Аларик, — я.

Капрал имел самый высокий чин среди всех выживших солдат гатранской бронекавалерии, привезенных на Дракаази. Гатранских гвардейцев перекидывали с арены на арену, мучили и убивали, пока не превратили в упорно цепляющихся за жизнь существ, а именно такие рабы и нужны были лорду Эбондраку для арены Вел'Скана. Дорваз был худым, щеки его запали, единственный оставшийся глаз ввалился и глядел угрюмо. Он все еще донашивал остатки гатранского мундира, контрастировавшие с самодельными ножами под нагрудным ремнем.

— Ты убивал нас, — сказал он, — многих из нас, на «Бедствии».

— Это так, — ответил Аларик. — Я почти принадлежал Кхорну, но пал не до конца и сумел вернуться.

— Некоторые из наших окончательно утратили волю, когда поняли, что космодесантник сдался. Сначала ты бросил свой пост на линии обороны у Бледного Хребта, а потом стал палачом на арене. — Голос Дорваза звучал ровно, но в нем было столько ненависти, что капрала буквально трясло.

— Ты можешь ненавидеть меня, капрал, и отказаться иметь со мной какие-либо дела. Или можешь на несколько часов забыть об этом и присоединиться к нам. В последнем случае у тебя будет шанс выбраться с этой планеты.

Дорваз снова сел и посмотрел на остальных людей, собравшихся в отсеке. Эрхар, набожный бывший лейтенант Имперского Флота, стоял по одну сторону от Аларика. По другую сторону был Гирф, явный психопат даже на непрофессиональный взгляд и киллер с впечатляющим послужным списком. Хирург Хаггард и ксенос Келедрос дополняли разношерстный состав комитета по подготовке побега рабов «Гекатомбы». Аларик мельком подумал, как странно это, должно быть, выглядит со стороны. Космодесантник и эльдар рядом и не пытаются убить друг друга — одно это уже достаточно удивительно.

— Какие у нас шансы? — без особого энтузиазма спросил Дорваз.

— Я бы не стал тайно проводить тебя сюда, — сказал Келедрос, — если бы не было смысла делать это.

— Тебе повезло, что я не прикончил тебя в тот же миг, как ты притронулся ко мне своими лапами, — бросил Дорваз чужаку.

— Тогда ты понимаешь, почему мне пришлось сделать это не самым учтивым образом, — спокойно ответил Келедрос.

Аларик был уверен, что лишь эльдар может уходить с «Гекатомбы» и возвращаться незамеченным, и по просьбе космодесантника тот привел на нижнюю палубу Дорваза с повязкой на глазах.

— Так каков же план? — спросил Дорваз.

— Перебить всех, — ухмыльнулся Гирф.

— В самом деле?

— Ну, немножко похитрее, — пояснил Аларик, — но по существу — да. При помощи рабов арены Вел'Скана мы устроим восстание прямо на ристалище. Если это произойдет во время боя, начнется изрядная неразбериха. Поверьте мне, толпа может стать нашим оружием, если знать, как использовать ее.

— Про это я наслышан, — заметил Дорваз. — Говорили, что космодесантник устроил мятеж в Горгафе. Я предполагал, что это ты, поскольку тут не так уж много космодесантников. Но даже если ты и прав, среди рабов арены есть ветераны, которые помнят последнее восстание. Беглецы тогда погибли, все до единого. Даже если мы сумеем вырваться, нам не выстоять против Змеиной Стражи.

— Этот верзила говорит, что у него есть план, — хмыкнул Гирф. — Однако не слишком-то распространяется.

— Страх, что всякое восстание будет подавлено, — вот что на самом деле удерживает нас, — сказал Эрхар, — нас и всех остальных рабов Дракаази. Если мы должны преодолеть его, Аларик, то нам надо знать, что есть, по крайней мере, шанс остаться в живых после побега.

— Верно, — подхватил Гирф. — Наш везунчик, может, хочет помереть с музыкой ради своего Императора, но мы все предпочли бы лучше пару-тройку лет понаслаждаться свободой.

Все взгляды обратились на Аларика. Это была правда. Он зашел уже слишком далеко. Пришло время сказать им правду.

— Кто из вас, — начал он, — слышал про Раэзазеля Лукавого?

Раэзазель был уже воистину древним, когда попал в расставленные Тзинчем сети судьбы. Демон тысячелетиями служил Тзинчу, но, конечно, он не являлся слугой Бога Лжи в полном значении этого слова, поскольку Тзинч не признавал столь скучного занятия, как отдавать приказы. Он манипулировал, внедрял полуправду в умы врагов и сторонников, чтобы они сошлись в нужной точке пространства и времени, давным-давно намеченной Тзинчем.

Очень редко он обращался к душам своих слуг. Это была великая честь, и в то же время этого нужно было смертельно опасаться, поскольку бог лгал. Это также означало, что Тзинч настолько недоволен, что снизошел до такого заурядного занятия, как разговор бога со слугами.