Пять рассерженных жён - Людмила Милевская

— Если уж берёшься цитировать Тамарку, — грубо оборвала его я, — так делай это хотя бы правильно. Она говорит, что я невозможная.

— Ты и несносная, и невозможная, — разозлился Евгений, — но через несколько дней приезжает Санька, а я обещал ему шведскую стенку. Я не могу его обмануть, у него и без того горе.

Мне стало дурно.

— Боже, что за горе? — страшно испугавшись, закричала я.

— А разве иметь такую беспутную мать, это не горе? Я с ужасом думаю, что с этим мальчиком будет, если я от тебя уйду.

— А ты разве ещё не ушёл? — заволновалась я.

Евгений вдруг сделался чрезвычайно рассудителен и заговорил буквально по-мужски.

— Понимаю, что ты мечтаешь отделаться от меня, — спокойно сказал он, — но не выйдет. Я не брошу пацана на произвол судьбы. Оставить его с тобой, это то же, что отдать ребёнка на воспитание шайке шимпанзе. Завтра ты вляпаешься в новую историю, а потом в другую и так до бесконечности, а воспитание вещь тонкая и требует каждодневного вложения себя в другого человека.

Я пришла в восхищение.

— Что ты сказал? Повтори. Только медленно, и, желательно, по слогам.

Рассудительность мигом покинула Евгения, и он закричал:

— Иди ты к черту! Ты когда-нибудь будешь серьёзной?

— Более чем сейчас — никогда, — заверила я. — Ты сам не понял, что сказал. Это же вещь! Это уже, как говорят итальянцы, мотто — остроумное изречение. Понимаешь? А ведь до общения со мной ты был, прости, примитивен. До общения со мной тебе и в голову не пришло бы сказать такое.

— Да что я сказал-то? — уже заинтересовался Евгений.

— Ты сказал, что воспитание — это каждодневное вкладывание себя в другого человека.

— Хм, — почему-то смутился Евгений. — Это я такое сказал? Звучит двусмысленно. Действительно, до общения с тобой мне и в голову не пришла бы такая пошлость. Таким воспитанием все мужики занимаются и с жёнами и с другими бабами, я только думал, что это называется по-другому.

Может он изрёк что-то слишком тонкое, но я не поняла и постеснялась спрашивать, дабы не прослыть бестолковой. Вместо этого я сказала:

— Если ты собираешься приехать, то знай: я делаю в квартире уборку.

— Это зря, — не одобрил Евгений, — еду же делать Саньке шведскую стенку, а следовательно собираюсь пилить и строгать.

Не могу сказать, что это меня огорчило. Я охотно рассталась с тряпкой и ведром и тут же позвонила Полине. Я, конечно, дала себе клятву не лезть в их дела, но надо же было узнать живы ли они.

— Я жива, — сообщила Полина, — но лишь потому, что дома сижу.

— Сиди и дальше, — посоветовала я.

— Но мне надоело, — посетовала Полина. — Ты будешь меры принимать или не будешь?

«Ага, все же нуждаются во мне,» — удовлетворённо подумала я и успокоила Полину:

— Буду-буду.

— Тогда скорей принимай.

В уже приподнятом настроении я позвонила Татьяне.

— Ты ещё не наехала на грузовик? — спросила я.

— Я пугаюсь даже детских машинок, — горестно пожаловалась она. — Где же твои хвалёные способности? Скоро ты найдёшь убийцу? Долго ещё мне дома сидеть? Даже за хлебом соседку посылаю.

Я сжалилась:

— Скоро найду.

Затем я позвонила Изабелле.

— Слава богу, объявилась, — обрадовалась она. — Мы уже разыскивать тебя собрались.

— А что меня разыскивать? Я дома сижу.

— Вот именно, дома сидишь. Я дома, ты дома, а кто убийцу искать будет? Ищи давай.

«Боже, какое мне доверие, — обрадовалась я. — Может не права я была? Может погорячилась?»

Для большей ясности, я позвонила Тамарке, хотя известно же, что это дело пустое.

Вопреки ожиданиям, ответил-таки один телефон, но это была секретарша, которая один черт никогда меня с Тамаркой не соединяла, каждый раз противно пища: «У неё совещание.»

Я уже приготовилась, как обычно, услышать этот противный писк, но секретарша репертуар неожиданно поменяла.

— Софья Адамовна, — как желанной гостье приветливо воскликнула мне она. — Вас ждут, соединяю.

«Вот это да!» — только и восхитилась я. На дальнейшие переживания мне времени не дали. Секретарша действительно меня соединила.

— Мама, ты невозможная! — сходу возмутилась Тамарка. — Ну куда ты пропала? То путаешься под ногами, а то вдруг возьмёшь и пропадёшь!

— Что ты мелешь? — обиделась я. — Кто у тебя под ногами путается? Ты забыла? Я выше тебя на десять сантиметров!

— Мама, не сердись, — пошла на мир Тамарка. — Я всего лишь соскучилась и даже начала волноваться, куда ты пропала.

— Не верю. Если ты так волновалась, то могла бы мне позвонить.

— Мама, ты едва не довела меня до этого. Я сказала этим дурочкам — имею ввиду Изабеллу и Полину — сказала им: «Завтра не позвонит, буду звонить сама.» А ты позвонила сегодня.

— Жаль, что не знала о твоих намерениях, — посетовала я. — Ты сделала коту прививку?

— Мама, перестань! Ты же знаешь — мне некогда.

Я возмутилась:

— Так о чем мы тогда разговариваем?

— Кстати, как твои фингалы? — мгновенно сменила тему Тамарка.

Ну совсем напрягаться не любит, только и говори с ней о приятном.

— За мои фингалы не волнуйся, — сказала я, — их почти уже нет. И Женька ко мне возвращается. Так что у меня все в порядке.

— Твой Женька от тебя уходил? — не скрывая восторга, воскликнула Тамарка. — Какой он молодец! Нет, Мама, он настоящий молодец!

Я была сражена таким неправильным к себе отношением.

— Ты что, — завопила я, — для этого меня услышать и хотела? Что бы тут же мне гадостей наговорить?

— Ну что ты, Мама, — обиделась Тамарка, — просто у меня на носу собрание акционеров, ах, как невовремя, Мама, ты огрела меня доской. Голова так трещит, что я скоро наркоманкой стану.

— Этого ещё не хватало! — ужаснулась я. — Все же правильно говорила твоя тётя Фрося — ненадёжный ты ребёнок. От панели тебя кое-как спасли, так теперь улица засасывает…

— Мама перестань! — завизжала Тамарка. — Сама же огрела меня доской, сама же и издевается.

— Не нанимать же для этого прислугу, — хладнокровно заметила я. — Это ты без прислуги уже и шагу ступить не можешь. И результат не заставил себя ждать: кота уже заразили, не буду говорить чем, раз ты этого не терпишь.

Тамарка поняла, что визгом меня не проймёшь, и сменила тактику.

— Мама, у меня страшно болит голова, — пожаловалась она, пытаясь вызвать к себе сострадание. — Я уже не могу глотать эти таблетки, от них только торчишь, а голова не проходит, а тут ещё ты со своими фантазиями. Зачем ты застращала моих акционеров? Нам нужно готовиться, кое-что обсудить, а эти дурочки — имею ввиду Польку и Белку — ни за что из дома не хотят выходить. Говорят, что ты им не разрешила.

— И теперь ты хочешь, чтобы я позвонила им и сказала: разрешаю. Я угадала?

Тамарка замялась:

— Ну-уу, Мама, где-то как-то примерно так…

— А пошла ты… Я думала ты подруга, а ты все на выгоду только переводишь.

— Мама, Мама, — замямлила Тамарка, но я возмущённо бросила трубку.

— С кем ты опять воюешь? — раздалось у меня за спиной.

От неожиданности я взвизгнула и отскочила. Это был Евгений. Я так увлеклась разговором с Тамаркой, что не заметила как он пришёл.

— Похудела, пожелтела, — внимательно в меня всматриваясь, с нежностью сказал он.

Внезапно я поняла, что очень его люблю, что он так мне дорог, как и передать не могу, но разве можно в этом мужчинам признаваться? Они тут же все усвоят и будут пользоваться себе во благо, а мне во вред.

— И ничего не пожелтела, — потупившись и изображая из себя маленькую девочки, буркнула я. — Это синяки сходят, которые я получила благодаря тебе.

— Слава богу, ты не изменилась, — сказал Евгений, целуя меня в синяки.

— Сама этому рада, — согласилась я.

Он обняла меня и сказал:

— Пошли на кухню, кормить буду.

Лишь после этих слов я заметила в его руке увесистый кулёк.

Вот это мужик! Накупил продуктов, как баба Рая говорит, гостинцев и пришёл мириться. Не то, что другие — идут, понимаешь ли, мириться с цветочками.

— Чем ты занималась все это время? — с любовью глядя, как я поглощаю мороженое со взбитыми сливками, спросил он.

— Дома сидела, книжки читала, — ответила я.

— Интересные?

— Свои.

— Приятно, что ты сидишь дома хотя бы в моё отсутствие, — обиженно сказал Евгений. — Лишь непонятно, почему тебя пулей выносит отсюда, как только появляется в доме муж. Это наводит на грустные размышления.

«Как нехорошо, — расстроилась я. — Он прав. Как только он приходит, я сразу же исчезаю. И ничего поделать нельзя, всегда появляются дела, не терпящие отлагательств. А тут, как назло, Белка с Полькой взмолились. Не могу же я дома сидеть, когда надо ловить убийцу.»

— Женечка, ты только не сердись, — осторожно начала я, — но тут произошли некоторые события.

— Какие события? — насторожился он.

— Короче, мне надо срочно уйти, — прямо сказала я, чтобы не тянуть резину.

Евгений повёл себя очень странно. Он и не собирался ругаться, как я предполагала. Он пригорюнился и говорит: