Не святой (ЛП) - Риа Уайльд

— С ней все в порядке?

— Она в порядке, Габриэль.

— Амелия!? — зовет он.

— Габриэль, она говорит правду, я в порядке.

Я слышу его вздох, а затем топот его шагов.

— Ты должна поговорить с ним, — мягко говорит Сьерра.

Я качаю головой:

— Мы, может быть, и женаты, но мы не пара, Сьерра. И никогда не будем.

***

Габриэль передает мне пакеты из бутика, платья, которые я купила, а затем нижнее белье, после чего замирает.

— Все в порядке? — спрашиваю я.

— Присоединишься ко мне за ужином?

— Всегда.

Он опускает глаза и снова поднимает.

— Я имею в виду, действительно присоединяйся ко мне, Амелия.

— Габриэль, — начинаю я.

— Просто подумай об этом, — перебивает он. — Я причинил тебе боль, позволь мне это исправить.

Я киваю, думая о том, что он сделал для меня, о том, что он продолжал делать для меня.

И вот я иду в свою комнату с пакетами и бельем, в голове образ того идеального платья.

Линкольн возвращается ко мне перед самым ужином, счастливый, веселый мальчик с кучей новой одежды, подаренной бабушкой, и красными от улыбок щеками. Я крепко обнимаю его несколько мгновений, прежде чем спуститься вниз.

Удивительно, что возле моей комнаты не было охраны, а в коридорах не слонялись люди, делая вид, что не замечают меня, но я была благодарна. В кои-то веки я была чиста в своих мыслях, действительно наедине с ними.

Я сажу Линкольна на пол в игровой, соседней с кухней комнате, где он играет с игрушками, и иду в другую комнату, чтобы приготовить ему ужин. Я почти механично перемещаюсь по просторному помещению, отбирая ингредиенты и подготавливая их, потерявшись в мыслях, выходящих из-под контроля в моей голове.

Габриэль был в центре внимания, как, впрочем, и всегда. Но он оказался загадкой. Как только мне кажется, что я все знаю, он все меняет.

Я не сомневалась, что этот человек опасен, он убивал, пытал и причинял боль людям. Он ведет теневые дела, контролирует город и все, что в нем находится, но он не был тем монстром, каким я его считала.

Покачав головой, я ущипнула себя за переносицу и вздохнула.

Поставив овощи вариться, а курицу — в духовку, я возвращаюсь в игровую, чтобы проверить Линкольна.

Но его там нет.

— Линкольн? — я судорожно обыскиваю комнату, пытаясь найти его, но, не найдя, бегу на кухню, ищу его там, но его там тоже нет.

Мое сердце падает в желудок, когда я выхожу в коридор и смотрю в его конец, обнаруживая, что дверь в бассейн открыта.

— Линкольн! — кричу я.

Мои ноги двигаются быстрее, чем у меня есть время осознать, ступни тяжело ступают по плитке, и я бросаюсь в туда, когда сердце замирает при виде моего маленького мальчика в воде. Он отчаянно машет руками, погруженный в воду, конечности едва достают до поверхности.

— Линкольн! — кричу я, не задумываясь о том, что делать дальше. Не имело значения, что я не умею плавать, что у меня был страх перед бассейнами дольше, чем я себя помню. Все это не имело значения, когда я прыгнула туда, и вода хлынула в мой открытый рот и погрузила меня с головой.

Я металась, брыкалась, пока мои руки не коснулись его тела, и тогда я вцепилась в него, отталкиваясь изо всех сил. Я не умела плавать, но понимала, что нужно делать, и паника, связанная со спасением Линкольна, пересилила страх перед водой. Мне удается вытащить его на поверхность, и мое собственное лицо высовывается наружу, когда я вдыхаю воздух, втягивая его в легкие.

Линкольн кашляет, плачет, но это было хорошо! Он дышал. Слава Богу, он дышал.

Я дико брыкаюсь, удерживая его над поверхностью одной рукой, а другой судорожно пытаюсь подтолкнуть нас к краю бассейна. Я не чувствовала дна ногами, и оно казалось таким далеким, но после толчков и борьбы мне удалось добраться до него.

Мои скользкие пальцы хватаются за край бассейна и цепляются за него.

— Помогите! — кричу я, кашляя. — Кто-нибудь, помогите!.

Линкольн бьется, впиваясь в меня ногтями. Я кричу, используя все, что могу, чтобы подтолкнуть его вверх, вверх, вверх, вверх, пока не выталкиваю его на твердую землю, где он тут же испускает крик.

Я вздохнула, он был в безопасности.

На мгновение я перевела дыхание, крепко держась за край, пока у меня не осталось сил. Минута, мне нужна минута. Я слышу шаги, приближающиеся в сторону бассейна, и меня охватывает облегчение. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть, кто это, но не успеваю — что-то тяжелое и твердое врезается мне в голову.

Я отпускаю край, голова плывет как в тумане, и я даже не успеваю запаниковать, как снова погружаюсь под воду.

Внутренне я кричу, плачу, бьюсь, но знаю, что мое тело не движется, а просто погружается в черноту, поглощающую мои мысли. Я поднимаю глаза к поверхности, вижу темные, расплывчатые очертания, смотрящие вниз, но затем все темнеет, и я опускаюсь на дно бассейна.

Глава 31

Габриэль

От этого звука меня пробирает до костей.

Я слышал крики боли или страха, но это было совсем другое. Он поразил меня в самое сердце и заставил кровь застыть в жилах.

Детский крик.

За этим криком я слышу голос, зовущий на помощь.

Амелия.

Я быстро двигаюсь, выхватывая оружие и проносясь по дому. Я проводил совещание, чтобы обсудить происходящее в городе дерьмо, и думал, что в течение получаса она будет в безопасности. Я ошибался.

Детский крик продолжается, но ее голос затих.

— Амелия! — реву я, идя на звук крика. У меня перехватывает дыхание при виде открытой двери бассейна и маленькой мокрой руки на плитке. Линкольн. За спиной я слышу своих людей, готовых к войне.

Я резко останавливаюсь, обнаружив, что Линкольн весь промок и плачет, но затем мой взгляд устремляется к бассейну, к крови в воде и темной фигуре Амелии под поверхностью.

— Амелия! — я ныряю в бассейн и плыву к ней, где она тонет без сознания, ее темные волосы обмотаны вокруг лица, а из головы течет непрерывная струйка крови. Она не выглядела живой.

Я обхватываю ее, притягиваю к себе и, используя дно бассейна как рычаг, поднимаюсь на поверхность и мгновенно убираю ее волосы с лица.

Первой мыслью было, что в нее стреляли.

Не в мою Амелию. Не в мою жену.

Когда я вижу, что это рана, а не пулевое ранение, я немного расслабляюсь.

— Амелия! — я трясу ее. — Она не дышит!

Моя мама появляется последней, когда я плыву к борту, а Амелия безжизненная у меня на руках. Нет. Нет. Нет.

Она не может умереть.

У меня защемило в груди, ощущение ее неподвижного тела в моих объятиях разорвало мою душу пополам.

— Позовите Девона! — прорычал я. — Сейчас же!

Вытащив ее из воды, я откинул ее мокрые волосы с лица, кровь струилась по ее слишком бледной коже.

— Mondo mia (прим. пер. — Мой мир), — шепчу я. — Амелия.

Ее грудь не двигается, в ней нет жизни.

— Давай, детка, — умоляю я, начиная искусственное дыхание. — Давай.

Ее маленькое тело кажется слишком хрупким, чтобы выдержать мощные толчки в грудь, и я знаю, что сейчас что-нибудь сломаю, но я не могу ее потерять.

— Ты не можешь оставить меня, пожалуйста, — умоляю я.

Я продолжаю делать искусственное дыхание и массаж сердца, пока она вдруг не закашлялась водой и не вырвала ее на себя. Я помогаю ей лечь на бок, а она продолжает кашлять, избавляясь от нее.

— Вот так, детка, дыши за меня. Давай.

Она падает неподвижно, глаза закрываются, пока она борется за то, чтобы не заснуть.

— Где Девон!?

— Он ушел, — сообщает мне кто-то. — У нас есть данные о том, что он вышел десять минут назад.

ЧЕРТ!

Я беру Амелию в свои руки, прижимаю ее мокрое тело к своей груди, пока ищу ее сына и нахожу его в руках моей матери. Ее голова запрокидывается, падая назад. Я глажу ее по затылку:

— Не спи, mondo mia, не спи ради меня, — ее ресницы трепещут, но глаза не открываются.