Степь - Оксана Васякина

От его слов мне стало горько. Горечь разлилась по рукам, ногам, груди. Его слова одновременно разоблачили меня и принесли отчаянную радость.

Я приехала в Крым, чтобы увидеть мать. Она не поехала попрощаться с отцом. Когда я спросила ее почему, она брезгливо ответила, что не хотела видеть бабку. Больше я не пыталась с ней говорить об этом. По ночам мы лежали в маленькой комнате на застеленной периной кровати и тихо переговаривались о проведенном дне. Потом она засыпала, а я лежала в темноте, глядя на холодное свечение выбеленного потолка и то, как под потоками воздуха шевелится тонкий настенный ковер с двумя гордыми оленями. В день, когда я приехала, Миннегель-апа достала несколько бутылок вина, приготовила кашу и майонезный салат. Опьянев и наевшись, все разбрелись по комнатам, и только мы с матерью не могли уснуть. Мы с упоением курили в черной тени старого ореха и говорили. Воздух пах остывшей листвой. Одной сигареты не хватило, и каждая из нас взяла по новой. Оранжевый уголек ее тонкой сигареты то вспыхивал, то становился тусклым. Мы бросали окурки в склянку с водой. Эту склянку матери дала Миннегель-апа, которая вообще-то не любила курящих женщин, но мать с капризной интонацией напомнила тетке, что ей уже сорок четыре года. Я весь день ждала этого момента и теперь сказала матери, что менингит отца был симптомом СПИДа. Я сказала ей, что меня беспокоит ее ВИЧ-статус, и спросила, предохранялись ли они, когда жили вместе. Мать с шумом выпустила дым – она курила приторный Glamour – и ответила, что отец сам настаивал на презервативах. Еще до его смерти, сказала она, я пошла в женскую консультацию с молочницей, и там назначили все анализы, ВИЧ пришел отрицательный. Мать была спокойна, и меня удивляло холодное превосходство, с которым она говорила об отце. Она не могла разделить со мной моего беспокойства и смятения. Тогда я посчитала ее безразличие предательством.

18

Следствие всего этого – заброшенность.

Сьюзен Зонтаг

Когда твой отец умирает от СПИДа, это не то же самое, что сердечная недостаточность или инсульт. Одно только слово СПИД вызывает мутный стыд. Я видела отца за год до смерти: его лицо было наполовину мертво, а одну ногу он подволакивал при ходьбе. На фотографии к обновленным правам он был похож на серого старика: желтые, цвета речного ила глаза застыли, и на них отразился блик от вспышки. Илона, чтобы скрыть тайну смерти, забыла о его измене и взяла под контроль все документы и похороны. Справки о его статусе она спрятала. Я приехала в Астрахань в недоумении: отец звонил мне за три дня до смерти и хвастался тем, что научил медсестер по три раза на дню протирать подоконники. Он называл их лентяйками и, как сам выразился, устроил им муштру.

За две недели до смерти его госпитализировали с острой головной болью. Он ехал пустой из Астрахани на Волгоград, но еще с утра почувствовал, что с головой у него что-то не то, и выпил парацетамол. На середине пути боль стала настолько сильной, что он еле доехал до ближайшего отеля и оттуда позвонил Федору. Повезло, что Федор был в Астрахани, собрал других мужиков, они приехали за ним на легковой машине, положили на заднее сиденье и повезли обратно в Астрахань. Фуру они отогнали на следующий день. В больнице на обезболивающих отец быстро пришел в себя и не понимал, почему его не отпускают домой. Но больше всего его возмущало состояние палаты, в которую его положили: он лежал в самом запущенном крыле инфекционного отделения с другими ВИЧ-положительными мужчинами и каждый день видел, как их, одного за другим, вывозили в черных пакетах.

Первое обострение случилось с ним за год до смерти, но он, конечно, не придал этому значения. Зная своего отца, могу с уверенностью сказать, что он нигде не стоял на учете, тем более в местном СПИД-центре. Он был в курсе своего статуса и относился к нему как к чему-то фатальному. ВИЧ представлялся отцу как заурядная болячка, от которой он был обязан умереть. Но когда это произойдет, он не знал, и поэтому его время становилось временем повторяющихся предсмертных мгновений. Однажды эти мгновения должны были закончиться, и он принимал этот факт угрюмо и с тоской.

Я узнала о том, что причиной смерти был СПИД, случайно. Мы говорили с Илоной, и я намекнула на то, что намерена выяснить, от чего умер отец. Менингит, как я знала, лечится. Странно то, что от него умер взрослый мужчина. Илона резко побледнела и, взяв меня за рукав, потянула в спальню, где быстрым шепотом рассказала мне о том, что случилось. Она смотрела на меня в упор своими раскосыми глазами и практически не моргала, свет в комнате был синий, как ночью в степи. Глаза Илоны, казалось, стали в этом свете перламутровыми. Она боялась. Боялась глупых пересудов, боялась, что погибнет. Ей было невыносимо стыдно. Уязвимость, свидетельницей которой я стала, была уязвимостью ни в чем не виноватой женщины, которая не знала, что она не виновата. Я молча выслушала ее, но мне было тяжело быть рядом с ней. С истерического шепота она перешла на заискивающее лепетание. Извиняясь, она говорила мне о том, что хорошо кормила отца и давала ему витамины. Помнишь, говорила она, я всегда давала ему витаминки. Помню, ответила я, желая ее успокоить, я не хотела чувствовать, что она в чем-то виновата передо мной. Да она и не была ни в чем виновата. Она кормила отца витаминами, но витамины бы не помогли. Отец вел разрушительный образ жизни: бесконечно ехал, плохо спал, курил по две пачки крепких сигарет в день и раз в две недели напивался до беспамятства. Несколько раз я видела, как он курил траву в перерывах между рейсами или на долгой погрузке.

Я попросила Илону уйти и осталась одна в синей комнате без света. Сев на край большой кровати, купленной когда-то отцом, я тут же вспомнила, как во время двухнедельного простоя отца принесли дальнобойщики. Он не спал, но и не был в сознании, он был в том самом состоянии, которое Илона называла «бурчанием». Мужики вчетвером подняли его на шестой этаж по лестнице, a за его телом тянулась пунктирная линия из капель густой крови. По словам мужиков, он встал, чтобы подойти к машине, и тут же упал лицом вниз на бетонный бордюр. Отца положили на диван, лицо и вся его одежда были залиты кровью. Запахло спиртом: Илона подскочила к