Бригады призраков - Джон Скальци

Дирак задумался.

– Во время последней операции погиб очень близкий мне человек. И дочь Бутэна также погибла.

Джаред не стал рассказывать Кайнену про убийство Вийут Сер и про свой нервный срыв, когда он стоял, сжимая в руке нож.

Кайнен кивнул, демонстрируя, что ознакомился не только с человеческой речью, но и с языком жестов.

– Вполне возможно, это и явилось толчком.

– В таком случае, почему воспоминания не всплыли прямо тогда? – спросил Джаред. – Это произошло позже, когда я, вернувшись на станцию "Феникс", ел мармеладные орешки.

– "Воспоминания о прошедшем", – заметил Уилсон.

Дирак вопросительно посмотрел на него:

– Что?

– На самом деле гораздо более точным переводом оригинального названия является "В поисках утраченного времени", – объяснил Уилсон. – Это роман Марселя Пруста. Книга начинается с того, что главного героя захлестывает поток детских воспоминаний, вызванный тем, что он съел печенье, макнув его в чай. У людей чувства и воспоминания тесно связаны между собой. Вполне вероятно, вкус мармеладных орешков пробудил эти воспоминания, особенно если орешки имели какое-то особое значение.

– Помню, я сказал, что Зоя их очень любила, – вспомнил Джаред. – Дочь Бутэна. Ее звали Зоя.

– Судя по всему, этого оказалось достаточно, – согласился Кайнен.

– Может быть, тебе нужно еще поесть орешков, – пошутил Уилсон.

– Я уже ел, – совершенно серьезно признался Джаред.

Он действительно попросил полковника Роббинса принести ему пакетик с черными орешками: после того как его вырвало на глазах у продавщицы, Джаред стеснялся просить их сам. Затем он целый час сидел в своей новой комнате и сосредоточенно поедал сласти.

– И? – спросил Уилсон.

Джаред лишь молча покачал головой.

– Дирак, разреши кое-что тебе показать.

Кайнен нажал на клавишу. На трехмерном экране у него на столе появились три объемных изображения. Кайнен указал на одно из них:

– Вот это отображение сознания Чарльза Бутэна, копия которого благодаря его научному гению хранится в файле. Далее идет отображение твоего собственного сознания, снятое во время обучения.

Увидев удивление Джареда, Кайнен добавил:

– Да-да, за тобой пристально наблюдали. С самого рождения ты был научным экспериментом. Однако это лишь отображение. В отличие от сознания Бутэна твое в файле не хранится.

– А третий образ – это твое сознание в настоящий момент. Мы не умеем читать эти отображения, но даже невооруженным взглядом видно, что последнее существенно отличается от двух предыдущих. На наш взгляд, твой головной мозг впервые попытался соединить загруженное извне сознание Бутэна с твоим собственным. Вчерашнее событие изменило тебя, возможно, бесповоротно. Ты сам ничего не чувствуешь?

Джаред задумался.

– Я не ощущаю никакой разницы, – наконец сказал он. – Да, у меня действительно появились новые воспоминания, но, по-моему, я продолжаю вести себя так же, как и прежде.

– Если не считать того, что ты принялся дубасить генералов, – напомнил Уилсон.

– Это произошло совершенно случайно, – сказал Джаред.

– Нет, не случайно! – внезапно возбудился Кайнен. – Именно это я и пытаюсь тебе объяснить, Дирак. Ты родился одним человеком. Затем стал другим. А теперь ты становишься третьим – сочетанием первых двух. Если мы будем продолжать, если нам повезет, в тебе будет проступать все больше и больше от Бутэна. Ты изменишься. Изменишься как личность, возможно, кардинальным образом. И тот, кем ты станешь, будет отличаться от того, кем ты являешься сейчас. Я хочу убедиться, что ты отдаешь себе в этом отчет, так как мне нужно, чтобы ты сам сделал выбор: согласен ли ты на эти перемены.

– Сделал выбор? – переспросил Джаред.

– Да, Дирак, сделал выбор, – подтвердил Кайнен. – Этого тебе еще не приходилось делать.

Он кивнул на Уилсона:

– Вот лейтенант Уилсон сам выбрал свой жизненный путь – он по собственному желанию пошел служить в Силы самообороны колоний. Но у тебя и твоих собратьев по Специальным силам свободы выбора не было. Дирак, отдаешь ли ты себе отчет, что солдаты Специальных сил, по сути дела, являются рабами? От вас не зависит, идти ли вам в бой. Вы не имеете права отказаться. Вам даже не позволяется знать, что есть возможность отказаться.

От этих рассуждений Джареду стало неуютно.

– Мы смотрим на это иначе. Мы гордимся тем, что служим человечеству.

– Ну разумеется, не сомневаюсь в этом, – заметил Кайнен. – Так вас запрограммировали при рождении, когда ваш головной мозг еще девственно чист, и думает за вас МозгоДруг, выбирая одни решения, а не другие. И к тому времени, как ваш мозг обретает способность мыслить самостоятельно, для него уже проложена дорожка, с которой не свернуть. Так что ни о какой свободе выбора говорить не приходится.

– Мне постоянно приходилось делать выбор, – возразил Джаред.

– Да, в мелочах, – поправил его Кайнен. – На протяжении всей твоей недолгой жизни, рядовой Дирак, решения за тебя принимали другие. Кому-то потребовалось произвести тебя на свет – и ты не отличался от всех других. Затем кому-то вздумалось записать в твой головной мозг чужое сознание. Потом из тебя решили сделать воина. За тебя принимали решения, в каких боях тебе участвовать. И, наконец, когда кому-то это понадобилось, тебя передали нам. И кто-то посторонний может решить расколоть твою голову словно яйцо, чтобы дать сознанию Бутэна возможность захватить тебя. Но я сделал свой выбор: я даю тебе возможность самому определить свою судьбу.

– Почему?

– Потому что это в моих силах, – ответил Кайнен, – и потому что ты должен наконец сделать выбор сам. Судя по всему, никто, кроме меня, тебе этого не позволит. Но это твоя жизнь, Дирак. Если ты согласишься идти дальше, мы предложим тебе то, что, на наш взгляд, сможет открыть доступ к воспоминаниям и личности Бутэна.

– А если я не соглашусь? Что будет тогда?

– Тогда мы скажем руководству отдела военных исследований, что отказываемся тебя неволить, – ответил Уилсон.

– Ну и что? Можно ведь будет найти кого-нибудь другого, – заметил Джаред.

– И можно не сомневаться, кого-нибудь непременно найдут, – согласился Кайнен. – Однако ты сделаешь свой выбор, а мы – свой.

Джаред осознал, что Кайнен прав: на протяжении всей его жизни решения по основным вопросам принимали другие. Его свобода выбора сводилась лишь к несущественным мелочам и боевым ситуациям, когда отсутствие какого бы то ни было решения означало неминуемую смерть. Сам Джаред никогда не считал себя рабом, однако он вынужден был признать, что просто не представлял свою жизнь вне Специальных сил. Габриэль Браге говорил, что, отслужив десять лет, можно будет уйти из армии и стать колонистом, и никому даже в голову не пришло спросить, почему они должны служить эти десять лет. Все обучение Специальных сил было направлено на то, чтобы подчинять личный выбор нуждам отделения и взвода; даже интеграция, несомненно, величайшее достижение, размывало индивидуальность в пользу коллективизма.

При мысли об интеграции Джаред ощутил острый укол одиночества. Как только был получен приказ о переводе, интеграция со 2-м взводом была тотчас же отключена. Постоянный фоновый шум мыслей и чувств боевых товарищей сменился гулкой пустотой. Если бы у Джареда не было возможности обращаться к хоть и скудному, но собственному опыту, он сошел бы с ума, лишившись возможности ощущать свой взвод. И все равно, весь первый день Джаред провел в глубокой депрессии. Это было сравнимо с ампутацией, кровавой и безжалостной, перенести которую позволяло лишь сознание, что все это временное.

Джаред с нарастающим чувством беспокойства осознавал, какая значительная часть его жизни прошла под диктовку, приказы, распоряжения и требования. Он поймал себя на том, насколько не готов сделать выбор, предложенный Кайненом. Первым его стремлением было сказать: "Да, я готов продолжать, я готов узнать больше о Чарльзе Бутэне, человеке, которым я должен был стать, и в какой-то степени превратиться в него". Однако Джаред не мог сказать, действительно ли сам хочет этого или просто готов выполнить то, что от него ждут другие. Вдруг его захлестнуло чувство обиды – не на Союз колоний и не на Специальные силы, а на Кайнена – за то, что тот поставил его перед необходимостью определиться и сделать выбор.

– А как бы поступили на моем месте вы? – наконец спросил он Кайнена.

– Я – это не ты, – только и ответил тот.

От Уилсона ждать помощи также было нечего. Оба занялись своей работой, оставив Джареда размышлять, глядя на три отображения сознания, каждое из которых в той или иной степени принадлежало ему.

– Я сделал выбор, – наконец сказал Джаред, когда прошло уже больше двух часов. – Я хочу продолжать.

– Ты можешь объяснить, почему ты так решил? – спросил Кайнен.

– Потому что я хочу лучше разобраться во всем этом.