Чёрный город - Борис Акунин

На лестнице Эраст Петрович покосился в зеркало. Папаху снять он не осмелился, чтоб не сверкать лысым черепом; в сочетании с черной от щетины физиономией вид был просто кошмарный.

Жил герр Кауниц аккуратненько, как подобает немцу и военному.

Диплом за меткую стрельбу. Кубок за верховую езду. Наградной жетон за рубку лозы.

Коллективный снимок семейства. Все надутые, принаряженные, с выпученными глазами. Фатер, мутер, четыре сына (сплошь в мундирах), три медхен.

— К-который?

— Вот этот. Только здесь он совсем молодой. Не похож на себя. Он был высокий, сильный, спокойный. Бедняжка… — вздохнула Валидбекова, но без особенного чувства. Это понятно: мать, думает только о сыне. На чужого человека эмоций не хватает. — Франц наверняка мертв. Сопровождающих всегда убивают. Чтобы продемонстрировать родителям серьезность намерений.

Эраст Петрович ничего на это не сказал. Делиться подозрениями с госпожой Валидбековой в его планы не входило.

Он рылся в ящиках стола, искал какой-нибудь документ с фотокарточкой.

Ага, вот. Герр Кауниц состоял в Bakinische Deutsch-?sterreichische Verein [5]— и был не просто член, а Ordentliches Vorstandsmitglied [6]. С маленького снимка смотрел мужчина немногим за тридцать, с волевым подбородком и уверенным взглядом. Наверное, был хорошим воспитателем для мальчика. Если функции Кауница ограничивались только этим…

— Он что-нибудь говорил о своей деятельности в немецком землячестве?

— Нет. Он мало про себя рассказывал. Я, собственно, не расспрашивала… Если мы беседовали, то лишь о Турале.

— А что вы вообще з-знаете об этой организации?

Валидбекова без интереса взглянула на членский билет, пожала плечами.

— В Баку несколько тысяч немцев — германских и австрийских подданных, прибалтийцев. У них своя жизнь.

Фандорин перешел к книжным полкам. Господин Кауниц был не чужд чтения. Романов нет, зато много литературы по военному делу и спорту. А это у нас что? «Манифест коммунистической партии». Однако тут же Лассаль, Клаузевиц, Ницще. Широкий круг интересов.

— Каких п-политических взглядов он придерживается?

— Понятия не имею. — Хозяйка была удивлена. — По-моему, я ни с кем и никогда в своей жизни не разговаривала о политике. Даже с эсерами, которым ежемесячно плачу две тысячи, чтобы не мешали работать.

Больше ничего, за что можно зацепиться, Эраст Петрович в комнате не нашел. Франц Кауниц был либо непричастен к похищению, либо позаботился перед акцией убрать всё подозрительное. В пользу версии о невиновности говорило то, что деньги, пятьсот с чем-то рублей, остались на месте. Но и это могло быть сделано специально — чтоб запутать след.

— Расскажите как можно п-подробней про телефонный звонок. Попытайтесь вспомнить всё слово в слово.

Память у Валидбековой была отменная. Даже удивительно, учитывая потрясение.

— Значит, вы уверены, что говорил именно русский? — уточнил Фандорин.

— Или тот, кто очень хорошо знает язык. Но даже если они взяли русского посредника, это ничего не значит. И так понятно, кто похитил Турала.

— Вот как? — поразился Эраст Петрович. — Кто же?

— Как кто? — Вдова тоже была изумлена. — Естественно, армяне.

— Послушайте… — Фандорин поморщился. — Вы же умная. Или вы тоже считаете, что во всех з-злодействах на свете могут быть виноваты только армяне?

— Нет, конечно. Мерзавцев много в любой нации. Но это бакинская специфика. У наших бандитов — даже тех, кто называет себя революционерами, — существует распределение: у армян детей похищают тюрки, у тюрков — армяне. Это помогает избежать осложнений с родственными связями.

«А ведь она права. Банда Хачатура была армянская. И вообще армяне участвуют в революционном движении гораздо активнее, чем мусульмане. Кроме того, тюркские шайки не принимают инородцев, а революционеры — за интернационал. Австриец вряд ли стал бы сообщником у бакинских гочи, а вот у армянских «маузеристов» — запросто».

— Что я должна сказать стачечному комитету? — опять спросила Валидбекова.

Ясно было, что этот вопрос сейчас ее волнует больше всего.

— Просто скажите п-правду. Про похищение они наверняка уже слышали, но не знают о требовании преступников. Уверен, что рабочие отнесутся к вам с сочувствием и согласятся подождать.

«Вот ведь умная женщина, а такой простой вещи сообразить не может!»

В ее ответе прозвучало раздражение:

— Вы производите впечатление умного человека, а говорите глупости! Похитителям наплевать, чего от меня требует комитет! Им нужно, чтобы мои вышки перестали качать нефть! Они хотят расширения стачки! Разжалобить рабочих я могу — это нетрудно. Но если предприятие не забастует, моего сына убьют! А если оно забастует, я разорюсь! Неужели непонятно?

— Тогда всё совсем п-просто. Что лучше: мертвый сын у богатой матери или живой сын у разоренной матери?

Она опустила голову.

— Значит, отказываю, причем грубо. Объявляю, что все зачинщики уволены. Тогда стачка гарантирована. Завтра же, как только станет известно, что Саадат Валидбекова перестала добывать нефть, на меня насядут кредиторы. Первая выплата через два дня, первого июля…

Он не слушал ее, думая: найти «делонэ», это раз; выяснить, откуда звонил русский, это два…

— Господин Фандорин! — Саадат схватила его за локоть. Сильно. — Если вы вернете мне сына до первого числа, я вас щедро отблагодарю. Я подарю вам свою лучшую вышку в Сураханах. Она дает сто тысяч пудов «белой» нефти!

— Какой? — рассеянно переспросил Эраст Петрович и рассердился. — Слушайте, не мешайте думать! Я возьму лист б-бумаги, хорошо? — Он сел за письменный стол, пододвинул чернильницу. — А вы не стойте над душой, приведите сюда Гасыма. Не сразу. Мне нужно десять минут покоя!

Разбрызгивая фиолетовые брызги, стальное перо жирно вывело долгожданный иероглиф «Клинок».

Как вернулись Саадат Валидбекова и Гасым, Фандорин не заметил — он сосредоточенно писал.

Оторвался от листка, только когда Гасым громко ответил хозяйке на заданный шепотом вопрос:

— Всегда так. Головой думать не умеет — должен бумажка писать. Бумажка нет — голова плохой, совсем не работает.

Перечитав написанное, Эраст Петрович сам себе кивнул. Листок скомкал и кинул в мусорную корзинку — он был больше не нужен.

— Действовать будем так. Во-первых, я воскресну. Уже пора. Мне понадобится помощь подполковника Шубина. На всех главных перекрестках стоят г-городовые. «Делонэ» бежевого цвета — машина приметная. Надо попытаться восстановить путь ее следования. Второе: Шубин сделает запрос на телефонную станцию, и мы узнаем, откуда звонил посредник. Третье…

— Э, э, э! — густым басом взревел Гасым, сорвал папаху и шмякнул ею об пол. — Я с полиция ничего делать не буду! Режь — не буду!

— Я тоже, я тоже! — замахала руками Саадат. — Это навсегда погубит мою деловую репутацию. Это Баку! У нас серьезные люди свои проблемы с помощью полиции не решают.

Фандорин слушал и не верил. Гасым — ладно, он дикарь. Но госпожа Валидбекова должна была бы понимать. К ее разуму он и воззвал:

— В похищении участвовали пять человек. И это не вся банда. Кто-то наблюдал со стороны и дал знать п-посреднику, что операция прошла успешно. Посредник протелефонировал вам. Он сказал: «Я должен передать ваш ответ немедленно» — значит, есть еще кто-то, кому он докладывает. Это целая организация. И вы хотите, чтобы мы с Гасымом справились с нею вдвоем?

— Вчетвером, — сказала Валидбекова. — Я буду с вами. И еще Зафар. Он евнух, он мне предан.

— Вай, женщина и евнух! — Гасым, только что поднявший папаху, снова швырнул ее на пол. — Юмрубаш, скажи ей по-русски, что думаешь! По-нашему такие слова нету!

Но Эраст Петрович ничего не сказал — ни Валидбековой, ни своему экспансивному товарищу. Соображениями, которые пришли Фандорину в голову, с этой аудиторией делиться не стоило.

— Хм. Ни за что бы вас не узнал. Поразительно, как меняют внешность десятидневная щетина и иной… стиль одежды, — сказал Шубин и сам рассмеялся своим словам. — Понимаю — в устах жандарма это звучит наивно. Но я, собственно, никогда не занимался оперативной работой. Моя сильная сторона — сбор сведений. А в особенности их использование.

Подполковник лукаво усмехнулся.

— П-потому я к вам и обратился.

Не было смысла объяснять помощнику градоначальника, что дело не в щетине и не в «ином стиле одежды». Когда надеваешь маску, меняешь всё: мимику, жестикуляцию, походку, даже частоту пульса. В отставного статского советника временно вселился обитатель диких гор — Фандорин придумал ему судьбу, свыкся с ней. Этот суровый человек покинул родные края, скрываясь от кровников. Он знает, что они идут по следу и могут напасть где угодно — хоть бы и в Баку. Поэтому аварец всё время напряжен, как готовая к выстрелу тетива.