Ryzhaya lyubi menya vo lzhi chast 2 - Алёнка

— Папочка? — он поднял голову, и я увидела, как его налитые кровью глаза нашли меня. Сестра и мать прекратили завывать и тоже обратили на меня внимание. — Папочка, — повторила я. — Я больше никогда не назову так тебя снова. Тебе скорее всего все равно, и это нормально, потому что мне тоже. Лучше я буду незаконнорожденной дочерью проститутки, чем твоей кровью и плотью.

Калеб сжал мою руку, и мы ушли.

А через два дня отец умер.

Глава 29

Настоящее…

Я разыскала Кэмми на Фейсбуке. Клянусь, глупые блондинки только и делают, что выкладывают фотографии своего ланча. Ненавижу это. Я надеюсь обнаружить на фотографиях Калеба или эту шлюху Оливию. Захожу на свой редко используемый аккаунт и ввожу в поиске имя Кэмми. Мне хочется увидеть, разместила ли она фотографии со дня рождения Оливии. Нужно выяснить присутствовал ли там Калеб. Это глупо, твержу я себе. Оливия замужем за сексуальным Ганди. Не может такого быть, чтобы Калеб был приглашен. Но я все равно просматриваю все фотографии, пытаясь обнаружить на них его руки или ноги, или волосы. Но я вижу только фотографии Оливии. Кто-то сделал снимок момента, когда она пришла на вечеринку-сюрприз. Ее рот приоткрыт, и, если не знать ее лучше, то можно подумать, что кто-то наставил на нее ружье, а не кричит «С днем рожденья»! На ней узкие джинсы и топ без бретелей. Я фыркаю, пока перелистываю фотографии. Оливия обнимает Ноя, Оливия смеется с Кэмми, Оливия задувает свечи на пирамиде из капкейков, Оливия стреляет в кого-то из водяного пистолета, Оливию сталкивают в бассейн...

На самой последней фотографии Оливия открывает подарок. Она сидит на стуле, на ее коленях лежит открытая коробка. Выражение ее лица, какое угодно, но не счастливое. Ее брови сведены вместе, а губы скривились в знаменитой хмурой улыбке. Я смотрю на коробку, пытаясь разглядеть, что в ней, но мне удается увидеть только фольгу голубого цвета. Кэмми подписала фотографию: «Не догадываешься от кого это? Признавайся или не получишь открытку».

Я с подозрением изучаю коробку. Что же там внутри, что у нее такое перепуганное выражение лица? Я продолжаю листать фотографии дальше, но ни на одной из них Оливии нет. Словно она испарилась после того, как открыла подарок. Я забрасываю в рот пригоршню замороженных мини-морковок. Откатившись на стуле от стола, я отправляюсь на поиски Сэма и обнаруживаю его в детской, где он складывает белье. Калеб забрал ребенка, но Сэм все равно приходит, чтобы помогать мне.

— Ты ведь был на той вечеринке?

— Какой вечеринке? — он открывает комод, складывает туда стопку ползунков и закрывает его, даже не взглянув на меня.

— Вечеринке в честь Оливии, Сэм, — он переводит взгляд с моих скрещенных рук на мою ногу, которой я нервно постукиваю по полу.

— Я не собираюсь подкармливать твои склонности к преследованию.

— Что было в голубой коробке, которую открыла Оливия?

Сэм смотрит мне в глаза.

— Как ты узнала об этом?

— Я посетила... эм...Фейсбук.

Сэм изумленно качает головой.

— Я не знаю. Коробка была без открытки. Она только заглянула в эту штучку и убежала в дом. Я больше не видел ее после этого. Думаю, Ной увез ее домой.

— А что случилось с коробкой? — почему меня это так интересует?

— Думаю, Кэмми забрала ее.

Я хватаю его за руку.

— Спроси у нее.

Он выворачивается из моей хватки, на лбу у него образуются три глубокие морщины. Я указываю на его лоб.

— Тебе действительно стоит задуматься о Ботоксе.

— Я не собираюсь раскапывать для тебя информацию ради навязчивой идеи о подарке Оливии.

— У меня вовсе не навязчивая идея касательно нее, — возражаю я. — Я просто хочу выяснить, что ее так расстроило.

— Разве ты и Нэнси не достаточно критиковали Оливию?

Я морщу нос. Разве может наступить такой момент, когда будет достаточно критики в адрес Оливии? Этой женщине следует носить на спине знак, на котором написано: «Голодранка, Воровка Парней».

— Говори что хочешь, Сэм, но ведь она не пыталась разрушить твою жизнь.

Я направляюсь в гостиную, когда слышу слова, которые он выкрикнул мне в след.

— Судя по тому, что я слышал, она спасла твою.

Я резко разворачиваюсь и бросаю на него мрачный взгляд. Поверить не могу, что он только что сказал это. Меня тошнит, просто тошнит от того, что меня вынуждают чувствовать благодарность к этой хитрой сучке за то, с чем справился бы любой. Я могла нанять любого адвоката, которого захотела бы. Оливию мне навязали.

— Тебе Кэмми это рассказала?

Он убирает последнюю чистую бутылочку в шкаф и смотрит на меня.

— Так это правда случилось? Она взялась тебя защищать и выиграла дело?

— Ради всего святого! Это ее работа.

— Почему она взялась за твое дело?

Я итак бледная, но когда кто-нибудь задает мне этот вопрос, например, моя мать, сестра, друзья....я чувствую, как кровь полностью отливает от щек. Почему она согласилась взяться за мое дело? Потому что Калеб попросил ее. Почему Калеб попросил ее? Сначала, я думала, что причина в том, что она солгала ему. Он заставил ее защищать его жену, надавив на чувство вины, чтобы заставить ее заплатить за то, что она ввела его в заблуждение. Но затем я перехватила один взгляд. Просто взгляд. Как долго вообще может длиться взгляд? Он может длиться секунду, чертову безопасную секунду, и при этом рассказать длинную запутанную историю. В одном взгляде длиной в секунду можно прочесть историю длиной в три года. Можно также увидеть желание. Я не знала этого, пока не увидела своими глазами. Лучше бы я никогда не видела этого. Не хочу больше никогда видеть взгляд, которым обмениваются два человека, у которых есть своя история.

— Мне кажется, что ты благосклонна преимущественно не к тем, к кому следовало бы.

— Что ты имеешь в виду? — выпаливаю я.

— О, не знаю. Ты всегда любила своего отца, хотя он, очевидно, относился к тебе, как к куску дерьма, а затем ты отшвырнула собственного ребенка в сторону, так словно от нее тебе одни неприятности.

Я оставляю его обвинение без внимания.

— До конца дня можешь быть свободен.

Сэм приподнимает брови.

— Тогда увидимся в понедельник.

Я не провожаю его, когда он уходит. Вместо этого иду проверить Эстеллу и затем понимаю, что ее нет. Последнее время я часто делаю это, ожидая, услышать или увидеть ее, когда вхожу в детскую. Но я не испытываю облегчения, что ее нет, как несколько месяцев тому назад. Я чувствую....

А что я чувствую? Ненавижу это все. Я определенно не хочу думать о своих чувствах.

Направляюсь к холодильнику и вытаскиваю пакет с фасолью. Несколько секунд я взвешиваю пакет в руке, а затем неожиданно швыряю его обратно, так, будто швыряю копье.

Схватив ключи от машины с крючка на кухне, бегом бегу в гараж. В гараже стоит моя быстрая машинка: вишнево-красный кабриолет с откидным верхом, который познал столько часов веселья до появления ребенка. Я хлопаю его по крыше, перед тем как сесть внутрь. Затем я проезжаю мимо автомобиля для мамочек, мимо почтовых ящиков и еду вниз по улице.

Остановившись на парковке возле супермаркета, я чувствую себя потерянной. Потерянной и очень злой. Быстрым шагом вхожу внутрь, не теряя ни минуты, хватаю корзинку и направляюсь в кондитерский отдел. Я опустошаю полку с изюмом в шоколаде и добавляю в корзинку пригоршню Твизлерс. (Примеч. Твизлерс — лакричные конфеты с различными вкусами.) Когда я выкладываю все это на ленту на кассе, парнишка, который должен обслужить меня, смотрит на меня, широко раскрыв глаза.

— Это все —

— Это все, — выкрикиваю я. — Если только вы не хотите продать мне новую жизнь.

Он все еще с удивлением смотрит на меня, когда я хватаю свои покупки и бегу к машине.

Первое, что я делаю, когда возвращаюсь домой — освобождаю морозилку от овощей. Вскрываю пакет за пакетом и высыпаю разноцветные маленькие зернышки в мусорное ведро. Я напеваю что-то в процессе. Затем делаю глоток водки прямо из бутылки, сбрасываю туфли и открываю коробку изюма с шоколадом. И все катится по наклонной с этого момента. Я открываю коробки и ем, пока меня не начинает тошнить. В два часа ночи я звоню Калебу. Когда он, наконец, отвечает, его голос звучит невнятно.

Никакого кормления в два часа ночи, думаю. Счастливчик.

— Что ты хочешь, Лия, — спрашивает он.

— Хочу обратно своего ребенка, — я жую Твиззлерс и жду.

Он молчит секунд десять.

— Зачем?

Я фыркаю.

— Потому что, хочу, чтобы она знала, что есть конфеты в порядке вещей.

— Что? — его голос звучит отрывисто.

— Не «чтокай». Верни мне ребенка. Завтра же утром, — и я вешаю трубку.

Хочу своего чертового ребенка. Хочу своего ребенка.

Глава 30

Прошлое…

Суд оказался самым невероятным событием в моей жизни не только потому, что моим адвокатом стала бывшая девушка моего мужа, но и потому, что меня еще никогда ни в чем не обвиняли. Впервые в жизни у меня были настоящие проблемы.