Девичья команда. Невыдуманные рассказы - Петр Заводчиков

Илларионов глядел вслед псу недоуменно, рассеянно и вдруг сообразил: да это же, наверное, собака Глазуновой!

Ее исчезновение наделало шуму. Глазунова плакала, начальство ругалось, кому-то влепили взыскание, потому что собака была табельным имуществом, значившимся в списках, и за ее утрату надо было отвечать.

Илларионов соскочил с трамвая на ходу, попробовал догнать собаку, но она была уже далеко, свернула за угол и исчезла из поля зрения. Не кричать же посреди Литейного! Да Илларионов и клички собаки не знал. «Может, и не наша», — подумал он и пошел на остановку. Рассказал об этом случае Глазуновой лишь несколько дней спустя.

А Мишка между тем опять кружил по улицам, теряя силы и надежду.

На улице Мишка видел людей в военной одежде, они напоминали ему солдат части, хозяйку. Вначале он радостно кидался за ними. Они несли знакомые запахи — землянок, пороха, полей. Все же в этом сложном сочетании запахов не хватало одного, по которому Мишка безошибочно узнал бы солдат своей части: собаками от встречных военных совсем не пахло. Он делал несколько шагов за военными, втягивая в себя их запахи, потом разочарованно отставал. Эти люди не могли привести его назад, в часть.

А его все сильнее тянуло туда, инстинкт говорил, что там для него единственное спасение. За дни странствий по городу он пробежал, наверное, не одну сотню километров и, конечно, обратной дороги уже не помнил. Но он начал эту дорогу искать. Инстинкт подсказывал ему, в какую сторону идти, чтобы выбраться из каменного клена.

Теперь Мишка уже не брел куда глаза глядят, он двигался навстречу солнцу, принюхиваясь к порывам ветра, доносившим едва уловимый запах не закованной в камень земли. Понемногу запах становился сильнее, он ободрял измученное животное, и Мишка останавливался, потом опять шел, хотя силы его давно должны были иссякнуть.

Солнечный свет падал уже с другой стороны, он тускнел, потом солнце совсем спряталось за громадами домов, но это не сбивало Мишку, и он направления не менял.

Он вырвался из городских улиц, когда уже почти совсем стемнело. За высокой насыпью железной дороги он попал в привычный мир. Тут были землянки, траншеи. Людей в гражданском платье почти не попадалось, везде солдаты. И Мишка обрадованно вступил в этот привычный мир, его ноздри жадно ловили запахи, прилетавшие с ночным ветерком. Запахи вели его, он не зря доверился им. Что-то едва различимое поначалу, но близкое и ни с чем не сравнимое возникло среди запахов, доносимых ветром. Оно постепенно крепло, заставляя Мишкино сердце трепетать. Он уловил далекий запах собак и шел уже на него, никуда не сворачивая и не сбиваясь.

Теперь Мишка знал точно, что собаки близко, не одна, а много собак. Он уже не шел, а бежал к ним, несся, насколько хватало сил.

Наконец он их увидел — они лежали за разбитым домом на привязи, спали, но он быстро всех перебудил своим визгом и лаем. Радость переполняла его, заставляла прыгать и вертеться. Собаки тоже повскакали и отчаянно залаяли все вместе. Из землянок выбегали солдаты, прикрикивали на животных, стараясь успокоить их. Они заметили Мишку. Пес был незнакомый, но эти солдаты-минеры знали и любили собак. Они не прогнали пришельца. Кто-то подманил его куском сухаря и взял на сворку.

— Сидеть!

— Лежать!

— Голос!

Мишка охотно выполнял команды и поглядывал на солдата, ожидая поощрения. Голодная слюна текла по его морде.

— Собака-то служебная, — сказал солдат. — Может, из нашего батальона? Ты из какой роты сбежал? — спросил он Мишку. — Сбежал ведь, чего виляешь хвостом? Ладно, узнаем. Поди, ищут тебя.

Утром о приблудной собаке сообщили в штаб, а через час примчалась Глазунова.

— Мишка, смертник мой ненаглядный, — говорила она, — нашелся все-таки, а я уж надежду потеряла. Отощал как, совсем мог погибнуть. На, возьми хлебца…

Больше Мишка не убегал. Постепенно он привык и к близким разрывам, стал настоящим фронтовиком. Когда подрывали мины или падал снаряд, он вздрагивал, прижимался к хозяйке, но стоял на месте.

Шло время, и Мишка взрослел. Он раздался в кости, потяжелел, но остался по-щенячьи веселым, даже дурашливым. Ему многое прощалось, потому что он обладал редкостным нюхом, на его счету были уже тысячи разысканных в самых трудных условиях мин, снарядов, ручных гранат. Он отлично работал потом на реке Воронке в Долине смерти, как саперы прозвали проклятое место, где мины стояли так густо, что даже птицы не могли безнаказанно клевать свою добычу. Там Мишка, сам не понимая того, помог Вале Глазуновой пережить свалившееся на нее горе. А на аэродроме в Тарту он унюхал бомбы, зарытые немцами на глубине двух метров.

Теперь уже никто не попрекал его происхождением. Когда Вале одной из первых среди девушек батальона вручили значок «Отличный минер», она, придя в вольер, звонко чмокнула Мишку в холодный черный нос и сказала ему тихонько в ухо: «Понимаешь, наградили нас. Мы ведь оба этот значок зарабатывали, вместе. Соображаешь, дурачок?» Мишка не все сообразил, но он чувствовал настроение хозяйки и, обрадовавшись, быстро облизал ее лицо своим горячим языком.

Потом уж Мишка-Смертник стал даже проверять работу саперов. Это было в 1944 году, когда врага отбросили далеко от Ленинграда на всех направлениях и разминирование приобрело широкий размах. Им занимались разные части, а минеров с собаками все чаще посылали на контроль. Батальон миннорозыскной службы славился тщательностью работы, ему поручали осмотр уже разминированных полей — не оставлено ли там что-нибудь? Не раз оказывалось, что оставлено, и порой немало. Мишка во время таких проверок был особенно хорош, издалека чувствовал мины и усаживался возле них с важным видом, приглашая Глазунову быстрее подойти к нему.

Как-то девичья команда приехала проверять участок бывшего переднего края. Работа там считалась законченной, но участок был трудный, зарос ивняком, сквозь который порой приходилось продираться с риском порвать одежду. А рядом был низкий зеленый луг. Армейские минеры, уже проверявшие его, сообщили, что луг не заминирован. На нем разрешили пасти скот. Там медленно ходили большие черно-белые коровы.

Во время перерыва девушки вышли на лужок, улеглись под кустом. Неторопливо разговаривали или дремали. Собак спустили с поводков. Вдруг кто-то окликнул Валю Глазунову:

— Твой Мишка, гляди, уселся как. Привык на минных полях, вот балда!

Валя взглянула. Мишка и правда сидел на лугу довольно далеко от них. Сидел, не двигаясь с места.

— Мишка! — закричала Валя. — Мишка, ко мне!

Это была команда, но Мишка не выполнил ее.