Жрецы и жертвы Холокоста - Станислав Куняев

Но, слава Богу, есть среди еврейских историков и трезвые люди, понимающие суть воплей об уникальности Холокоста: «Эти ссылки на Холокост, — замечает известный израильский автор Боас Эврон, — представляют собой не что иное, как официальное пропагандистское вдалбливание, непрерывное повторение определённых ключевых слов и создание ложного взгляда на мир. Фактически всё это направлено не на то, чтобы понять прошлое, а на то, чтобы манипулировать настоящим»… («Индустрия Холокоста», стр. 33).

Высмеивая теорию «уникальности» Холокоста, американский историк Норман Финкельштейн пишет: «Холокост невозможно рационально объяснить. Если нет сравнимых с Холокостом исторических событий, то он вообще возвышается над историей. Итак, Холокост уникален, потому что он необъясним и необъясним, потому что он уникален» (стр. 36).

«Для Визеля Холокост, — иронизирует Финкельштейн над писаниями главного официального истолкователя Холокоста, — воистину «мистериальная» религия. Визель подчёркивает, что ХОЛОКОСТ «ведёт во тьму», «отвергает все ответы», «находится вне истории, по другую её сторону», «не поддаётся ни познанию, ни описанию»… Холокост — это «разрушение истории», он знаменует собой «изменение в космическом масштабе». Только выживший священнослужитель (читай — только Визель) способен проникнуть в его мистерию. А поскольку эту мистерию, как признаёт сам Визель, «невозможно передать», «мы не можем об этом говорить». Следовательно, Визель сообщает в своих речах, за которые он получает стандартный гонорар 25 000 долларов (плюс лимузин с шофёром), что «тайна» Освенцима — это «истина, заключённая в молчании» (там же, стр. 36).

Жрецы Холокоста впадают в отчаяние оттого, что не найдено, несмотря на все усилия, ни одного документа, из которого бы явствовало, что «окончательное решение еврейского вопроса» означало полное уничтожение евреев гитлеровской государственной машиной (или сталинской) от мала до велика. Историк Лакер с горечью писал: «До сих пор не найден письменный приказ об уничтожении еврейской общины и по всей вероятности такой приказ никогда не был отдан». (У. Лакер. «Ужасная тайна». Франкфурт-на-Майне, Берлин, Вена, 1981 г., стр. 190). Один из основоположников литературы о Холокосте, Леон Поляков, так же был разочарован:

«Никакого документа не осталось. Возможно, его никогда и не было».

Профессор еврейского университета Иегуда Бауэр даже осудил поиски этого мифического распоряжения: «Общественность всё ещё время от времени повторяет глупую сказку о том, что в Ванзее якобы было принято решение о массовых уничтожениях евреев». «Несмотря на самые тщательные поиски, не удалось найти приказа Гитлера об истреблении евреев» (С. Арон и Ф. Фюре — пресс-конференция в Сорбонне. Февраль 1982 г.).

Но коли так — если не было специально принятой и задокументированной программы уничтожения государством «всех мужчин, женщин и детей одного определённого народа», то тогда Холокост не является неким исключением, неким уникальным событием и становится в ряд обычных геноцидов, обычных преступлений, которыми изобиловала история человечества: испанцы истребили племена майя и ацтеков в Центральной Америке, протестанты-англосаксы — извели 80 % индейского населения Северной Америки, американцы уничтожили в несколько мгновений сотни тысяч японцев в Хиросиме и Нагасаки, хорватские фашисты вырезали во время гитлеровской оккупации Югославии сотни тысяч сербов, а сколько «недочеловеков» — корейцев и китайцев из числа мирного населения свели в могилу японские оккупанты, и подсчитать невозможно: на Востоке такого рода статистики не существует. Даже до сих пор не известно, сколько же погибло вьетнамцев во время жесточайшей бойни, устроенной США в Индокитае: считается, что от 4-х до 6 млн человек…

А что уж говорить об африканском племени тутси, об уничтожении индонезийской хунтой Сукарно почти всего населения острова Тимор в 70-х годах XX века! Но все эти кошмары с точки зрения жрецов Холокоста были обычными, рутинными событиями истории человечества, над которыми должен был возвышаться единственный и неповторимый Холокост. Но как его возвысить, если, несмотря на тщательнейшие поиски, «документа» не найдено? Тогда жрецы Холокоста решили упростить аргументацию. Смягчили свои требования к понятию Холокоста. Суть смягчения заключалась вот в чём:

«На Ванзейской конференции <…> все участники уже знали или понимали, что именно имеется в виду под «переселением», под «окончательным решением», под «особым обхождением» и т. п. (из книги «Отрицание отрицания») Это похоже на возражение «холокостников» исследователям, доказывавшим, что в Освенциме технически невозможно было уничтожить такое количество евреев, которое хотелось жрецам: «Не надо задавать вопрос, как было возможно технически такое массовое уничтожение. Оно было возможно технически, потому что имело место. Такова обязательная исходная точка любого исторического исследования на эту тему <…> нет и не может быть дебатов о существовании газовых камер» (Р. Гароди, стр. 137).

Роже Гароди по этому поводу саркастически замечает: «Не надо задавать вопрос… Обязательная исходная точка… Не может быть дебатов. Три запрета, три табу, три окончательных предела для исследований» (стр. 136–137).

И никакого документа «об окончательном решении», если он не найден — уже не нужно. Холокост и без документа всё равно остаётся «уникальнейшим» явлением в человеческой истории. Неужели П. Полян и А. Кох верят в то, что в Ванзее высшие идеологи рейха разговаривали шифрованным птичьим языком? Да зачем им-то друг от друга что-то скрывать? Немцы не таковы, и это полунемец без единой капли еврейской крови Альфрд Кох должен знать. Немцы могут исполнять планы лишь тогда, когда всё решено и сказано ясно, прямо, исчерпывающе. «Всякий хаос, — писал русский философ Н. Бердяев, — для немца невыносим. Немец чувствует себя свободным только в казарме». Приказ. Цель. Метод. Ответственность. Когда есть все эти компоненты — немцу нет равных. Он исполняет — и чувствует себя счастливым, докладывая: «Исполнено!» А в Ванзее они говорят (по Поляну и Коху) на какой-то политической фене, словно бы боясь, что их подслушивают будущие члены Нюрнбергского трибунала, а дешифровщик Павел Полян должен всё за них додумать, расшифровать и рассказать миру, что они имеют в виду. Как будто там заседали не фанатичные солдаты железного Вермахта, а какие-то франк-масоны, ломающие сами перед собой кошмарную и болтливую трагикомедию. Не верю! — как говорил Станиславский.

Кампания по замене христианства религией Холокоста в России началась в конце 80-х — начале 90-х годов. Помню, впервые с этой тщательно проработанной и старательно оснащённой версией я познакомился в десятом номере журнала «Октябрь» за 1990 год. Статья называлась простенько и со вкусом: «Христианство после Освенцима». Её автор некий Сергей Лезов попытался посеять сомнения в истинности и жизнеспособности христианства, конечно, не так грубо, как это делали в 20-е годы Демьян Бедный и Емельян Ярославский (Миней Губельман), но куда более коварно. «Безбожники» 20-х годов делали это грубо, «по-римски». А Лезов изощрённо — «по-фарисейски». Недавно я перечитал эту статью и сделал из неё некоторые выписки. Вот они.

«Юдофобский потенциал Нового завета, который сполна реализовался в истории церкви»…

«В Евангелии от Матфея мы находим <…> пароль христианского антисемитизма: «Весь народ сказал: пусть кровь Его будет на нас и на детях наших» (27:25).

«Что же касается Евангелия от Иоанна, то в нём есть текст, ставший ключевым для христианского варианта идеи жидомасонского заговора». «Отец ваш дьявол и вы хотите исполнять желания отца Вашего» (8.44). Отсюда автор статьи делал окончательный вывод: «Освенцим надвигается на нас, как суд над нашим христианством».

«Должна измениться не только наша жизнь, но и сама наша вера».

Одним словом, жрецы Холокоста, используя, как им показалось, благоприятный момент в человеческой истории, решили «опустить» христианство с общечеловеческих высот («несть ни Эллина, ни иудея») до вульгарного антисемитизма. А значит, надо заменить христианство на религию Холокоста, поскольку жертва, которую принёс еврейский народ (6 миллионов!) якобы затмила голгофскую жертву.

И сразу, как по команде нового синедриона, на страницы газет и журналов выбежал целый легион обслуживающего персонала, толмачей, служек новой религии. Именитый функционер советской критики Бен Сарнов выступает в американской русскоязычной газете под рубрикой «Евреи глазами именитых»: