Дорогой длинною - Анастасия Дробина

Чем я провинился перед тобой?

– Сергей Александрович, не мучьте меня… - Настя закрыла лицо руками. – Я уже сама ничего не знаю! Знаю только, что дура набитая и ноги вашей не стою! Раньше надо было, а я…

– Подожди… Но как же… Ты хочешь сказать, что Яков Васильевич… Он принуждал тебя?!

– Нет, нет… Я сама хотела, правда, сама… - Настя заплакала. - Одному поверьте - я вас не обманывала! Я видела, вы человек добрый, любите меня, знаю… Думала, что, как вы, меня никто не полюбит, нельзя такими божьими дарами бросаться… Да кто бы другой из господ цыганку замуж взял?.. Но не могу я теперь, видит бог, не могу! Не надо свадьбы, и денег, и ничего не надо!

– Ты не любишь меня? - тихо спросил князь.

Настя молча, отчаянно помотала головой.

Сбежнев встал, подошёл к окну. Настя, отняв руки от лица, испуганно следила за ним. Кот вскочил на печь, завозился там, устраиваясь потеплее.

За окном пошёл снег, и в комнате потемнело.

Сбежнев быстрыми шагами вернулся к дивану. Снова опустился на колени, взял Настю за обе руки.

– Настя… Голубчик. Не сердись, постарайся выслушать меня спокойно.

Я старше тебя. Смею думать, опытнее. Я немного знаю эту жизнь и…

и, вероятно, понимаю тебя. Ты очень молода, ты боишься замужества, это всё - простые девичьи страхи перед венцом. Поверь мне, всё будет хорошо. Может быть, ты не хочешь уезжать от цыган? Не хочешь расставаться с отцом, семьёй? Но, дружок, мы можем остаться в Москве, я думаю, средств хватит, хотя… нет, что я говорю, конечно, это возможно! Ты даже сможешь петь, как прежде, в хоре, и…

– Не годится это, Сергей Александрович, - Настя попыталась высвободить руки. - Вы - князь, вас вся Москва знает, вы в большие дома вхожи, а жена… в ресторане поёт? Вы себе пассаж сделаете…

– Мне это безразлично! - вспыхнул князь. - Настя, поверь, мнение света меня ничуть не волнует. Я хочу лишь, чтобы ты была счастлива. И разумеется, со мной.

– Не с вами, Сергей Александрович, - тихо, твёрдо сказала Настя. - Не с вами. Я… я уже обещала. Слово дала.

– Дала слово? - медленно переспросил Сбежнев. - Но… когда же? Кому?

– Вы его знаете. Цыган, из наших. Смоляков Илья.

– Чёрт побери… - растерянно выговорил князь. Провёл рукой по лицу, нахмурился. Настя с тревогой следила за ним.

Неожиданно Сбежнев рассмеялся:

– О да… Можно было предположить… Толчанинов, старый циник, снова оказался прав. Кровь! Проклятая цыганская кровь взяла своё. Настя, но…

но подумай, девочка! Подумай, на что ты решаешься! Из-за глупой влюблённости ты можешь сломать себе жизнь! Я знаю Илью, он, кажется, неплохой парень, но… но цыган… Таборный цыган!

– И я цыганка, Сергей Александрович, - сдавленно сказала Настя. – Забыли вы?

– Но почему ты в нём так уверена? Да любит ли он тебя хотя бы?! – взорвался наконец князь, и Настя облегчённо вздохнула. Слабо улыбнулась.

– Да ведь я его люблю, Сергей Александрович.

– Нет, это уже не лезет ни в какие ворота… - пробормотал князь, отворачиваясь. - Ну, а… Яков Васильевич знает?

– Что вы… Отец своё слово помнит, он вам обещал… - Лицо Насти вдруг потемнело, она закусила губу. - Сергей Александрович, я ведь с вами жить теперь ни за что не стану! Моё слово крепкое, завтра меня и в Москве не будет! Я… я… я же проститься пришла. Не могла я от вас вот так… Я ведь лучше вас человека не знаю.

– Настя, но… - голос князя вдруг сорвался. - Но как же так… Ты уезжаешь? Уже завтра? И я не увижу тебя больше?

– Так уж вышло.

– Но… почему бы вам не остаться, в конце концов? Бог с вами, женитесь и оставайтесь в хоре, вас знает вся Москва! Зачем куда-то бежать?

– Не куда-то, Сергей Александрович… - глухо сказала Настя. - Илья меня к своим увезёт, а весной - в кочевье… Он же таборный, здесь, в городе, еле держится, и то из-за сестры. Я уж какой месяц смотрю, вижу… Митро каждый день бурчит, что по весне они с Варькой непременно сорвутся.

Говорит, что, как только снег сойдёт, так таборные уж над собой и не вольны, никакими цепями не удержишь…

– Но он мог бы остаться ради тебя! Коль уж он так влюблён!

– Разумеется, мог бы… Он и обещал. - Настя слабо улыбнулась. - Только я-то разве смогу так? Изо дня в день глядеть, как он… как в кандалах… да ещё песенки в ресторане петь? Нет, Сергей Александрович, что же это за жизнь у нас тогда будет… Мне - забава, ему - каторга?..

– Господи, какая нелепость… - процедил сквозь зубы Сбежнев. - Варварство… Ехать бродяжить по дорогам… ради чего?! Настя! Подумай, девочка, на что ты себя обрекаешь! Право, ты не можешь даже представить, что тебя ждёт!

– Простите, Сергей Александрович. - шёпотом сказала Настя, и Сбежнев оборвался на полуслове. - Видит бог, я не знала, что так обернется. Прощайте.

Она встала. Платок с золотом соскользнул на пол, два кольца с тихим звоном покатились под диван. Настя, опустившись на колени, аккуратно собрала всё, сложила обратно в платочек.

– Вот… возьмите. Здесь всё дорогое, хорошее. Пригодится, когда жениться соберётесь, пошли вам бог барышню добрую.

– Настенька… - мягко сказал Сбежнев. - Голубчик мой черноглазый, не надо так. Я дарил от сердца, оставь себе.

– Не могу, Сергей Александрович.

– Прошу тебя.

– Нет. - Настя положила платок на край стола.

Сбежнев, подойдя, провёл ладонью по пригоршне колец и серёг.

Вытянул длинную жемчужную нить.

– Прими хотя бы это. На память.

– Жемчуг - к слезам, Сергей Александрович, - горько сказала Настя, но не отстранилась, когда Сбежнев бережно застегнул ожерелье на её шее.

Руки князя задержались на Настиных плечах. Она подняла голову.

– Сергей Александрович…

– Настенька… - князь вдруг обнял её, прижал к себе, она уткнулась лицом в бархат его домашней куртки. - Прошу тебя об одном. Может случиться всякое… Может быть, ты поймёшь, что ошиблась, может быть, тебе понадобится любая помощь, совет, деньги - всё что угодно… Прошу - сразу же извести меня. Напиши, пошли человека… Всегда, в любое время, что бы ни случилось - я твой.

– Сергей Александрович! - Настя вдруг зарыдала: тяжело, глухо. - Да что же я… Что ж я, дура… Простите меня, дорогой вы мой, изумрудный, алмазный, простите… Пошутила я, клянусь… Ничего не надо, за вас я выйду, приезжайте завтра к нам, с отцом говорите и берите меня поскорее…

Вы ведь, господь сохрани, застрелитесь ещё! Что я тогда делать буду, а?

– Настенька… - Сбежнев достал платок, бережно вытер её лицо, глаза, дрожащие пальцы. Улыбнулся. - Не плачь. И не беспокойся за меня.

Стреляться я не стану.

– Правда? - всхлипывая, спросила Настя. - Забожитесь…

Сбежнев молча перекрестился. Настя поймала его руку, прижалась к ней мокрым от слёз лицом. Князь погладил её растрепавшиеся волосы.

– Я велю заложить сани. Уже поздно, ты не должна идти одна.

– Нет… Не губите меня. Я украдкой убежала, дай бог, ещё не хватились.

На Дмитровке извозчика возьму. - Настя выпустила руку князя, подняла голову. Мерцающая нитка жемчуга спускалась до её талии. Князь молча смотрел на неё. - Прощайте, Сергей Александрович. Когда-нибудь перетерпится - тогда простите меня.

– Мне не за что тебя прощать. Скажи этому фараонову сыну - пусть бережёт тебя.

Князь проводил её до передней. Сам, отстранив Арефьевну, помог Насте одеться, поцеловал её холодную руку. И открыл дверь.

На улице было уже темно. Настя пересекла двор, вышла за калитку.

Остановившись на тротуаре, достала из рукава платочек, поднесла его к лицу…

и, сдавленно охнув, уронила батистовый лоскут на снег. Перед ней стоял Илья.

– Что ты здесь делаешь? - испуганно спросила она.

Илья молчал. Свет фонаря упал на его лицо, и Настя, ахнув, отшатнулась. Илья схватил её за руку, резко дёрнул на себя:

– Думала, не узнаю?

– Ты с ума сошёл! - Настя вырвалась. - Что… что тебе в голову пришло?

– Зачем ты мне голову морочила? - он уже разглядел всё: и заплаканное лицо Насти, и растрёпанные, кое-как собранные в косу волосы, и незастёгнутый полушубок. Ах, дрянь… Какая же дрянь, боже великий… Он с силой сжал Настины плечи, встряхнул её:

– Ты была у него? Давно ты с ним? Отвечай! Может, он уже и жениться не хочет? - Илья, не помня себя, орал на весь переулок, редкие прохожие опасливо ускоряли шаг, но он не замечал этого.

– Илья! - Настя тоже повысила голос, сбросила его руки. - Постой, послушай меня! Я…

– Молчи! Что ты мне скажешь? Что ты там с ним два часа делала? И на кого ты похожа? Хоть бы косу заплела! За такое в таборе волосы режут, ты… – слово всё-таки вырвалось - грязное, злое.

Отпрянув, Настя закрыла лицо руками. Илья, сам испугавшись того, что сорвалось с языка, умолк. С минуту было тихо: слышалось лишь тяжёлое дыхание Ильи. Наконец Настя опустила руки. Илья увидел её застывшее лицо с зажмуренными глазами, влажные полоски слёз.