Синяя жидкость (сборник) - Альберт Валентинов

— Ну а как же картина оказалась в Америке? — спросил Дик, стараясь, чтобы голос звучал ровно. Девушка сделала вид, что не замечает его состояния.

— Картина осталась в Европе. И переходила из рук в руки. Лишь несколько человек сумели расшифровать ее и использовать свойства синей жидкости. Предание донесло до нас два имени графа Калиостро, которому жидкость подарила несколько веков жизни, и графа Дракулу.

— Но это же совершенно разные люди, — хмуро возразил Дик, решив пока что поддерживать эту игру. — Один авантюрист и, если верить легендам, чародей, но в общем-то безвредный парень. Другой — великий преступник, опять же, если верить легендам, вурдалак, которого сумели обезвредить, только проткнув осиновым колом.

— Такими их сделала синяя жидкость. Из всех ее чудесных свойств жадные, нетерпеливые или незнающие люди используют самое страшное — она исполняет одно желание человека. Только одно, зачастую даже не осознанное, но составляющее суть человека. И трансформирует организм под это желание… Не понял?

— Нет, не понял, — сказал Дик. — Что значит желание, составляющее суть человека?

— Ну, скажем, Като, которого поглотила скала. Какая главная черта его души? Страх. Он был в отряде генерала Сиро Исии, совершал преступления против человечества. А все преступники живут страхом. Боязнью расплаты. Главное его желание — скрыться от людей. Синяя жидкость удовлетворила это желание, наградив способностью растворяться в камне. Теперь его никто не найдет.

— Но Таникава тоже преступник. Однако он получил в дар совсем уж сказочное свойство. Да вы же знаете, записали наш разговор с Оливером.

— Таникава не преступник. Он темный, неграмотный человек, сбитый с толку пропагандой и не ведающий, что творит. А что касается его дара… — Джейн в затруднении оглянулась на Старика. — Я не знаю. Очевидно, в его характере было что-то такое…

— Таникава крестьянин, и этим все сказано, — усмехнулся тот. — А главная черта крестьянина — бережное отношение к добру. Сорок лет Таникава скитался в джунглях, сорок лет потерял напрасно. А что дороже времени? Вот синяя жидкость и возвращает ему эту самую большую драгоценность. Сейчас Таникава живет вне времени. Вернее, в своем времени, наверстывая упущенное. А в ином времени тело недоступно ни пуле, ни ножу, ни веревке.

— А как же тогда легенды? — спросил Дик. — Те самые, что рассказывают о людях, ушедших в гору?

— А разве мало на земле трусов с мелкой злобной душой, рвущихся к волшебным возможностям синей жидкости? — возразил Старик. — Да и легенды склонны к преувеличениям. Что им стоит одного подонка, растворившегося в скале, превратить в толпу? Но они молчат про тысячу человек, жаждущих служить людям и награжденных чудесным свойством проникать к пораженным болезнью тканям голыми руками — самым чутким и точным инструментом…

— Хилеры?! — ахнул Дик.

И тут он вспомнил: отверстые края раны и рука, покидающая тело. И вспомнил то, что не разглядел, но подсознательно зафиксировал в момент операции, — перламутровая ткань, вздувшаяся вокруг кисти и с чавканьем осевшая внутрь. Так же, как ушел булыжник в тело Таникавы. Вот эта ассоциация и преследовала его.

— Хилеры, — подтвердила Джейн. — Среди них тоже есть разные люди и далеко не каждый становится настоящим целителем. Увы, многочисленные соблазны нашего нервного века проникли и сюда, на острова. Но тот, кто превыше всего ставит служение людям, тот может творить чудеса. Синяя жидкость одаряет и тех, кто готов поддаться соблазнам века, но все же добро в их душе преобладает. Но она жестоко мстит тем, кто видит в профессии хилера только путь к личному обогащению. Помнишь кладбище скелетов, о котором рассказывал Таникава?

— Но он говорил о скелетах животных.

— Есть там и животные, — усмехнулась Джейн. — Но ведь и человек не более как животное. А синяя жидкость, как я уже говорила, трансформирует облик в соответствии с духовной сущностью… Впрочем, пора идти, — оборвала она. — Нам предстоит еще не один привал. Успеем договорить.

«Договорить мы, конечно, успеем, — думал Дик, — угрюмо карабкаясь в гору. Только зачем она рассказывала мне эти сказки? Да еще таким полным убеждения тоном. Неужели верит?..»

18

Тревога прозвучала ровно в полдень. Как раз, когда Кертис Оливер и доктор Лоретти сидели в номере профессора Брайена и втроем обсуждали данные вчерашнего исследования крови Таникавы. Впрочем, сидели только Кертис и Брайен — высокий, сухой, как мумия, старик с редким бесцветным пушком вокруг лысины. У него и лицо было, как у мумии — длинное, коричневое, сквозь ввалившиеся щеки явственно проступали зубы. И сидел он в кресле прямо и неподвижно, будто рос из него, как пальма из кадки. По одну сторону ковра Брайен, по другую — столь же перпендикулярный Оливер, словно две симметричные колонны. А между ними Лоретти — низенький, толстенький, с жесткой курчавой шевелюрой и овальным, как бейсбольный мяч, животиком. Он секунды не мог провести без движения. Его пухлое румяное лицо смеялось и хмурилось одновременно, а яркие толстые губы не закрывались, извергая нескончаемые водопады слов.

Но самое замечательное были его очки — огромные, притемненные, с золотой цепочкой между дужками. Они постоянно слетали с толстого носа, и Лоретти замечательно ловко ловил их, не переставая сыпать словами.

Собственно говоря, их должно было быть четверо. Когда филиппинские ученые, оскорбленные преднамеренной бестактностью цээрушников, покинули их, полковник Стивен включил в научную группу Томаса Хантера. Но с появлением на базе Таникавы Веселый док находился в состоянии постоянного изумления, преодолеть которое можно было только одним лекарством. И профессор Брайен, брезгливо морщась, сделал представление полковнику Стивену. На что полковник, сам удивляясь своей корректности, выразил сомнение, сможет ли досточтимый профессор, несмотря на все его громкие титулы, так мастерски вправить вывихнутую челюсть или наложить гипс на сломанную переносицу, как это делает Веселый док. В общем, договаривающиеся стороны не смогли договориться. И Томас Хантер, числясь в группе, старался держаться от нее подальше.

— Нет, сеньоры, вы можете думать что хотите, но сегодняшним арсеналом научных данных этот феномен мы не сумеем объяснить, — возбужденно сыпал Лоретти, подкатываясь вплотную то к одному, то к другому и резво отлетая назад, словно мячик от стенки. — Подумать только: никаких изменений! Никаких! Ни в составе крови, ни в строении клеток…

— Чепуху порете, сэр, — сварливо прервал его Брайен, почти не разжимая губ. — Как вы можете установить какие-либо изменения, не имея надлежащей аппаратуры? Здешний стандартный микроскоп и предписанный армейским уставом набор реактивов, позволяющий проводить исследования лишь на молекулярном уровне… — Он чуть оторвал руку от подлокотника, будто хотел махнуть ею, но на это у него уже не хватило сил. — Изменения, несомненно, есть, но чтобы обнаружить их, необходимо доставить объект в Штаты.