Меч без ножен. «Помирать, так с музыкой!» - Герман Романов

— Ну же! — Агнешка вскочила и закружилась по полянке. — Хозяин! Я не видела вас таким мрачным ни разу! Что-то не так? Кого-то нужно убить? Вы только скажите, — она подскочила к Войтыле, схватила его за руки и попыталась увлечь за собой, — я сделаю все! Тот вельможный пан вас расстроил? Только прикажите, и я его разорву!

Она запрыгнула на нижнюю ветку огромного дуба, у подножия которого ютилась землянка, и, зацепившись согнутыми ногами, свесилась с нее вниз головой. Длинные волосы развевались. Колдун подошел к ней, его глаза оказались на уровне ее глаз.

Она широко распахнула глаза: от света зрачки по-кошачьи сузились. Улыбнувшись улыбкой, больше похожей на оскал, она обнажила прекрасные белоснежные зубы с неестественно большими, отличными от остальных зубов, клыками.

— Глупая! — Колдун растянул тонкие губы на сморщенном, словно печеная картофелина, лице. — Ты еще совсем девчонка!

Агнешка, расхохотавшись, ловко взобралась по веткам на самую вершину, но так же стремительно слетела вниз:

— Хозяин! Там верховые, четверо, в пяти верстах от нас! Они только въехали в Гнилую Падь! — Ее ноздри возбужденно трепетали, словно у хищника, почуявшего добычу. — Разреши мне поохотиться, мне уже надоела сырая оленина…

Вечерние сумерки почти уступили место ночной мгле, и всадникам пришлось зажигать припасенные факела. От этого сгущающаяся темнота показалась еще более непроглядной, а корявые деревья приобрели совсем уж демонические очертания.

— Будь неладен пан Сартский! — вполголоса, с затаенным страхом произнес один из всадников. — И чего ему приспичило поговорить с этим колдуном на ночь глядя?

— Полегче в словах, Юрек! — Ехавший справа тронул Юрека за рукав. — Радзимеш услышит и Замосцкому доложит, а пан Ярослав ох как тяжел на руку!

— Лучше уж, Зденко, от пана Ярослава вожжей на конюшне получить, чем в это проклятое место ехать!

— Да, ты прав! Такая тишина стоит, даже ни одна ветка не шелохнется! — Зденко закрутил головой. — Не к добру…

Головной всадник натянул поводья и повернулся.

— Чего треплетесь? — Злой голос резанул по ушам. — Вот вернемся, задам я вам!

— Еще вернись! — сквозь зубы процедил Юрек, с опаской поглядывая по сторонам. — Зденко, поспешай, я пока подпругу подтяну!

Трое всадников тронулись вперед, а Юрек спешился. Положив факел аккуратно на землю, он повернулся к лошади.

Легкий шелест и движение воздуха заставили его поднять голову вверх. Пламя еще раз дернулось и погасло, ледяные руки обхватили за шею, зажимая рот, но он уже ничего не чувствовал…

— Юрек! — Зденко, чуть приотстав, силился что-либо разглядеть в темноте. — Догоняй!

Удаляющиеся силуэты Радзимеша и Гжегожа в колышущемся свете факелов исчезли за поворотом, и он в нерешительности привстал на стременах: нужно было выбирать — или ехать вперед, или возвращаться за товарищем.

Вдруг Зденко услышал приближающийся стук копыт. «Слава Богу!» — выдохнул он, но в свете факела мимо него пронеслась обезумевшая лошадь со съехавшим набок седлом.

Ее светлый круп был вымазан темными пятнами и потеками, седло и потник блестели в свете факела не успевшей впитаться кровью, справа путлище мертвой хваткой держала кисть по локоть оторванной руки, руки Юрека.

— Пресвятая Богородица!

Он со всей силы ударил пятками в бока свой лошади, однако кобыла словно вкопанная не двинулась с места. Бока ее вздымались, как после бешеной скачки.

Выхватив небольшой нож из-за пояса, Зденко, повернувшись, всадил его по самую рукоять в круп несчастного животного. Кобыла, словно подброшенная огромной пружиной, сначала присела на задние ноги, а затем взвилась на дыбы, заваливаясь всем телом назад.

Рухнув на землю, она придавила телом Зденко, но через мгновение вскочила, уносясь по тропинке вперед. Дикая боль в сломанной ноге пронзила тело, на мгновение затмевая собой животный, сотрясающий все до самой маленькой поджилки страх.

С трудом приподнявшись на локте, Зденко потянулся к отлетевшему в сторону факелу. Внезапно за небольшим освещенным кругом мелькнул светлый силуэт.

— Не подходи…

Голос Зденко дрожал, а в груди бешено бухало сердце. Он сорвал с груди нательный крестик и выставил его перед собой.

Полусидя, преодолевая неимоверную боль в ноге, Зденко начал рукой с зажатым в кулаке крестиком чертить вокруг себя круг, как вдруг на щиколотках, словно клещи, сжались холодные пальцы, и безжалостная сила рванула его в темноту…

— Ну где же эти олухи?

Радзимеш, глухо выругавшись, резко ткнул лошадь в бока пятками и дернул на себя поводья, отчего она закружила на месте. Гжегож, чуть помедлив, шагом тронулся обратно к повороту, из-за которого так никто и не появился.

— Тише ты! Недоброе что-то там! Может, заплутали они? Там же сразу за поворотом развилка, вот они, наверное, свернули не туда! Поеду гляну…

— Вот еще! — Радзимеш поморщился. — Нам приказ был дан привезти колдуна да дурочку, которая с ним живет! А искать двух болванов в этом проклятом лесу я не нанимался! Свернули они себе шею или заплутали, меня это не касается! Вернутся завтра — я с них шкуру спущу!

— А вдруг им помощь нужна? — Гжегож неуверенно повернул лошадь, еще раз оглядываясь в темноту. — Радзимеш, не бери греха на душу!

— Ты не поп, я тебе не грешник, за мои грехи спрос сам держать буду! — Радзимеш ожег плетью гнедую, с места взявшую в галоп. — Можешь оставаться, я и один притащу старика с девкой! И наградит пан Конрад меня одного…

— Осторожней! Там тропа вся заросла! Глаза не выколи!

Но Радзимеш уже его не слышал, светлой точкой, скрываясь и пропадая за стволами деревьев, он удалялся вперед по извилистой тропе в глубь леса.

Гжегож медленно ехал назад, внимательно рассматривая в трепещущем свете факела лес по обе стороны тропинки. Он подъехал к развилке: лошадь громко фыркнула и повернула голову в сторону другой тропинки.

— Ты думаешь, они там? — то ли себя, то ли лошадь спросил Гжегож. — Ну что ж! Поехали, посмотрим!

Однако впереди его внимание привлек блеснувший огонек света. Огонек был неподвижен, и Гжегож двинулся ему навстречу.

Если бы листва еще не опала, он бы и не увидел ничего, но сквозь голые ветки лещины он разглядел лежащее на земле тело. Огоньком же оказался догорающий факел.

— Слава Богу, что все эти дни мозглил дождик, а то по сушняку пал пошел бы! — Гжегож подался вперед. — Зденко, это ты? Чего там с тобой приключилось? Вставай, а то Радзимеш рвет и мечет…

Слова колом встали в глотке: несколько шагов, сделанных лошадью, хватило для того, чтобы рассмотреть лежащего на земле человека.

Это действительно был Зденко: нелепо разбросав руки, он лежал на спине с разорванным горлом, из которого уже редкими толчками вытекала темная кровь.

На лице его застыло выражение жуткого ужаса, а в разжавшейся руке поблескивала цепочка с выпавшим на землю крестиком.

— Свят! Свят! Свят!

Дрожащей рукой Гжегож перекрестился и, наклонившись в седле, протянул факел, но и без этого было понятно, что Зденко мертв.

Сверху в ветвях раздался шорох, и Гжегож резко обернулся, но ничего не увидел. Шорох раздался слева, затем справа.

— Кто здесь?!

Леденящий душу тихий смех раздался спереди, затем сзади, сверху, отовсюду, казалось, что он звенел внутри головы Гжегожа.

— Ты меня не видишь, а я тебя вижу!

Бросив факел на землю, он лихорадочно стал вытаскивать меч из ножен, но запутался. Испуганная лошадь громко заржала, сзади на седло словно опустилась большая холодная снежинка, и тихий голос прошептал в самое ухо:

— Я тебя съем…

Через несколько десятком метров Радзимеш натянул поводья. Действительно, в такой темноте он запросто мог или шею свернуть, или глаза выколоть себе или лошади.

Похолодало, маленькие снежинки закружились хороводом в свете факела.

— Не хватало еще, чтобы буран начался! Тогда придется ночевать у колдуна, то еще счастье!

Впереди он увидел идущую по тропинке женскую фигурку. Догнав ее, Радзимеш осадил лошадь:

— Эй! Девка! Чего блудишь ночью в лесу одна?

Она подняла голову и посмотрела на него. Факел осветил бессмысленную улыбку на лице, и Радзимеш довольно цокнул языком:

— На ловца и зверь бежит! Ты Агнешка?

В глазах девушки что-то непонятное промелькнуло на мгновение, но тут же исчезло, а она закивала.

— Стой, дура! — Радзимеш сгреб ее волосы на макушке в кулак и запрокинул голову. — Холоднющая-то какая, словно покойница! Дай-ка я на тебя гляну!

Огромные оленьи глаза, голубые, почти прозрачные, были обрамлены густыми черными ресницами. Изящные брови соболиным изгибом темнели на фоне белоснежной светящейся изнутри кожи. Босые ноги были измазаны чем-то бурым, наверное, болотной грязью. Распущенные русые волосы падали на спину и грудь, скрывая белеющие в вырезе рубахи девичьи груди.