Повелительница зеркал - Рыжая Марика

— Ах, да, — вспомнила Ника, и они снова поцеловались.

— Ты будешь мне писать? — хором спросили они и засмеялись.

— Конечно, — кивнула Ника.

— Конечно, — эхом повторил Аскольт и улыбнулся.

Подошел поезд.

— Ника, — окликнула ее мать. — Идем.

— Мне пора, — Ника выпустила руку Аскольта и побежала к вагону.

— Подожди, — Аскольт бросился к ней и снова поцеловал. У Ники перехватила дыхание.

— Иди, — Аскольт снова улыбнулся. — Я буду ждать тебя.

Девочка кивнула и прыгнула в поезд вслед за родителями. Состав набирал скорость. Ника примкнула к окну, махая Аскольту.

«Я вернусь, — подумала она, улыбаясь сквозь непрошенные слезы, затуманившее ее глаза. — Обязательно вернусь!»

Конец

Повелительница зеркал-3

Глава 1

Письма и синие глаза

Колеса поезда мерно и убаюкивающе постукивали. Купе чуть заметно пока-чивалось. За мутным окошком проносились степи, луга и леса, уже погруженные в начинающиеся сумерки.

Четырнадцатилетняя Вероника Смирнова сидела на одной из нижних полок купе, подперев щеки руками. За этот год она почти ничуть не изменилась — те же рыжие кудряшки до плеч, ярко-зеленые глаза, вздернутый нос и мягкие тонкие губы. Она только чуть-чуть вытянулась, сантиметров на пять. Но все же — четыр-надцать есть четырнадцать… Ника вздохнула и почесала тонкую бровь. Она ехала в деревню Баб-Ежкино, туда, где прошлым летом впервые узнала, что существуют на свете ворожеи и ведуны и что она сама, Вероника Смирнова, тоже ворожея — Повелительница зеркал! Сколько приключений пережила она вместе с друзьями, а главное — встретила свою первую любовь… При мысли об Аскольте Пологове девочка улыбнулась и со вкусом потянулась, покосившись на верхнюю полку, где спал ее девятнадцатилетний брат Захар. Да-да, именно Захар. Родители не захотели отпускать Нику одну так далеко.

Вообще, за этот год много чего случилось. Ника пошла в восьмой класс. Отец Егор расширил свой бизнес и стал владельцем целой сети магазинов. Его даже приглашали на пару телевизионных передач. Мама Софья как была худож-ницей, так и осталась. Разве что перестала часами мерзнуть на Арбате с палитрой и мольбертом. Ее картины взяли в модную художественную галерею. Захар перешел на второй курс института (он теперь крутой программист, гордость курса, и преподаватели на него едва ли не молятся!), и его отпустили на летние каникулы. Парню очень нравилась его работа. А еще ему очень нравилась его жена Катя, которая сейчас была беременна.

Сама Ника только чуть-чуть изменилась. Например, пристрастилась к чте-нию. Особенно ей нравились фантастика и детективы. За осенние каникулы она проштудировала всего «Гарри Поттера», а за зимние — «Шерлока Холмса». Вот и сейчас из рюкзака Вероники выглядывала книжка «Властелин колец», а на дне валялась пара томиков Дарьи Донцовой.

Ника снова почесала бровь и уставилась на девушку, которая спала на проти-воположной полке. Это была высокая брюнетка со смуглой кожей, в джинсах и розовой майке. Волосы красиво лежали на плечах, рассыпавшись темно-русой волной. На полке над ней еще кто-то лежал. Ника видела только кусочек клетча-того одеяла. Человек не шевелился — тоже спал.

Вероника решила, чтобы не скучать, перечитать письма от ребят, которые писали ей весь год. Первым под руку попался сложенный вчетверо лист бумаги в клеточку, весь исписанный округлым почерком. «От Аскольта», — поняла Ника, распрямляя листок. Письмо было написано шестого января. Шестого января Нике исполнилось четырнадцать.

Ника прижала письмо к груди и прикрыла глаза, вспоминая Аскольта. Его теплые руки и пышную шевелюру пшеничных волос до плеч. Шум моря, который Ника слышит всегда, когда Пологов рядом… Крики чаек…

Вынырнув из воспоминаний, Ника вновь глянула на спящую девушку. Де-вочка чуть прищурилась, разглядывая ее ауру. Нет, не ворожея. Обыкновенная. По ауре медленной розовой дымкой разливалась Безмятежность. Возможно, ей снился очень хороший сон.

Ника улыбнулся про себя и начала читать:

«Привет, Никуш!

С Днем рождения тебя! С четырнадцатилетием! Почти юбилей! Желаю тебе всего-всего хорошего, кроме любви, потому что ты и так у меня самая любимая!

Как дела? У меня вроде все тип-топ. Дома у тебя живу, печку топлю, приби-раюсь раз в неделю, снег разгребаю… Тут недавно забор покосился, так я его починил. Свой, да и соседский заодно.

Тут в соседнем поселке лагерь строят. Ну, ты знаешь, в Батогове. Так я туда летаю, помогаю строителям. Я, конечно, и так сбегал бы, да только тропинку снегом замело.

Насчет денег не беспокойся, мне хватает. Приезжает автолавка — закупаюсь на месяц, а иногда летаю в Батогово — там рынок.

Я, Ника, книг накупил. Про взаимоотношения разные, про силу воли, про чтение мыслей. Такое пишут, с ума сойти! Но дельные советы есть…

И еще… Представляешь, я в школу пошел! В соседнюю деревню, но не в Ба-тогово, а гораздо дальше. Конечно, были трудности с документами, но я быстро отвел глаза директору и завучам. В девятый класс приняли. Отстал я порядком, конечно, трудно будет с тобой сравняться. Но я быстро схватываю: в школе когда-то отличником был…

Я все время вспоминаю тебя и всех наших ребят — на поляну хожу, на озеро Китовое… Кстати, тут недавно пастух Егорыч решил поймать того огромного сома, который дал озеру такое название, но ничего, кроме радикулита не поймал.

Скучно без тебя, если честно. У Райки на уме только Краснов, и не погово-ришь с ней. Я им с тетей Зиной по хозяйству помогаю. Дров там наколоть, воды для бани наколдовать.

В доме не холодно. Печку натоплю, чаю заварю, и не скучно вроде. А сплю на печке. Спихнул оттуда весь хлам и постелил себе.

Ты ведь приедешь летом? Обязательно? Я буду тебя ждать!

Ну, ладно. Вон уже целый лист тебе написал. Я еще тебе весной напишу, обещаю.

Пока, целую и люблю!

Твой Аскольт».

Ника улыбнулась, пробегая глазами милые сердцу строчки. Она вздохнула и положила письмо на столик, вытащив следующее, от Ады Красновой, написанное в конце октября, — видимо, подруга быстро соскучилась.

«Здорово, Ника!

Как живешь? Только не спрашивай, как живу я, потому, что я живу просто уж-ж-ж-ж-жасно!

Вот что я тебе скажу, Ника. Никогда, слышишь? ни-ког-да не ходи в девятый класс! Это какой-то кошмар! Учителя как взбесились! Они готовят нас к этому несчастному ЕГЭ! Фу, как мерзко звучит, да? Е-Г-Э! Прихожу в школу в восемь утра, ухожу в шесть вечера! Кошмар! На уроки просто не остается времени! Я уже жду не дождусь каникул!

Пашка-то мой умничать начал. Еще бы, десятиклассник. На нем наши дев-чонки виснут, ну, просто, как яблоки на березе! А он нос задрал, на них внимания не обращает. А все шишки — мне. Прихожу в столовку язву потешить — только и слышу, как мне вслед эти его грымзы шипят: «Ага, вот она пошла, сестричка этого мачо!» А мне наплевать, если честно! Лишь бы руками меня не трогали.

Пашка в книги зарылся. Знаешь, кем он хочет стать? Пиар-менеджером! Жуть! Ладненько, как говорят: «Не все то золото, что самовар». Или не так? «Не все то лысина, что блестит»?

А еще он волосы обстриг — оставил хвостик маленький. Волос только на по-мазок. Но это, я знаю, чтоб на твоего Пологова похожим не быть. Мы ему тут недавно день рождения справили, в середине октября. Юбилей!

Тебе Брайан не писал? Мне он целый свиток написал. Спрашивал, смогу ли я к нему на зимних каникулах в Сан-Франциско поехать. Я еще раздумываю, но это вряд ли. Меня маманя не отпустит. Она, хи-хи, патриотка.

Так, чего тебе еще сообщить? Ой, Полнолунька! Это кошка моя ко мне при-бежала. Помнишь ее? Не жуй мой носок, зараза! Да, кстати, тебе котенок не нужен? Эта мадам умудрилась себе пузо от кого-то нагулять. Что, не нужен или нужен? Как я его тебе отправлю? Так бандеролью! Ладненько, даже если тебе котята не нужны, мы кому-нибудь раздадим. У меня мать обеими руками за гуманизм!

Но это все мелочи жизни… Ты-то там как, в своей пыльной Москве, столице-матушке? Нормально все? Смотри, не подцепи кого-нибудь! А то еще потом кровь оттирать! Чью? Твою, конечно, когда Пологов узнает, что ты ему изменила!

Ну, ладно! Вон сколько я тебе накатала! У меня уж ручка кончается! Покедо-ва! Не скучай!

Ада».

Вероника положила и это письмо на стол. Ей всегда хотелось быть такой же жизнерадостной, как подруга. Ника заметила, что в купе уже порядочно темно, и включила ночник.

В рюкзаке валялась еще порядочная пачка писем: ребята сильно скучали. Ника хотела было достать еще какое-нибудь письмо, но, включив ночник, услы-шала посторонние звуки.

Девушка на противоположной койке завозилась, поморщилась и открыла глаза. Ника тихо охнула. Глаза у девушки были странные — ярко-синие. Таких просто не бывает у обычных людей. Такие только в «Фотошопе» сделать можно.