Пилот-девица - Александр Зорич

– А что можешь?

– А могу здесь разместить с относительным комфортом. Сам понимаешь, местные пятизвездочные отели это не наши "пятерки"... Но если безальтернативно – то сойдут! Поживете здесь недельку, другую, третью, четвертую... А там уже и решится что-нибудь!

– Две недели? Две недели сидеть и бакланить? – возмущенно вскинулся дядя Толя.

– А что тебя не устраивает? – недоуменно спросил красный и потный Дулин.

– Да хочется гадов инопланетных бить! Изнываю прямо – так хочется дела настоящего! – дядя Толя сжал кулаки и сделал зверское лицо.

– Ты серьезно? Насчет "хочется бить"? – недоверчиво уточнил Дулин.

Василиса тоже недоумевала. Ей казалось, она успела хорошо узнать дядю Толю, а для того дяди Толи, которого она хорошо знает, куда более характерно желание бить баклуши, нежели каких-то там "гадов", причем забесплатно.

Впрочем, Василиса допускала, что последние события нечто в его душевных обыкновениях переменили. В любом случае она в разговор двух старших мужчин не встревала, воспитание не позволяло.

– Аж кушать не могу, как хочется! – подтвердил дядя Толя.

– Ну если кушать не можешь... Ты же пилот по профессии, так? – Дулин задумчиво закатил глаза, словно подыскивая в уме варианты.

– Пилот, да.

– Тогда могу тебя в бригаду космодромного обслуживания записать. Там дело самое что ни на есть настоящее. Не знаю как насчет "гадов бить", полетать тебе вряд ли дадут... Ну то есть я совершенно уверен, что не дадут. Но если хочешь быть в центре событий, так сказать, на передовой, то...

– А что? Космодромное обслуживание? Очень даже отличненько! – дядя Толя не для виду повеселел. – Я когда на пилота-то учился, в такой бригаде как раз подрабатывал... Но в мирное время, конечно. И платили там неплохо... Получается, стану снова студентом. Назад в будущее! – и дядя Толя щедро отхлебнул коньячок из бокала с профилем Пушкина. На его лице медленно нарождалась гримаса морального удовлетворения.

Вдруг Дулин вспомнил, что они с дядей Толей в кабинете не одни и поглядел на Василису. Та с отсутствующим видом сидела в кресле у широко распахнутого в сад окна – там на ветвях старого гранатового дерева чистили перышки два красивых ванильно-желтых попугайчика с красными хохолками.

– Ну а вы кем хотели бы поработать, мадемуазель? – глядя на муромчанку масляными глазками перебесившегося холостяка, осведомился Дулин.

– Я? Вы про меня? – встрепенулась Василиса.

– Про вас, да. Кем работать желаете?

– Работать? Если по совести, то я... я не хотела бы пока работать... Я хотела бы отдохнуть. Если это возможно, – искренне сказала муромчанка.

Лицо у Василисы было таким изможденным, а глаза такими печальными, что Дулин, не задавая лишних вопросов, написал что-то на бланке с водяными знаками и державными орлами.

– Вот, – сказал он, протягивая бумагу Василисе.

– Что это?

– Направление в гостиницу для вас. Поживете там пока за казенный, то есть за клонский, счет, здоровье поправите, отоспитесь... Кстати, питание вам полагается трехразовое, как иностранной беженке из района военных действий, а ресторан там очень даже ничего. Пока все это не началось, я там сам, признаться, столовался. А что? На машине всего двадцать минут...

Глядя как всё понемножечку устраивается, дядя Толя с облегчением вздохнул и приобнял Василису за плечи.

Конечно, если Василиса будет жить в гостинице с трехразовым ресторанным питанием, причин волноваться за подопечную у него и правда не будет. И он сможет "бить гада", то есть джипса, со спокойной совестью, а не как человек, бросивший на произвол судьбы своего младшего товарища.

– Да ты не беспокойся за меня главное... Буду позванивать тебе по свободе! А там, глядишь, и вся эта заваруха закончится, – вполголоса сказал Василисе дядя Толя.

Василиса кивнула, хотя намерения беспокоиться в ту минуту вовсе не испытывала.

Какая-то сложная апатия овладела ей – похожая на сон наяву. Апатия, которая, если верить психологам, частенько накатывает от переизбытка впечатлений.

Тем временем, судя по красноречивым взглядам ассистента Дулина, он полагал встречу с героическими беженцами оконченной (тем более что бутылка "Арарата" уже опустела и переместилась под стол).

Дулин привстал со своего кресла и протянул руку дяде Толе для прощального рукопожатия.

– Что ж... Если вопросов больше нет... – сказал ассистент Дулин.

– Почему нет? Есть! – неожиданно даже для самой себя выпалила Василиса.

– Ну.

– А почему вы называетесь "ассистент Дулин"? – Василиса постучала ногтем по красивой черной табличке, стоящей на столе у их собеседника лицом к посетителям. – Чей именно вы ассистент?

– Чей? – чему-то своему усмехнулся Дулин. – Да какая вам разница, чей!

Василиса пожала плечами.

По сути, ассистент Дулин был прав: ей ведь действительно было без разницы.

В гостинице "Ипподром", куда привела ее бумага ассистента Дулина, Василисе понравилось почти все.

Чего только стоила большая двуспальная кровать, с резной высокой спинкой! (То, что кровать рассчитана на двоих, а не на одного, Василиса не догадывалась. Ей казалось, что величина кровати – это способ, которым хозяин выражает почтение к постояльцу.)

После крошечной койки в каморочке форта "Вольный", после такой же маломерной кроватки в общежитии Прибежища Душ имени Счастливой Звезды, эта кровать представлялась Василисе баснословно роскошной и вызывающе избыточной.

Впечатление царских почестей усиливали шелковые простыни гламурного нежно-розового цвета.

С одной стороны, они были непривычно скользкими – даже перевернуться с боку на бок было нелегко, проскальзывала попа!

Но, с другой стороны, они так приятно холодили тело! И давали такой нежный отблеск, хоть снимайся для каталога нижнего белья (один такой московитский каталог, как величайшую эстетическую реликвию, как-то демонстрировала Василисе ее соседка по общежитию Прибежища Душ имени Счастливой Звезды по имени Лили)! Ах...

Там, в этой-то шелково-розовой кровати, Василиса и открыла для себя тайное девичье счастье – засыпать нагишом.

Правда, дело тут было не столько в возросшей внутренней раскованности. Сколько в том, что никакой ночной рубашки или пижамы со щенками у Василисы не водилось и в помине. Как и денег на покупку рубашек и пижам...

Помимо простыней и кровати, сердце Василисы завоевало то обстоятельство, что стены ее номера были украшены старинными фотографиями заслуженных ипподромных лошадей и жокеев-победителей.

Василиса обожала лошадей – и породистых, и метисов, и коньков-горбунков. Она любила и старых, и жеребят. Она умилялась лошадям доброезжим, дурноезжие вызывали у нее исключительно желание перевоспитать их любовью и лаской. Ей нравились лошади красивые. Ее интересовали лошади эстетически сомнительные... В общем, по-деревенски суеверная Василиса считала прекрасным знаком судьбы то, что из любой точки ее номера она могла видеть стати не менее чем трех копытных красивейшин!

Случалось, будучи наедине с собой, Василиса подходила к фотографии в рамке, привставала на цыпочки (ведь росту в ней было всего 163 сантиметра), вслух читала кличку жеребца или кобылы и некоторое время стояла с глуповатой улыбкой, как бы смакуя и внутренне осмысляя прочитанное.

– Так-так... Кто это у нас тут такой резвунчик? Кто золотой конь? Это... мнэ... Красный Камень Шираза Второй, Сын Девственницы с Севера и Игрока в Мяч... А это кто? А это Слоненок, сын Губернатора Луны и Дикой Утки Четвертой... Чубарый... И белая проточина на лбу... Ну что за милашка!

Во время одного из таких фото-экскурсов в историю местного ипподрома, в номер Василисы громко постучали.

Завернувшись в банный халат с эмблемой отеля (разумеется, конной), Василиса отперла дверь.

Клон-курьер в потертой фирменной курточке (на вид ему было не больше пятнадцати!) держал в руках увесистую декоративную корзину, нагруженную чем-то очень полезным и, судя по запаху, душистым (парфюмерные ароматы прямо-таки заполонили коридор несмотря на то, что содержимое корзины было запаяно в прозрачный целлофан!).

– Я разыскиваю госпожу Василису Емельяновну Богатееву! – сказал паренек с типично клонской радостной экзальтацией. Было видно, что к виду представительных иностранок в банных халатах он привыкнуть еще не успел.

– Госпожа Василиса Емельяновна – это я.

– Вы? Восхитительно! Чудесно! Поскольку это набор – он предназначается вам! – курьер, сияя, поставил перед Василисой корзину. И, видя ее растерянность, добавил:

– Это – подарок!

– От кого подарок? – Василиса, конечно, подумала на отсутствующего дядю Толю. Он любил сюрпризы во всех видах – и те, что делали ему, и те, что делал он сам!

– Эту корзину посылает вам Общество Поддержки Русских Людей На Чужбине! – невозмутимо произнес курьер, предварительно подглядев в свой всезнающий казенный планшет.