Когда говорит кровь (СИ) - Беляев Михаил
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его дядя Рего Ягвиш был и вправду красноречив. Он умел убеждать, умел вести за собой и очаровывать. А вот племянник как всегда говорил писаными банальностями, да ещё и умудрялся их путать и забывать. Сколько не работали с ним мастера-ораторы, сколько не обучали его и не писали ему речи, публичные выступления давались ему столь же легко и непринужденно, как полеты рыбе.
Да и выглядел он не в пример своему покойному дяде. Если Рего был высок, худ и обладал строгой красотой, в которой чувствовалось особое обаяние аскетичных ларгесов древности, то его племянник быстро располнел, а меленькие бегающие глазки и короткий скошенный лоб на фоне абсолютно лысой головы, больше подходили лавочнику или камнетесу, чем главе древнего рода. Так что если бы не святая вера алатреев в принцип наследования должностей и титулов, то предстоятельство никогда бы не случилось с Патаром Ягвишем.
— Не родят героев и победителей, достойных почестей воспетых в веках! — выкрутившийся из словесной ловушки глава партии весь просиял и расплылся в блаженной улыбке, вытирая выступившую на лбу испарину. — Достопочтенные старейшины, мы ларгесы — суть основа государства и его хранители. Именно на наших плечах лежит вся ответственность за его сохранение. И сегодня мы с горечью должны признать, что нет ни единого имени, кое можно было бы без сомнения назвать, как приемника великого Эйна Айтариша, нашего доблестного и отчаянного льва. А посему я призываю на месяц или более отложить решение этого вопроса, дабы каждая партия могла составить свои списки.
По залу разнесся стук поддержки. Весьма вялый, но однозначно говоривший, что Синклит согласен с предложением. Окинув старейшин взглядом победителя, Патар Ягвеш спустился с трибуны и пошел на свое место. Джаромо проводил его взглядом. На мгновение их глаза встретились, и Великий логофет ели едва заметно ему подмигнул.
Как бы не был плох в публичных выступлениях глава алатреев, торговался он похуже базарной бабы. За месяц отсрочки Джаромо пришлось пообещать ему двести обученных рабов, пятьсот голов скота и земли в южном Кадифаре с недурными виноградниками. Но все это было не важно. Он заплатил бы и большую цену, если бы потребовалось. Ведь через месяц юный Тайвиш должен был с триумфом вернуться в Кадиф, покоряя сердца граждан дарами своей победы, и тогда даже Синклит не осмелиться пойти против нового народного героя.
Как только глава алатреев вернулся на свое место, на трибуну поднялся Первый старейшина Шето Тайвиш. Окинув собравшихся добродушным взглядом он заговорил мягким, но весьма громким голосом.
— Почтенные старейшины, я вижу, что Синклит не имеет возражений против предложения премногоуважаемого Патара Ягвеша, а посему перед богами и народом я объявляю это решение принятым. Выборы нового Верховного стратига переносятся на месяц или более, дабы алатреи и алетолаты могли в спокойствие подготовить списки достойных, — зал тут же наполнился стуком кулаков по подлокотникам. Первый старейшина терпеливо дождался возвращения тишины, а потом продолжил. — Как бы нам не было грустно и больно прощаться с Эйном Айтаришем, что столько лет оберегал рубежи и покой государства. Как бы не пугала нас неизвестность и неопределенность в выборе, я призываю вас отринуть тяжелые мысли и обратиться к другим насущным государственным делам. Сегодня нам предстоит решить восемь вопросов, включая судебную тяжбу между премногоуважаемыми родами Рагвишей и Утелишей, обратившихся в Синклит за справедливостью. Напомню, что суть их спора в исключительном контракте на поставку лампадного масла для нужд храмов в Барладе и Касилее. Вот уже сто двадцать лет этот контракт закреплен за благородным родом Рагвишей, но месяц назад достопочтенный сын и наследник старейшины Эдо Утелиша занявшись расширением винного погреба их имения под Барлой, обнаружил замурованный в стене свиток с царской печатью. Внутри было распоряжение за подписью Патара Крепкого Ардиша о передаче права на поставки масла роду Утелишей, и изъятия в их пользу находящихся в собственности Рагвишей оливковых рощ у озера Сельда. Увы, мы не знаем и вероятно не узнаем никогда, почему сей важный документ был спрятан, а не предъявлен сановникам и эпархам, но в свете вновь открывшихся обстоятельств род Утелишей заявляет, что не претендует на оливковые рощи, но просит удовлетворить их законное право на исключительный контракт.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Хера им лысого, а не контракт на масло! — заорал вскочивший со своего места старейшина Беро Рагвиш. — Хотят исключительных прав? Могут в исключительном порядке отсасывать у моих рабов каждый первый день шестидневья, а каждый третий — подставлять им жопы! Лжецы и лиходелы, вот они кто! Состряпали херню и благородному собранию в нос тычут!
Зал взорвался возмущенными возгласами. Покрасневший словно вареный рак Эдо Утелиш вскочил со своего места и кинулся на обидчика, но почти сразу был скручен другими старейшинами.
— Что, уже бежишь отсасывать, а Эдо? Так сегодня только шестой день, потерпи чутка. Но ежели совсем невмоготу, то иди ко мне сюда, я тебя прямо тут, по высшему разряду приголублю!
Джаромо с большим трудом сдерживал рвущийся наружу хохот, наблюдая как прижатый к креслу пятью старейшинами Эдо Утелиш брыкался, шипел и пучил глаза, в отчаянной попытке вырваться и добраться до своего обидчика, пока тот сыпал все новыми оскорблениями и пошлыми шуточками, в деталях описывая процесс «приголубливания». Особое удовольствие Великому логофету доставлял тот факт, что оба сцепившихся старейшины были алатреями, ещё недавно планировавшими брак между своими младшими детьми.
— Ну всё, хватит! — примирительно проговорил Шето Тайвиш. — Полно вам, уважаемые старейшины. Не оскорбляйте сии священные стены мелочными склоками и сварами. Вы же не блисы, в конце концов, чтобы таскать друг друга за бороды…
— А я его за бороду таскать и не планировал. Сейчас только в задницу оттаскаю разок другой! Контракт он захотел, сучья падаль! Ух, старый мошенник! — выкрикнул неугомонный Беро, показав пошлый жест своему оппоненту.
— Я ещё раз призываю вас к порядку, — уже куда более строгим тоном произнес Первый старейшина. — В противном случае каждый из вас будет оштрафован и удален на три ближайших заседания. Можете не сомневаться, почтенные старейшины — Синклит во всем разберется и не поступит против справедливости. Ну а сейчас — настоятельно прошу вас вновь занять свои места!
Угроза штрафа и удаления подействовала. Беро Рагвиш, продолжая бормотать что-то невнятное себе под нос, уселся на сидение, демонстративно отвернувшись от Утелиша в сторону.
Хотя голос Шето был серьезен и строг, его светло-серые глаза смеялись. Джаромо отлично знал, что нескончаемые мелочные склоки среди старейшин доставляли ему особое удовольствие. Во многом поэтому Великий логофет и поручил пару месяцев назад изготовить «древний свиток» одному мастеру из Кайлавского квартала. Не то чтобы он особенно этим гордился, но сеять раскол среди алатреев было необходимо, а порадовать своего патрона — приятно.
Джаромо вновь посмотрел на Первого старейшину. За последние годы он очень сильно располнел, облысел, посидел и приобрел рыхлость тела. Его маленький скошенный подбородок, гладко выбритые пухлые щеки и милая улыбка, обычно не сходившая с широких губ, наделяли его обликом эдакого простачка. Добродушного пекаря, всегда угощающего детишек с соседних улиц лепешками с медом и орешками или подкармливающего бродячих кошек обрезками мяса. Но его внешность была обманчива. Вот уже девятнадцать лет глава рода Тайвишей крепко держал в своих руках власть, укрепляя и преумножая ее с каждым новым днем.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Заняв скорее ритуальный и не обладавший сколько-нибудь значимыми полномочиями пост Первого старейшины, он превратился в полноценного правителя, расставив на важнейшие должности своих родственников, друзей и доверенных лиц. Каждую провинцию, каждое владение, каждое малое царство, каждую палату и армию пронизывали многочисленные связи, клятвы, долги, обязательства и кровные узы, заставлявшие такое огромное и такое непослушное государство действовать по его воле и в его интересах. И лишь два важнейших поста все время ускользали от его влияния.